«Господи, почему они страдают?»

Причащение мальчика в палате

Мы продолжаем рассказ о священниках в больнице. Протоиерей Роман Бацман – клирик больничного храма блгв. царевича Димитрия в ГКБ №1 им. Н.И. Пирогова, настоятель храмов Живоначальной Троицы и Воскресения Христова при НИИ им. Склифосовского. Исполняет послушание по окормлению больных Бакулевского научного центра сердечно-сосудистой хирургии.

Рациональные ответы не утешают

– Вы служите в одиночку в большой больнице – в Бакулевском центре, где лежат дети, и вам приходится часто общаться с их родителями. Какие самые распространенные вопросы у них к священнику?

– Видите ли, в нашем Центре действительно много страдающих детей. Поскольку Центр научно-исследовательский, здесь, с согласия родителей, берутся за самые сложные операции, за которые не стали бы браться в других местах. Не только для того, чтобы наука развивалась, но и – если есть хотя бы маленькая надежда. Здесь не боятся «подпортить статистику», в отличие от других медицинских учреждений.

Так что у родителей и родственников больных детей чаще всего возникают вопросы: «Почему страдают младенцы? Почему они умирают? Где справедливость Божия?»

– И как вы отвечаете?

– Ответы-то есть – на рациональном уровне. Но одно дело – когда ответ у тебя в голове, а другое – что он должен у тебя еще и в сердце сформироваться.

Я уже как-то рассказывал, повторюсь. Когда ты приходишь в реанимацию и видишь деток, у которых ручки и ножки привязаны к перилам кроватки, чтобы не повредить катетеры и трубочки разных приборов; когда дети как распятые лежат так с раскинутыми привязанными руками, то в первое время у меня в глубине души тоже стал возникать вопрос: «Господи, почему они страдают?» Хотя я прекрасно знал ответ на рациональном уровне.

Причастие малыша в реанимации

Но поскольку мне стало не хватать одного только рационального, логического ответа и вопрос продолжал меня мучить, то я у духовника, отца Аркадия (сейчас епископа Орехово-Зуевского Пантелеимона), спросил на одной из исповедей: «Так и так, как мне быть? Этот вопрос слишком сильно во мне звучит». На что он ответил, что «было бы хуже, если бы он у тебя не возникал».

После этого ответа смущение прошло, и я начал по мере своих сил уже без смущения, но с молитвой сострадать, переживать за этих деток, за их родителей.

Особенно тяжело бывает, когда просят отпеть ребенка в местном морге. Когда перед тобой маленький гробик и в нем младенец, которому несколько месяцев или годик. Как-то отпевал семилетнего мальчика: лежит такой, в школьном костюмчике, не успел еще ничего начать. И тяжело…

– Родители ждут от вас какого-то утешения?

– Ну конечно, и по мере сил, утешаешь. Легче всего, когда можно в храме вместе посидеть. Сядешь с ними рядом, что-то скажешь. О встрече, которая ждет. О том, что к ней нужно готовиться духовной жизнью — не просто соблюдением обряда. Ведь ребенок умер безгрешным, его ангельская душа сразу попадает в рай. И значит, встреча будет уже там, где нет этих страшных болезней, нет смерти и страдания.

Бывает, что достаточно молча посидеть с человеком, бывает, выслушаешь его, особо ничего не говоришь. Разные ситуации, разные люди. Важно почувствовать, что кому нужно, чтобы быть хоть чуть-чуть утешенным.

– В таком состоянии богословские объяснения страданий, наверное, не нужны?

– Они просто должны быть очень дозированы. Как соль. Мы же в пищу соли совсем немножко добавляем, но она все-таки нужна. Совсем без нее нельзя, человеку недостаточно бывает одних эмоций, одного сочувствия и сопереживания. Но конечно, пара таких слов, сказанных с сочувствием и состраданием, имеют больше значения, чем много слов без сочувствия.

В Бакулевском научном центре сердечно-сосудистой хирургии более 2000 сотрудников, а пациентов всего 450, вместе с детьми из детского реабилитационного центра на 80 мест.

«Зачем мне Царство Божие?»

Отец Роман объясняет мамочкам, что родители тоже должны причащаться. «А не только причащать деток, ради которых Вы меня позвали. Потому что на детей влияет не только ваше физическое состояние и душевное, но и духовное. А духовное зависит от того, как часто люди стараются прибегать к Церковным Таинствам, в частности, исповедоваться и причащаться…»

– А когда вы говорите со взрослыми больными, как с выслушивания, сочувствия перейти к разговору о Христе, чтоб это было близко человеку?

– Людей в больнице встречаешь разных, есть настолько далекие от веры, что они вообще ничего не знают ни о Боге, ни о Церкви, ни о христианстве. С ними приходится говорить сначала хотя бы о смысле жизни. Пытаешься понятным образом донести Евангельские слова «ищите прежде всего Царства Божия».

Человеку это непонятно: что за Царство Божие, зачем оно мне нужно? У современного человека подсознательно и такой вопрос: «А что мне это даст?» «Что мне даст Церковь? Что мне дадут отношения с Богом? Зачем мне становиться верующим? Что я получу, если буду регулярно ходить в храм, исповедоваться и причащаться?»

И вот начинаешь ему говорить про Царство Божие как про Царство смысла. Царство осмысленной любви, осмысленной веры, осмысленной надежды. Ищи прежде всего смысла жизни.

Смысл жизни – понятное человеку объяснение. Он начинает задумываться о себе: в чем смысл его жизни и почему он его не ищет? Я говорю: «Люди все разные: есть верующие, есть неверующие, есть люди разных конфессий. Все они будут спрошены Богом. Не всех возможно спросить, ходили ли они в храм, причащались ли. А вот искали ли они смысл жизни – можно спросить у всех. Даже если ты неверующий – все равно ты должен знать, для чего ты живешь, ты же не животное, ты – человек.

С этого момента, бывает, начинаются дальше разговоры: а есть ли Бог? И какой Он? Какие есть конфессии?

Иногда, правда, человек и сам ищет этого смысла. Приходил ко мне как-то 40-летний мужчина: «Я, – говорит, – до 40 лет жил-жил, работал-работал на трех работах, а потом вдруг остановился и подумал: зачем я это делаю?» И пришел в храм спросить об этом.

Коридоры Бакулевского. В Бакулевском научном центре сердечно-сосудистой хирургии более 2000 сотрудников, а пациентов всего 450, вместе с детьми из детского реабилитационного центра на 80 мест

– А с детьми или с подростками с чего начать такой разговор? Они, наверное, еще не ищут смысла жизни?

– Они ищут, но не так, как взрослые. Но ребенок в силу своей природы весь устремлен в будущее, к вечности. Он не может не мечтать, не желать дружбы, любви, вечной жизни, потому что он так устроен.

– Иногда кажется, что современные дети ищут только материального, нет?

– Дети в переходном возрасте – да, но если говорить про 7-8-летних, они еще достаточно чисты, хотя и есть уже некоторая зараженность гаджетами, компьютерами. В силу вот этой детской устремленности в будущее можно говорить с ними о том, что есть место, где нет страданий, нет смерти. Дети хотят, чтобы было так. И понимают, что такое место должно быть.

С теми, кто постарше, кто в переходном возрасте, бывает сложнее. С ними делаешь акцент уже не на Царстве Божием как месте радости, а на дружбе, любви, говоришь о том, чего им больше всего не хватает и что имеет самую большую ценность. Спрашиваю сначала: есть ли у них друзья, каких бы они хотели друзей и отношений с ними, какой любви, что нужно для того, чтобы она такой была. В таком возрасте как раз свойственно задумываться об этом и мечтать о дружбе, любви, о счастье.

И ты говоришь им, что невозможно быть счастливым без источника счастья, невозможно воды набрать, если нет источника этой воды, где ты ее будешь черпать? И потихоньку переходишь к тому, что есть Тот, Кто является источником любви, источником радости, источником счастья. Тогда уже начинаются разговоры о Боге.

– А о смерти приходится с детьми говорить? Они задают про это вопросы?

– Приходится. Но это редко бывает, поскольку у нас детей подросткового возраста немного, больше младенцев. Если подростки задают такой вопрос, стараюсь найти подходящие слова.

– Они боятся своей смерти? Ведь вы же говорите, что бывают рискованные операции.

– Нет, дети почему-то меньше боятся, чем взрослые. Может, потому, что взрослые больше понимают. Дети в основном реагируют, копируя взрослых. Если взрослый боится – тогда и ребенок боится, если взрослый спокоен, если священник может поделиться с ребенком спокойствием, – то и ребенок так же это воспринимает.

Сам ребенок еще не очень способен выстроить свое отношение к смерти.

Что ставит в тупик

– По вашим наблюдениям, человек, попав в больницу, меняет отношение к жизни?

– Да. Взрослые спрашивают, как им жизнь изменить. Не всегда это желание высказывается вот так напрямую. Но иногда я вижу, что человек хочет задать этот вопрос, и порой сам спрашиваю: «Вы хотели бы изменить свою жизнь?» И слышу горячий ответ: «Да, конечно! Только не знаю, с чего начать, что делать нужно?»

Ведь бывает, что у человека мало того, что болезнь сердца, у него еще и нестроения на работе, в семье – с детьми, с мужем или женой. Поэтому и вопросы о том, как изменить жизнь, у него острее. Когда человек здоров, он может как-то отвлечься от своих проблем, заслониться от них какими-то удовольствиями. А когда здоровье пошатнулось, заслониться уже нечем, и человек начинает глубже размышлять – и о своей жизни думать, и о своих взаимоотношениях с родными и близкими.

– Иногда причины сердечных болезней – как раз эти тяжелые проблемы.

– Да-да, не раз были случаи, что люди попадали в больницу именно потому, что муж изменил или бросил, с детьми какая-то тяжелая история: выпивка, наркотики.

Причем, иногда одни и те же попадают опять – кто планово, кто на повторное обследование, они знают, что здесь храм, с радостью узнают меня (я здесь служу вот уже скоро 18 лет), улыбаются: «А мы у вас были! Вы нас крестили, вы нас причащали!»

Но иногда начинаешь разговаривать – и расстраиваешься. Допустим, человек был в больнице год назад с ребенком, мы говорили с ним, как нужно жить по-христиански. Он соглашался, что нужна молитва, церковная жизнь, что нужно ребеночка водить в храм, регулярно причащать и самому причащаться. Через год спрашиваю: «За этот год вы в храм ходили?» – «Нет» – «Почему?» Они так радостно, не понимая до конца, видимо: «А мы знали, что через год опять сюда приедем. Нам так понравилось здесь». Прийти через год – это, может, и хорошо, но как-то маловато для изменения жизни.

– Бывали у больных вопросы, которые ставили вас в тупик?

– Ставят в тупик не вопросы, а поведение человека, его противление. Когда он, придя на исповедь, начинает с тобой спорить и говорить, что у Церкви слишком большие и строгие требования, что «как я могу так жить» (например, целомудренно), «почему нельзя, ведь все так живут».

Такое случается, конечно, и в приходских храмах, но в больнице это особенно удивляет: у человека завтра операция на сердце, как она закончится – неизвестно. Но при этом он, например, живет на две семьи. Ему говоришь: «Надо же это оставить и быть верным жене», а он на исповеди, невзирая на угрозу смерти, отвечает: «Нет, я не могу».

Вот это ставит в тупик. Потому что не знаешь, что еще человеку сказать, чтобы все-таки выбить его из состояния греховного благодушия и самоуверенности. И тут понимаешь, что тебе нужно больше опыта, может быть больше благодати Божией, чтобы воздействовать на человека не одними словами. Но поскольку такого нет, ты стоишь и не знаешь, что сказать и что сделать, понимаете?

Привычка плохая и хорошая

У малыша — больное сердце, состояние критическое. Родители попросили его срочно крестить. На фото — фрагмент крещения: о. Роман стирает губкой миро, которым перед этим миропомазывался младенец

– Вы сами за эти 18 лет в больнице изменились? Что вам стало проще или наоборот сложнее?

– Я стал лучше чувствовать людей – и взрослых, и детей.

– Не превратилось ли ваше служение в привычку? Не появились ли какие-то формальные ответы больным?

– Как сказать… Когда уже знаешь, что делать, приходится прилагать дополнительные усилия, чтоб это не превратилось в привычку. Это относится не только к служению в больнице, но вообще к любому делу, и к отношению с домашними – к ним ведь тоже привыкаешь. Эта опасность везде. Просто более трагично и ужасно это там, где люди страдают, а ты начинаешь к этому привыкать.

Если ты привык делать вещи земные, бытовые – это не страшно. Может, даже и хорошо: «привычка свыше нам дана», дана нам в помощь, ведь действительно нужно привыкнуть рано вставать, подолгу быть на ногах, ездить в больницу, оставаться там иногда на ночь, идти к больным. И хорошо, что ты к этому привык, что тебе это нетрудно, как было раньше. Но тут важно разделять внешнее, физическое действие и внутреннее. У нас, например, должна быть привычка молиться утром и вечером, но сама молитва не должна быть формальной, нельзя к этому привыкать.

Так и здесь. Нельзя привыкать к вещам, которые требуют сострадания, сопереживания.

– Да. Это ловушка для тех, кто давно в больнице. А какие опасности и ошибки могут быть у молодого священника?

– Ошибки случаются, когда ты слишком полагаешься на свой разум, на правильность своих решений. В многочисленных трудных ситуациях лучше лишний раз посоветоваться с тем, кто старше, кто больше знает, у кого больше опыта. Ты можешь слишком строго отнестись к человеку, который, находясь в больнице, требует большего снисхождения.

Не надо требовать от больных в той же мере, как от здоровых, подготовки к причастию, соблюдения поста и молитвы. И хотя это знаешь, когда идешь в больницу, но все равно поначалу ты плохо это чувствуешь.

Рекомендации даешь немножко формально, потому что у тебя нет пока еще душевного, духовного снисхождения, ты это делаешь, потому что так надо, потому что только пока умом понимаешь, что к больным нужно относиться снисходительно. С годами начинаешь уже и чувствовать, что это действительно необходимо людям: и утешение, и снисхождение, – и тогда уже ошибок меньше.

Еще иногда по молодости себя больше жалеешь: чего-то делать не хочется, трудней себя заставлять. Это и сейчас бывает, конечно, но сейчас опять-таки благодаря не только пониманию, но и чувству заставить себя легче. В молодости иногда действуешь просто на силе воли.

Сила воли – хорошая вещь, но без участия сердца она может быть немножко холодной.

А со временем ты вообще понимаешь, что силы воли у тебя особо и не было, тебе только казалось, что она у тебя была. Сейчас больше чувствуешь помощь Божию и не полагаешься уже на силу своей дисциплины и воли.

Отношения с врачами: в чем не нужна принципиальность

– А как священнику вести себя в больнице? Как держать себя с врачами?

– Если говорить в общем, то вести себя нужно как можно более скромно, кротко, не вступать в конфликты с медицинским персоналом. Ведь причащать, крестить и миропомазывать приходится иногда в реанимации и в палатах интенсивной терапии. Врачи порой очень зорко присматриваются, что делает священник.

У многих медиков, далеких от Церкви, есть предубеждение, что священник тут только мешает и все это не нужно, хотя мы ходим по просьбам самих больных или родителей младенцев. Правда, когда врачи встречают с моей стороны доброжелательное отношение, то, конечно, смягчаются.

Бывает, некоторые медики ищут повода к конфликту. У меня были такие случаи. Например, захожу в реанимацию. Врач, сидя в кресле, слушает музыку. Врачи часто включают музыку, чтобы немного расслабиться. Но когда мы исповедуем, причащаем, это мешает. Я попросил врача выключить музыку на время исповеди. Но врач сказал, что не собирается лишать себя этого удовольствия. Пришлось немножко подождать.

Я просто остановился и начал молиться про себя. Ему, видимо, стало неудобно, и минуты через три он встал и сам выключил с недовольным видом. Но зато не было никакого конфликта, я спокойно причастил больного и пошел в другое отделение.

Надо всегда учитывать ситуацию. Например, у тебя составлен маршрут по больнице – список палат и отделений, которые тебе нужно посетить, оптимальная последовательность посещений. Ты приходишь в палату или реанимационный зал, а там какие-то процедуры или обход врачей. Ну значит необязательно тебе сюда прямо сейчас, можно пойти пока в другую палату или даже отделение, а сюда вернуться потом.

Надо учиться тому, что тебя могут не пустить, – значит, придешь в другое время.

Лишь бы была польза людям, а не твоим принципам и твоему уважению. Принципиальность нужно проявлять в другом, называть вещи своими именами: грех – грехом, добро – добром, зло – злом.

Что больница отнимает, а что – дает

О Роман со своей помощницей, требной сестрой Татьяной. Едут в лифте, в Бакулевке 10 этажей, пешком не находишься. Татьяна закончила училище сестер милосердия. «Внимательная и сочувствующая – все, что нужно, чтобы быть требной сестрой», — говорит о. Роман. Требные сестры помогают больничным священникам в совершении треб (при Причастии, крещении, соборовании), они же помогают священнику и в храме

– У вас есть какие-то яркие воспоминания из вашей больничной жизни?

– Наверное, это те небольшие чудеса, которые частично описаны в книге «Простые чудеса и истории из жизни священнослужителей и прихожан больничного храма». – М., 2016).

Еще бывали сложные случаи, когда приходилось причащать человека в бессознательном состоянии – на том основании, что он, по словам близких, все-таки ходил в храм, исповедовался, причащался. И когда потом человек приходил в себя, он подтверждал желание причаститься и испытывал радость, когда узнавал, что его причащали в такой тяжелый момент.

Хотя, конечно, когда человек без сознания, даже самому священнику не всегда понятно, что нужно делать.

В таких сложных ситуациях поступаешь, как подсказывает или пастырская совесть, или опыт, или совет более опытного священника.

– Больничное служение забирает у священника много душевных и физических сил. А что дает?

– Радость дает. Духовную радость и бóльшую осмысленность жизни.

У священника ведь есть опасность превратиться в требоисполнителя, особенно там, где все хорошо: квартиру освятил, машину освятил, молебен послужил, Литургия – тоже хорошо.

А если ты идешь туда, где боль и страдание, к людям, которые сами не могут прийти на Литургию, на исповедь, на причастие, – там ты больше чувствуешь свое предназначение, свою востребованность, что ли.

Некоторые священники, когда проходили в Москве социальную практику, служили вместе со мной Литургию, а потом ходили в больницу. Они говорили, что это им принесло такую радость, так расширило их духовный кругозор, так оживило, что даже свое священническое служение они увидели по-другому. В обычном храме они всего этого не видели, не знали. Все это повлияло на их душу. Где бы они потом ни служили, они будут вспоминать наши больничные походы и служение в больничных храмах.

Фото: диакон Андрей Радкевич