«...И заутра – радость»

Таня очень любила Рождество.

На самом деле она любила все праздники. Началась эта любовь когда-то со Святой Троицы, с напоенного ароматом трав полумрака старой церкви, где она впервые, просто зайдя «поставить свечку», поняла, что здесь сейчас вся земля, сотворенная Богом, славит Своего Творца. И цветы эти, и кот, устроившийся под лавкой и задремавший, и младенчик, сонно причмокивающий на руках молодой располневшей матери, – все это на ладонях Того, Кого она до сих пор не знала. Теперь и она – на Его ладонях. Потом были и Рождество Богородицы, икона доброй святой Анны с взрослой сосредоточенной Дочерью на руках, и строгие, но звонкие, как всё в дни ранней весны, дни Великого поста, и невероятная радость Пасхи, и когда-то вновь начинался богослужебный круг. Но Рождество Христово, яркое, нарядное и в то же время тихое, нежное, всегда оставалось особенным.

«Рождается наше спасение, рождаемся будто и мы заново, и снова дети, и будем как дети», – думала она в прошлое Рождество, выбегая из храма после службы на морозный воздух. В сугробах вдоль тропинок, поставленные в стаканчики, горели свечи, над головой пылали звезды, и она, как в детстве, проскакала на одной ножке вдоль центральной тропинки аж до чудесной озаренной изнутри светом пещерки – вертепа, напевая про себя рождественский тропарь. Краем глаза увидала, как неодобрительно кивают в ее сторону церковные тетушки с крыльца. Видать, не нравилось им, что Таня, взрослая, сыгравшая свадьбу как раз перед «филипповками», скачет как дитя. Тетушки были хорошие, но все-таки вредные. И Таня собрала всю силу воли, чтобы не показать им язык.

Теперь – теперь тоже близилось Рождество. Но жизнь Тани успела измениться.

Роды были тяжелыми. Таня сильно пострадала и никак не могла восстановиться, пострадал и долгожданный Мишутка. Был безутешен молодой отец, всегда такой сильный и неунывающий. Всё больше становилось заметным, что с младенцем многое происходит «не так», но Тане в поликлинике ее городка всегда говорили только одно: «Мамаша, вы слишком тревожная, обратитесь к психиатру».

Внезапно у малыша – как казалось Тане, но врач продолжала не замечать – начала непропорционально расти голова. Ему исполнилось семь месяцев, он начал пытаться сесть – но головушка перевешивала, и малыш с плачем падал обратно. Таня, твердо решив, что на этот раз сама пошлет всех к психиатру, в ближайшие дни одела ребенка и отправилась в поликлинику. Отсидев огромную очередь, они наконец вошли в кабинет, на этот раз принимала другая врач.

– Мамаша, вы ребенка загубили, – с места в карьер сообщила ей доктор. – Вы раньше не видели, что у ребенка водянка мозга? Чем болели? Наверное, неприличными болезнями? А теперь у ребенка мозг поражен, уродом будет!

– Но Анна Сергеевна говорила… – задохнулась Таня, которая никогда не болела ничем неприличнее насморка.

– Вот вам направление к неврологу, бегите скорее, если он еще не уехал, в следующий раз через месяц приедет к нам, – дала ей в руки бумажку доктор. – А он пусть направляет в областной центр на обследование!

* * *

Эту стену областной больницы Таня помнит. Выщерблено посередине, и батарея ржавая. Она стояла, прислонившись к этой батарее, баюкая и без того заснувшего сына, и держала заключение, написанное от руки, непонятным почерком, – о слово «гидроцефалия» Таня разобрала. Она стояла у этой стены, пока не пришел муж и не увел ее.

– Все записи теперь уже после праздников! – сообщили ей в регистратуре. – То есть как – какие? У нормальных людей вообще-то Новый год!

Новый год. У нормальных людей новый год, а она ненормальная, она забыла. Она забыла даже про Рождество. Только что помнила, а теперь забыла. Муж уже звонил своим поделиться бедой. «Свои» не преминули сказать, как они сожалеют, что он выбрал «не ту» жену, и она родила ему «неправильного» ребенка. Муж бросил трубку. Одно хорошо: теперь не надо никуда ехать в эти дни и никого собой развлекать, особенно тех, которые к тебе так относится. Да она бы и не смогла, нет никаких сил.

Шли праздники. Огоньки, салюты, за стеной у соседей залпы шампанского и музыка. Для нее это было просто ожидание. Нет, не Рождества. А – окончания праздников, когда они будут пытаться хоть как-то спасти ребенка. Ужасов о гидроцефалии она наслушалась за эти дни много. А вчера обнаружила у себя первые седые волосы. Она могла только прижимать к себе малыша, заботиться о нем. А еще – молиться. Сквозь слезы, не умея договорит слова молитвы. Она молилась все время, день и ночь. Иногда просто падала перед иконами на колени и плакала, плакала, без конца. Смотрела на иконы, на Матерь Божию, которая держит на руках Своего Сына. «Помоги!» – кричала она в своем сердце Богоматери. «Помоги!» – обращалась она к Младенцу на Её руках.

Шестого января, в сочельник Рождества, муж засобирался на праздничную службу. Тане он боялся даже предложить ехать, тем более что ездили они далеко, в храм своего духовника.

– Всё будет хорошо, – бодрил он жену. – Сегодня Рождество, и весь храм будет молиться, и о нас тоже. Господь не оставит ни нас, ни сыночка, вот увидишь.

Но Танины глаза застилало отчаяние. В какой-то момент муж даже отшатнулся от жены: ему показалось, что ее лицо внезапно почернело.

– Поезжай, а то опоздаешь, – монотонным голосом сказала она.

Дверь закрылась.

Таня вдруг услышала какое-то шевеление в детской кроватке и подбежала к ней.

Мишутка стоял на четвереньках. Впервые в жизни. И раскачивался, будто собирался ползти.

Таня вздохнула, взяла малыша на руки. Накормила и уложила спать. И сама забылась тяжелым сном в кресле рядом с ним. «Пресвятая Богородица, Сына сегодня рождающая, – помоги…» Вот и всё было ее «вечернее правило» в этот день.

Проснулась она от радостных звонков в дверь. Открыл глаза и загугукал Мишутка. На пороге стоял муж, с холода-с мороза: «С Рождеством, любимые мои!» Быстро переоделся, вымыл руки, подхватил и расцеловал смеющегося сынишку, бережно придерживая его головушку. Таня будто «заспала» беду и вспомнила о ней только сейчас, улыбка сошла с ее лица, она повернулась и пошла на кухню ставить чайник, и надолго застыла там у темного окна.

Вдруг, через какое-то время, муж подошел к ней и коснулся ее плеча. Выражение лица у него было то ли тревожным, то ли...

– Что? – закричала Таня. Страх будто бы жил и кричал уже помимо нее самой.

– Тань, ты только спокойно, сядь лучше. Да, вот так. Дело в том, что Мишутка – сел.

Таня со всех ног бросилась в комнату. Младенец сидел, и гулил, и тянул ручки к маме.

Отец подошел к нему и аккуратно уложил. Сын состроил недовольное лицо и сел заново. Головушку он держал прекрасно, будто никогда ничего плохого и не было. Отец еще раз уложил его. Он еще раз сел и засмеялся, игра начинала ему нравиться.

Что было потом, Таня точно не помнит. Помнит, что прыгала чуть ли не до потолка. Помнит, что кричала от счастья, и заливалась слезами, и благодарила Бога. Как она оказалась в другой комнате – не помнит, но туда за ней пришел муж и тихим голосом сказал:

– Тань… только б тебя инфаркт не ударил, а? Вообще-то сынулька еще и встал.

Таня вновь вбежала в комнату. Мишутка стоял, держась за перильца кроватки. Отец поднял его на руки, расцеловал и уложил. Ребенок тут же сел, взялся одной ручкой за перильца и встал. Таня подхватила его, прижала к себе. Малыш замахал ручками, коснулся лица матери и немного стер слезы, которые катились из ее глаз ручьем.

Христос раждается… славите…

* * *

– Отец, вот как ты в командировке – мы до тебя дозвониться не можем! День уже не звонил жене и сыну, бессовестный! Да шучу я, шучу, понимаю, что работы много. И очень ждем и любим. У нас тут просто происшествие. Пан спортсмен наш Михаил на тренировке ворота не заметил. Ну как не заметил, он же у нас мечтательный, вот и замечтался, и вошел головой в эту железяку. С разбегу. И упал. Сотрясение. Созвонилась с нашими ребятами в платной, чтоб сразу все полностью обследовать и по-настоящему. Здоров, говорят! Здоров, хоть в космос отправляй, но тренировку одну пока желательно пропустить. А вот, говорю, нам ставили гидроцефалию… Так они на меня глаза большие делают: мамаша, обратитесь с тревожностью к психиатру, парень здоров как бык. Ну, да, как видишь, с тех пор ни разу и не подтверждается! Нет, он уже хорошо себя чувствует, голова не болит, слежу, чтоб не прыгал. Но ты все равно помолись. Храм Рождества Христова, говоришь? Вот в него и сходи, помолись за всех нас. И мы за тебя молимся. И приезжай скорее.