Христианская цивилизация: новый перелом? Статья 4

Статья четвертая, футурологическая: Новый перелом?^[1]

Ислам^[2], а отнюдь не Церковь, разговаривает сегодня как «власть имеющий», с внутренним убеждением в своей исторической правоте. Ислам всерьез (и справедливо!) говорит о скверне гедонистического общества с позиций высших, неотмирных ценностей, а в Европе обсуждается «самый главный» вопрос постсовременного мира — права сексуальных и религиозных меньшинств. Ислам демонстрирует пассионарность и идеальную мотивацию (что бы не говорили о так называемых шахидах, но ведь они отдают то, выше чего ничего нет для европейцев — свою физическую, земную жизнь, отдают во имя чего-то, что сами почитают выше этой жизни); Запад же более всего боится поступиться уровнем сытости и комфорта, и единственный убедительный мотив, руководствуясь которым, он может хоть в какой-то степени это сделать — мотив безопасности.

Сколько бы ни твердили богословы, что ислам есть ложная религия (что само по себе для христианского сознания вполне очевидно), но кроме мусульман никто (и, прежде всего, выродившиеся дети постмодерна, этого последнего продукта Запада) не готов умирать за свою веру. Что значат все прошлые достижения культуры, если остыло горение веры?

Именно ислам в своем радикальном, политическом варианте ныне претендует на решительный пересмотр формата международных отношений вплоть до претензий на создание «всемирного халифата», демонстрируя самый убедительный аргумент — готовность к жертвам во имя своей «великой цели».

Следует постоянно помнить, что, за вычетом очевидным образом присутствующих здесь «специальных» аспектов (о чем мы рассуждаем в другом месте)^[3], нынешнее наступление ислама на когда-то христианскую Европу — диалектически неизбежный, закономерный процесс, «запущенный» в конечном счете тем волевым выбором европейцев, который в свое время, уже много веков назад, стал выбором ложного способа богообщения, духовной жизни в рамках самой христианской традиции, что, как мы показали в предыдущей статье, привело к вырождению западного христианства.

На вызов явной угрозы постсовременному постхристианскому миру, представляемой набирающей новую историческую мощь религией трансцендентного монотеизма, чуждой гуманистических «предрассудков», в принципе существуют три возможных ответа.

Первый — это в каком-то смысле героическая попытка реанимировать секулярный модерн. То, что этот путь тупиковый, сейчас очевидно не только «аналитикам», но все большему числу простых людей. Военное вмешательство и силовые акции приводят к результату прямо обратному тому, который декларируется в качестве цели.

Второй — движение религиозного возрождения, в последнее время набирающее силу на Западе, о перспективах и конкретных формах которого мы поговорим в конце нашей работы.

Третий же ответ сам по себе представляет вызов для традиционного, прежде всего христианского, сознания, и нуждается в несколько более подробном описании, необходимом нам для того, чтобы перейти к заключению. Этот путь — постмодернистская игра с исламом.

2. Политический постмодерн — путь к катастрофе. Его связь с архаикой. Дальнейшее понижение религиозно-метафизического типа

Поскольку мы уже достаточно описали его в других своих работах (см. примечания), сейчас наметим самую общую схему. Реально противостоять исламу возможно лишь на религиозном уровне. Однако это требует радикального пересмотра глубинных духовных и культурных основ европейской цивилизации, обращения к тем альтернативным возможностям внутри самой христианской традиции, которые были проигнорированы и отброшены в свое время, еще в эпоху складывания, формирования Новой Европы. Поскольку такой пересмотр чреват отказом от слишком многого, что составляет неотъемлемую принадлежность современной европейской или, скажем, американской жизни (а отказываться от всего этого, прежде всего от гедонистических основ современного постмодернистского бытия, очень не хочется), на повестку дня выходит игровое манипулирование историей, попытка использовать реальные религиозно-культурные, исторические сущности в качестве «фишек» в своей постмодернисткой игре. Реально существующая духовная, религиозно мотивированная энергия ислама загоняется в искусственное, «игровое» русло, которое «держат» спецслужбы, и используется для управления мировыми процессами. Достаточно широко известно, что все наиболее «громкие» радикальные исламистские движения («Аль-Каида», «Братья мусульмане», «ХАМАС» и др.) так или иначе, но многим «обязаны» спецслужбам Запада, и без их участия вряд ли могли бы существовать в их современном виде. Здесь самые темные и архаические духовные практики, выходящие уже и за рамки культурной и духовной монотеистической традиции (такова, например, суицидальная практика в современном радикальном исламе), соединяются с самыми современными и «передовыми» технологиями.

Сохранение «постхристианского», безбожного и бездуховного, уклада так называемого современного мира, построение глобалистического монстра «постсовременности», в которой господствуют секуляризм, высокие технологии, высокий уровень жизни и «белая», прозрачная и предсказуемая, экономика, требуют «для равновесия» в качестве другого, абсолютно неизбежного «крыла» этой птицы архаической и хаотической части современного мира, в которой радикальный политический ислам (вкупе с наркомафией) является несомненным лидером. Именно здесь постмодернистские политические игроки обретают, во-первых, источник дешевого сырья и рабочей силы, во-вторых, место для сбрасывания отходов высокотехнологических производств и, наконец, в-третьих, сферу обитания религиозно окрашенного терроризма, вынуждающего «белую» часть человечества жертвовать частицей своего комфорта и удовольствий ради безопасности. Постмодерн и архаика (лидером которой, как мы уже отметили, естественным образом является политический ислам) — суть две педали, на которых играют претендующие на мировую власть творцы «управляемого хаоса». Здесь сталкиваются в искусственно провоцируемой «войне цивилизаций»: суррогатный ислам, являющийся во многом плодом многовековой игры с исламом, ведущейся Лоуренсами Аравийскими, и выродившееся, суррогатное же христианство современного Запада, лишенное правильного способа богообщения, этого источника творческих духовных энергий, питавшего древнюю Церковь и не иссякшего в Православии.

Однако такая игра чревата крайне серьезными последствиями, как бы ни были уверены в себе творцы «управляемого хаоса». Прежде всего, вполне понятно, что старательно пестуемый и поддерживаемый в прямой войне против истинного христианства (например, на многострадальной земле Косова), политический ислам, всегда связанный с архаикой и контрмодерном, рано или поздно выходит из-под контроля. Агент ЦРУ Бен-Ладен начинает взрывать собственных кураторов. Собака кусает вскормившую ее руку. Религиозная энергия-то никуда не исчезает, и законы диалектики, в том числе и в истории, отменить невозможно! А компенсировать отсутствие собственной религиозной, духовной энергии при помощи технологий, сколь бы ни были они совершенными (что тоже еще вопрос спорный), в принципе невозможно!

Далее вполне очевидно, что абсолютно непреодолимую границу между «белым», секулярным, постмодернистским миром и миром архаическим, где царствует политический ислам, выстроить также невозможно. Каналы связи всегда существуют. Самый очевидный и, так сказать, осязаемый — это наркотрафик. Религиозные фанатики, движимые отнюдь не только сугубо корыстными побуждениями, продают «товар» представителям «белого» мира. И что же — у участников сделки нет ничего общего? Так не бывает! Взять хотя бы потребителей «товара»: разве сама зависимость не объединяет их, независимо от того, кто перед нами — афганский наркокурьер, обитатель Гарлема или сынок миллионера? Кроме того, «трафик» — это путь, а значит… канал связи?! И заинтересованы в нем обе стороны. Ибо, если остановится продажа «товара», то остановится самофинансирование террористических исламистских групп, нуждающихся в постоянном притоке оружия и боеприпасов. Но одновременно рухнет и «белая» экономика «цивилизованного» мира, подпитываемая экономикой «черной»! Без трафика нет сверхвозможностей «золотого миллиарда» — вот простая и страшная трагическая истина «постсовременного» мира, к которой пришло когда-то христианское общество! А начиналось все так красиво: «Человек — мера всех вещей»…

Кроме того, не абсолютна граница и на духовном и социокультурном уровне. Известный системный аналитик, специалист по Африке А.И. Неклесса с увлечением рассказывал мне о своих выводах, сделанных им на основе наблюдений над «массовым» американским обществом во время длительной командировки в США. В поведении самых обычных людей, американских обывателей, говорил исследователь, я постоянно замечал что-то до боли знакомое. Что же это такое? Дело в том, что передовые рекламные, виртуальные технологии формируют у массового обывателя психологические и социокультурные стереотипы, характерные для самого архаического сознания, знакомые специалистам по архаическим культам. Это отдельная, огромная и интереснейшая тема.

Что же ждет современное человечество в плане духовно-религиозном? Это, на наш взгляд, гораздо важнее и гораздо страшнее, чем даже так называемый международный терроризм и деятельность наркомафии. И дело здесь в том, что безответственная игра с архаическими силами постсовременности, которой предаются самозванные творцы нашего прекрасного будущего, запускает отнюдь не «конец истории» (то есть ее остановку), как, быть может, кто-то полагает, а как раз архаизацию, скатывание все дальше в архаику. Исчерпание творческих, созидательных сил когда-то христианского мира, попытка управлять историей при помощи игровых, манипулятивных методов приводит к тому, что маховик истории, сам исторический процесс запускается в обратном направлении, в сторону своего начала, пресловутой «примордиальной традиции», и это отнюдь не условное допущение ради красного словца, ради красоты и завершенности историософской схемы. Уже сейчас присутствие в современном радикальном исламе влияния оккультно-магической культуры — факт, достаточно очевидный для специалистов. «Шахид» в исламе — это воин, погибший в бою, защищая веру, родину или семью. При чем здесь самоубийцы-террористы, убивающие вместе с собой мирных и невооруженных граждан? При этом культ так называемых шахидов насаждают духовные лидеры отнюдь не традиционного ислама, а как раз ваххабиты, претендующие на то, что их ислам — наиболее «чистый», свободный от разного рода языческих привнесений! А культ змеи и тому подобные отнюдь не монотеистические и в высшей степени архаические прелести, характерные для тех «воинов Аллаха», которые противостояли российским войскам в той же Чечне? Но этот ряд примеров уведет нас далеко в сторону от основной темы.

Трансцендентный монотеизм, пусть даже и лишенный богочеловечества (без которого, с православной точки зрения, соединение человека с единым истинным Богом невозможно), есть все еще достаточно высокий религиозный принцип. Однако возможно ли реальное возвращение к дохристианскому, «ветхому» единобожию в постхристианскую эпоху? Ясно, что вслед за «снятием» христианства в западном либеральном гуманизме, «снятием» ислама в суррогатном исламе современных «зеленых» радикалов на повестку дня выйдет новое понижение метафизического типа, которое будет означать отказ уже не только от богочеловечества, но и от самого монотеизма, от монотеистического принципа как такового. На очереди, как показывает политологическая часть необходимого здесь системного анализа, сначала желтый ислам, то есть дальнейшее «превращение» монотеистического принципа, а затем — всевозможные немонотеистические восточные религиозные традиции и прежде всего буддизм. Дальнейший процесс будет означать прямой переход в язычество и в магическую культуру. Однако не менее очевидно, что первобытная магическая культура здесь будет представлена также в уже «снятом» виде и, помноженная на технологии современного мира, будет означать уже прямой сатанизм. В конечном счете, если описываемые процессы пойдут в указанном направлении, новое «варварство», варварская часть мира, столь необходимая архитекторам мировых процессов, рано или поздно завоюет глобалистическую неолиберальную империю, произойдет последнее «всесмешение» и упрощение, все виды безбожия сольются в одну новую суперсуррогатную сущность, что и будет означать, что для воцарения антихриста подготовлена необходимая почва (господство магии, отсутствие высших типов религиозности, отсутствие не только связи человека с Богом, но и самой идеи единого и трансцендентного миру Бога, самые передовые технологии, единый мир, связанный информационными и другими коммуникациями и т.д.). Постмодерн и архаика рано или поздно сольются — и уже сливаются — в своем отрицании Христа, а значит, в конечном счете — в безбожии и в неприятии модерна в широком смысле, как главного завоевания христианства с его тремя основными ценностями, незнакомыми в таком виде языческой древности — свободой, личностью и линейно понятой историей.

3. «Второе исихастское возрождение» как единственно возможный ответ. Главный вопрос современности: как рождается религиозная энергия?

Не стоит думать, что Россия может остаться в стороне от этого процесса. Необходимо ясное осознание двух вполне очевидных истин.

Во-первых, после падения Византии Россия, несмотря на все свои грехи, была и остается естественным лидером великой восточно-христианской культуры, стоящей на краеугольном камне — религии истинного богочеловечества, то есть святом Православии. «Обожение», то есть энергийное, благодатное соединение человека и Бога, пронизывающее все сферы и уровни жизни, — главный духовный принцип этой культуры, противостоящий западному гуманистическому принципу «человек — мера всех вещей». На протяжении всей своей истории Россия всегда являла миру альтернативную модель универсализма.

Но в то же время православная империя, бывшая носительницей той религиозной и культурной преемственности, о которой говорилось у нас в одной из предыдущих глав, была принесена в жертву ускоренному и необычайно жестокому варианту модерна, то есть коммунизму. Здесь сработал тот же принцип, что и в Европе: все колоссальные технические, промышленные и другие достижения советского периода базировались на нещадной эксплуатации традиции, прежде всего тех, как казалось, неисчерпаемых духовных энергий русского народа, которые были накоплены предшествующей христианской эпохой. Именно они, эти энергии народа, принесенного в жертву молоху «прогресса» и ускоренной модернизации, обусловили и победу в Великой Отечественной войне, и достижения так называемой индустриализации и, в конечном счете, последний расцвет в России классической культуры. Однако в новейшей России, ступившей на путь «прогресса», увы, не было тех механизмов защиты от апостасийной эрозии, которые были выработаны западной культурой, и здесь эпопея модерна фактически закончилась через три поколения. Попытки нынешних «модернизаторов» воплотить в традиционно православной и имперской стране идеалы национальной модернизации, актуальные для Европы двухвековой давности, — самая несбыточная из всех утопий, когда-либо известных в истории.

Конечно, традиция осталась, ибо существование России, пусть и в необычайно больном, искореженном виде, пока еще, к счастью, — непреложный исторический факт. Она осталась в культуре, в вере, в богослужении, в социокультурных стереотипах сознания. Ее инерция всегда спасала и спасает Россию от полного краха, всегда является залогом того, что возрождение возможно. Традиция вообще — есть непреложная логика классической культуры, которая значима и существует объективно, независимо от того, что достаточно много людей уже не знают и не воспринимают ее как свою.

Однако в переломные моменты истории, которые мы выше назвали «узловыми», одной инерции традиции, сколь бы сильной она ни была, недостаточно. В силу кризиса христианства, носящего общемировой характер, которому, в своей значительной части, посвящена наша работа, мы стоим ныне перед необходимостью духовного сверхусилия, носящего отнюдь не инерционный, но, напротив, творческий и динамический характер. Об этом хорошо пишет А.Б. Рогозянский: «В обычных условиях Византия почти целиком “тянет” на классике, но на переломах, в моменты действительно судьбоносные, все решает “закваска” из умно-делательной практики… Возрожденная классика… для нас теперь могла бы послужить замечательным средством окультуривания внешней жизни — церковной, общественной, частной. Но кризис настолько глубок, что оптимизация, переустройство на рациональных началах (критика западничества, национальная мобилизация, лидерство Церкви) уже ничего не решат. Требуется “перезарядка аккумуляторов”, “возрождение”, “расцвет” в сергиевском смысле, который изменит всю диспозицию и нас в ней, сами стихии вокруг России расставит иначе».

Самое опасное и самое вредное, что способно окончательно погубить идею православного возрождения, — это упование на то, что внешнее способно породить внутреннее, что внешний, социальный активизм, политтехнологии и тому подобное могут сами по себе родить духовную, религиозную энергию. Зависимость здесь прямо противоположная. Ислам сейчас наступает, а христианство отступает не потому, что мусульмане активны, а мы нет, а потому, что у них есть нерастраченный запас духовных энергий, рождаемый духовным же, чисто религиозным усилием, усилием веры, запас энергий, который рвется наружу, требуя социальной и культурной реализации, а в христианстве он близок к исчерпанию; духовное же усилие веры, воля к спасению, увы, ослабли. Вера без дел мертва — это правда. Но дела — суть порождение именно веры, а не наоборот, как кому-то, быть может, кажется.

Ложный духовный путь, избранный западным христианством много веков назад и приведший в конечном счете к нынешнему кризису, привел и к необходимости пересмотра глубинных духовных и социокультурных кодов европейской цивилизации на основе обращения к тем не использованным в свое время альтернативным путям богообщения и творческого действия в истории, которые тогда оказались задвинуты на задворки исторического процесса. Великая духовная школа, выражающая центральную, магистральную линию в христианстве как древней неразделенной Церкви, так и Восточной Церкви позднейших веков, теория и практика правильного (то есть православного) теозиса, обожения снова выходит на повестку дня, становится самой актуальной задачей для гибнущей христианской цивилизации. «Истории предстоит выйти к окончанию цикла, в котором государственность, экономика, школа, культура, как компоненты секулярной утопии, придут к своему закономерному концу. Удерживающихся за них, как за спасательный круг, ожидает печальная участь» (А.Б. Рогозянский). Современные европоцентристы, мнящие себя классическими либералами уже после ухода классического либерализма с исторической арены, в действительности до крайности архаичны, ибо продолжают цепляться за европейскую (точнее, новоевропейскую) культуру, которая умирает в силу описанной выше диалектической закономерности. Главное свидетельство ее смерти, как и в других сферах жизни, — разворачивающаяся на наших глазах и захватывающая все постмодернистская игра с культурой, лишенная творческого, созидательного начала, «деконструкция», развоплощение культуры, которое осуществляет постмодернизм. Великая иллюзия, порожденная ересью секулярного гуманизма, развеивается. Дальше — либо смерть, либо… духовная трезвость.

Новоевропейская культура, культура секулярного модерна, будет преодолена, «снята» в любом случае, как бы ни было мучительно жалко переступать через порог нашего привычного мира. Вопрос только в том, куда, в какую сторону мы выйдем — в сторону постмодернистского тупика с его виртуализацией, всеобщей относительностью, отрицанием ценностей и бесконечным «карнавалом» или в направлении второго исихастского возрождения, попытки заново запустить христианскую историю. Путь по земле пройден. Мы подошли к краю пропасти — и не видно пути назад. Нам осталось последнее — полет над бездной.

^[1] Автор выражает самую глубокую и сердечную признательность В.Л. Махначу и А.Б. Рогозянскому, чьи проникновенные беседы сыграли крайне важную роль в появлении на свет этой работы.

^[2] Настоящая работа, посвященная по преимуществу метафизике, проблемам духовности и культуры, не имеет своей целью анализ прикладных проблем специально-политологического характера, связанных с исламом. Поэтому мы позволим себе не делать всякого рода оговорок и пояснений специфического характера, сделанных нами в другом месте (см.: Семенко В. Революция суррогатного ислама // Москва. 2006. № 9; полный текст — на сайте «Русская линия»: http://www.rusk.ru/st.php?idar=104079 и http://www.rusk.ru/st.php?idar=104152).

^[3] См. примеч. 2.