«Вера в Иисуса Христа превыше веры в идеалы республики!»

Байленская капитуляция 1808 г. Картина испанского художника Хосе-Касадо дель Алисаля (1864)

Часть 1

Продолжаем публикацию исследования о противостоянии Испании и Франции в период «Наполеоновских войн», а также о его духовных и мировоззренческих причинах.

Опираясь на малоизвестные для русскоязычного читателя испанские и английские источники, автор показывает, что данная конфронтация по своей сути была религиозной войной, чем и объясняется ее длительность и взаимная ожесточенность. Это был вооруженный конфликт испанского и португальского народов, отстаивавших христианские традиционные ценности, и поддерживавших их британских экспедиционных сил, с одной стороны, а с другой им противостояла ультралиберальная наполеоновская администрация и подконтрольные ей интернациональные войска, собранные из многих стран Европы, стремившиеся навязать народам Пиренейского полуострова свои антихристианские республиканские – по своей сути неоязыческие – ценности.

Данное противостояние, начавшееся с вероломного ареста Наполеоном большинства представителей законной испанской правящей династии в Байонне, продолжилось волной народного возмущения иноземной оккупацией, что вызвало жестокую реакцию французской власти. В дальнейшем, после неоднократных разгромов наполеоновскими войсками испанской и португальской регулярных армий, эта вооруженная конфронтация во многом перешла в стадию партизанской войны, и только через шесть лет завершилась полной победой испанского и португальского народов.

В советский период нашей истории представители марксистской историографии особенно не любили анализировать данный конфликт, так как единственно разрешенная тогда идеология не признавала идеализма, а опираясь сугубо на материализм, невозможно было объяснить множество событий так называемой «Пиренейской войны», или «Испанской войны за независимость».

Отметим также, что стороннему наблюдателю хорошо видно, что Испания и Россия как отдельно взятые цивилизационные образования весьма схожи – как во время «Наполеоновских войн», так даже и сейчас, по прошествии двух веков. Как русский, так и испанец либо искренне верят в абсолютные ценности, либо перестают верить в них совершенно. По мнению ряда испанских и британских философов, в отличие от многих других этносов Европы, для испанского народа, так же, как и для русского, в значительной степени верна дилемма Ф.М. Достоевского: либо полное признание высших христианских ценностей, либо отказ от них и впадение в дегенеративное состояние.

Вероятно, именно это и предопределило на базовом, глубинно-ментальном уровне сходство испанского и русского сопротивления наполеоновской оккупации. И такое же несовпадение ментальности и поведенческих императивов защитников и агрессоров превратило это столь малоизвестное у нас вооруженное противостояние в многолетнюю общенациональную партизанскую войну. Войну испанского и португальского народов, стремившихся сохранить свой христианско-традиционный уклад жизни, против французских войск, пытавшихся навязать собственные революционно-атеистические идеалы.

***

Благодаря вероломному аресту и принуждению к отречению испанского короля и его наследника, а также успешной оккупации Португалии и бегству португальского короля в колонии, Наполеон Бонапарт создал все условия для установления своей власти на Иберийском полуострове. Сделав официальным королем Испании своего брата Жозефа и решив, что Испанию и Португалию удалось быстро и успешно «умиротворить», французский император задумал с помощью вновь созданного либерального правительства изменить государственный и общественный уклад этих стран, начав в них процесс дехристианизации по республиканскому образцу.

В качестве курьезов, связанных с личностью новоизбранного испанского «лжекороля Хосе Примеро», можно отметить два момента. Во-первых, благодаря дипломатическим кульбитам Наполеона впервые в истории на тронах Франции и Испании находились родные братья и при этом Жозеф Бонапарт, будучи старшим братом, был назначен на свой трон младшим, чего в королевских семьях не могло быть по определению. Во-вторых, впервые в истории Испании на ее трон взошел человек, посвященный в высокие степени масонства, то есть состоявший в организации, одной из главных целей которой в то время провозглашалась борьба против «феодальной тирании» и «церковного угнетения».

И Жозеф Бонапарт был при этом не просто рядовой член ложи, но масон высочайших степеней. В частности, известно, что старший брат Наполеона в октябре 1793 года вступил в марсельскую ложу «Совершенная искренность», потом перешел в главенствующую и благополучно существующую даже в наши дни парижскую ложу «Великий Восток Франции», где одно время – в 1804–1806 годах – являлся «грандмастером». Кроме того, с 1805 года Жозеф Бонапарт становится членом Высшего совета ложи «Великий Восток Италии» («Grande Oriente d'Italia»), где его собратьями были «великий командор» и пасынок Наполеона Евгений Богарне (вице-король Италии в 1805–1815 гг.), а также «великий канцлер» маршал Франции Иоахим Мюрат (король Неаполитанский в 1808–1815 гг.). Этот факт, разумеется, не мог быть благожелательно принят ни Католической церковью в Испании и в Португалии, ни большинством простого народа в этих странах.

В это время новые власти, высший французский генералитет вместе с ультра-либеральными законотворцами, создававшими «новую Испанию» под руководством братьев Бонапартов на французско-республиканский лад, еще не знали о зревшей волне народного недовольства и надеялись легко провести реформы при отсутствии серьезных проблем. Летом 1808 года это казалось весьма достижимым: многие регионы Испании и даже Португалии были без особого труда захвачены французскими войсками, а народное сопротивление пока вроде бы легко подавлялось силой оружия. Однако впервые в истории «Наполеоновских войн» силам французского императора не удалось до конца ни нейтрализовать испанское движение сопротивления оккупантам, ни полностью разгромить англо-португальские войска, а это, как мы увидим, будет иметь далеко идущие последствия.

Под Байленом целый французский корпус впервые капитулировал, разбитый войском, состоявшим в основном из… ополченцев

Вскоре после практически полной оккупации Испании французской армией – весной-летом 1808 года – произойдет, казалось бы, невероятное событие: не отдельная воинская часть и даже не дивизия, а впервые в ходе «Наполеоновских войн» целый армейский корпус под началом маршала Дюпона неожиданно будет разбит и капитулирует. Причем капитулирует не перед какой-то великолепной регулярной армией, а перед войском, состоявшим преимущественно из простых ополченцев.

Это случилось при следующих обстоятельствах. После подавления «Майского восстания» в Центральной Испании наполеоновская армия стала расширять зону своего прямого контроля, одновременно гася очаги испанского вооруженного сопротивления. Выполняя этот план, группировка в 24 000 французских солдат выступила на Кордову, захватила ее и жестоко разграбила этот город. Захватчики разорили и осквернили там все католические церкви, подожгли многие из них, также как и многие дома горожан, а кроме того совершили множество насилий по отношению к мирному населению.

Однако этим проявлением, можно сказать, средневековой жестокости вовсе не были ослаблены позиции испанской антинаполеоновской оппозиции, но, наоборот, из-за этого события еще больше разгорелось пламя народного сопротивления. «Севильской хунте обороны» (мы уже отмечали, что слово «хунта» (junta – собрание, объединение) в испанском языке не имеет никакого негативного оттенка) постепенно удалось собрать до 15 000 солдат и до 30 000 ополченцев. После реорганизации эта армия под руководством генералов Кастаньоса и Рединга, не вступая в «правильную» полевую битву, окружила французские силы на плоскогорьях и в теснинах Сьерра-Морены.

Дюпон еще мог бы прорваться, если бы действовал решительнее и при этом бросил огромный обоз с награбленным добром. Однако ни он, ни большинство его офицеров и солдат не захотели этого сделать. И в итоге, попав в более плотное окружение, оставшиеся в живых 17 000 французов были вынуждены капитулировать 23 июля 1808 года у города Байлена.

Это был первый в истории (но, как покажет время, далеко не последний) разгром такого рода, казалось бы, непобедимой наполеоновской армии. В результате этой победы (в новость о которой в других странах долго не хотели даже верить, считая это неуместной газетной «уткой») силы «Севильской хунты» освободили Кадис и сформировали новое «испанское правительство патриотов». Затем, войдя в союз с Великобританией и сделав этот город главной базой британских военных поставок испанским ополчениям, народно-освободительные войска даже смогли 5 сентября 1808 года торжественно вступить в Мадрид.

«События в Испании произвели по всей Пруссии большое впечатление. Они показывают, что может сделать одна нация, обладающая надлежащей решимостью, силой и храбростью. Войну Австрии против Франции у нас рассматривают как неизбежную», – так писал в то время граф Генрих Фридрих фон Штейн – выдающийся государственный деятель Прусского королевства во время наполеоновской оккупации, один из организаторов национально-освободительного движения в германских землях и создатель добровольческого «Русско-германского легиона».

Опираясь на укрепленные цитадели, которыми стали городские монастыри, жители Сарагосы продолжали сопротивление

Кроме всего вышеуказанного отметим, что победа испанцев при Байлене спасла Сарагосу от «первой осады». В июне-июле 1808 года этот крупный и сильно укрепленный город был осаждаем войсками генерала Лефер-Денуэтта. В ходе ожесточенного вооруженного противостояния французы не только прорвались через внешние укрепления города, но ими была захвачена даже значительная часть непосредственно самой Сарагосы. Но во время этих боев произошла весьма редкая в военной истории вещь: обыкновенно при падении внешних укреплений и стен сопротивление защитников крепостей сходит на нет, в случае же осады Сарагосы сопротивление французам после падения внешних укреплений только возросло, и, опираясь на укрепленные цитадели, которыми стали городские монастыри, испанцы продолжили яростное противостояние оккупантам.

Получив известия о байленской капитуляции и так и не преодолев героического сопротивления горожан, при этом опасаясь быть отрезанными от своих линий снабжения, наполеоновский осадный корпус стремительно отошел, даже бросив свои осадные орудия.

Картина польского художника Я. Суходольского «Штурм Сарагосы» написана с высокой степенью исторической достоверности по рассказам и зарисовкам непосредственных участников боев (среди наполеоновских войск в Испании было много поляков). На данном полотне мы можем видеть штурмовую колонну французов, пробивающуюся через брешь в городской стене, сделанную в районе плотной застройки, напротив монастырей и церквей. В рядах защитников этого своеобразного «испанского Сталинграда», среди которых практически нет профессиональных солдат, на городской стене и в окнах здания справа можно видеть даже монахов, взявших в руки оружие для отражения приступа «новых язычников – галлов». Также привлекают внимание фигуры благословляющих испанских патриотов священника, изображенного в центре картины позади пролома на крыше здания, и иеромонаха, смело стоящего с распятием в руке на крыше здания справа.

В результате всего этого французские силы ушли почти из всех регионов Испании; жители испанских поселений повсеместно ликовали. Ненависть и презрение к «сумасшедшим галлам» были столь велики, что нередко вещи, которыми они пользовались, сжигались в огромных кострах, словно имущество больных чумой.

Повсеместно не только в оскверненных ими храмах, но даже в домах, в которых жили оккупанты, совершались очистительные молебны с окуриванием ладаном и окроплением освященной водой. Армию французской империи, официально якобы отринувшую республиканско-санкюлотские взгляды и, казалось бы, номинально ставшую снова католической, из-за ее реального поведения и отношения к духовным святыням население Иберийского полуострова даже не считало христианскими войсками. И еще больше в этом убеждении испанский народ подкрепляло наличие в составе британских сил, противостоящих Наполеону, добровольческих полков французских эмигрантов-роялистов, которые вели себя как «добрые христиане» и шли в бой против своих бывших соотечественников, подчинившихся новым атеистическим властям, под лозунгом «За Бога и короля!»

И в довершение всего в начале августа 1808 года в устье Мондего высадилась новая британская армия численностью в 15 000 чел. Во главе ее стоял пока еще малоизвестный, но уже очень опытный и прославившийся в Индии генерал сэр Артур Уэлсли, будущий «железный герцог» Веллингтон, тот самый, который победит Наполеона через семь лет в битве у Ватерлоо. 21 августа 1808 года его войска одержали первую (но далеко не последнюю) победу над французским войском (под командованием знаменитого генерала Жюно) в битве у Вимейро, в результате чего была заключена «конвенция в Синтре», так сказать почетная частная капитуляция наполеоновских войск в Португалии.

Общим итогом успехов испано-португало-британского сопротивления французскому вторжению стало то, что из 130 000 наполеоновских солдат, перешедших Пиренеи несколько месяцев назад, 30 000 были убиты или попали в плен, 20 000 были ранены и находились в госпиталях, а 20 000 – перемещены из Португалии во Францию на британских кораблях по соглашению маршала Жюно с англичанами. Две капитуляции наполеоновских армий за два месяца – такого Европа еще не знала!

По сути второе по счету вторжение французов в Испанию потерпело полный крах, а Иберийский полуостров был снова почти весь потерян для Наполеона. И тогда он решил начать новое вторжение в эти непокорные земли, но уже с участием главных сил своей «Grande Armée» под его непосредственным руководством.

Отдельно следует отметить, что, в отличие от британских и португальских генералов, французский диктатор, совершенно не имея никакого христианского сострадания, абсолютно не жалел даже служивших ему солдат, не говоря о неприятельских. В припадке откровенности по прочтении сводного листа потерь из Испании он заявил, что весьма рад тому, что его старые полки ветеранов практически не пострадали, так как большинство погибших, раненых и пленных к тому моменту составили новонабранные полки рекрутов или вообще малоценные для него иноземные солдаты, которых ему совершенно не жалко. По приказу Наполеона после Байлена и Вимейро был объявлен новый всеобщий призыв десятков тысяч солдат, был создан большой артиллерийский парк и огромные массы войск были стянуты к Пиренеям.

Веллингтон: «Наполеон мог делать всё что угодно – и ни один генерал не потерял столько армий, сколько он»

Для сравнения подходов к ведению войны приведем слова герцога Веллингтона, которые весьма четко показывают положение дел в испано-португало-британской армии: «Наполеон мог всегда делать всё что угодно – и ни один генерал не потерял столько армий, сколько он. Я же себе такого позволить никогда не мог, так как знал, что если потеряю хотя бы 500 человек без очевидной необходимости, то меня заставят на коленях отчитываться перед Палатой общин». И действительно, в распоряжении сэра Артура Уэлсли на Пиренеях в начальные годы войны никогда не было более 40 000 британских воинов, тогда как Наполеон с легкостью отправлял туда десятки и сотни тысяч солдат (на пике численности сосредоточив там треть всех войск своей огромной империи).

Одновременно, в сентябре-октябре 1808 года, французский император провел серию межправительственных переговоров – важнейшими из них были встречи с русским царем, – на которых были разделены сферы влияния в Европе. И, укрепив таким образом свою власть на международной арене, он в декабре 1808 года начал новое, уже третье по счету, французское вторжение в Испанию во главе армии из 180 000 солдат.

К сожалению, испанские местные правительства в те несколько месяцев полученной после Байлена передышки так и не смогли воссоздать единство государства и единство вооруженных сил. Несмотря на образование «Верховной хунты» подлинного правительства национального единства так и не удалось сформировать; местные советы продолжали действовать самостоятельно, даже ведя между собой войны и заключая частные союзы. Фактически Испания, почти освобожденная от французской оккупации, распалась на несколько независимых государств (чего, например, не произошло за 200 лет до этого с Московским царством после изгнания польско-литовских сил из Москвы в 1612 году).

Итог политической нестабильности был закономерен: полностью повторилась картина прошлого французского вторжения. Французские силы без труда разбили в битвах при Эспиноса-де-лос-Монтерос и при Сомосьерре отдельные ополчения храбрых, но плохо вооруженных и необученных «защитников бедного короля Фернандо и нашей святой матери-церкви» и вновь подошли к Мадриду.

После ряда поражений, которые им нанесла лучшая и крупнейшая на тот период армия Европы, испанцы смогли сосредоточить для обороны столицы всего 40 000 человек. Но, несмотря на решимость простых ополченцев сражаться до конца, губернатор Мадрида маркиз Кастеляр (хорошо понимая невозможность военной победы, а также видя перспективу гибели нескольких десятков тысяч человек и разрушения прекрасного города), 5 декабря 1808 года сдал столицу французам.

И, как это ни смешно выглядело для современников, Жозеф Бонапарт, «лжекороль Хосе», отвергнутый практически всей испанской нацией, был вновь водворен на испанском престоле. Как показалось тогда Наполеону (точно так же, как покажется ему через четыре года в разоренной Москве), он одержал полную победу, разгромив полевые войска противника, и «почти решил испанский вопрос».

Однако вскоре «хунта» Севильи, города, который был провозглашен новой столицей антифранцузского сопротивления, обратилась к странам Европы с официальным заявлением о том, что «частная капитуляция Мадрида не означает общей капитуляции всей нации. Испанский народ не сложил своего оружия и будет сражаться до победы, до полного изгнания оккупантов из пределов нашей страны».

Как можно заметить, эти слова почти точь-в-точь будут повторены российским генералитетом в 1812 году, а Наполеон, так и не получив никакого урока из своей испанской эпопеи, вторгнувшись в Россию, точно так же не сможет дать никакого адекватного ответа на такие же слова и действия.

И, как будет позже, в ходе Отечественной войны 1812 года, ряд военных успехов и занятие столицы страны не принесли победы императору Франции: во всех еще не оккупированных районах Испании собирались ополчения; на территориях, занятых французами, создавались и усиливались партизанские отряды. Испанская нация сказала еще раз свое твердое «нет!» Наполеону, а тот, не поняв этого и посчитав, что снова почти всех уже победил, взял с собой лучшие полки и гвардию и выступил к границам Австрии, война с которой назревала всё сильнее.

На полотне «Капитуляция Сарагосы» (худ. М. Оранж; 1893) мы видим оставшихся в живых немногочисленных испанских ополченцев – защитников города, проходящих мимо французских войск и с презрением бросающих свое оружие к ногам победителей. В левой части картины, среди уходящих из Сарагосы жителей, видны католические священнослужители различных рангов и монахи, несущие святые реликвии и Святые Дары, во исполнение евангельской заповеди «не оставляя святыни псам» (Мф. 7: 6). Всего в ходе «второй осады», из-за военных действий и разразившейся эпидемии, из 80 000 жителей города погибло 54 000.

В этот же период имела место так называемая «вторая осада» Сарагосы. Контингент французских войск под командованием генерала Монсея, а потом под руководством прославленного маршала Ланна осадил этот упорно не признававший власть «братьев-узурпаторов» город 20 декабря 1808 года. Силы испанских патриотов вновь возглавил «несгибаемый» генерал Хосе де Палафокс.

Несмотря на то, что, как и во время «первой осады», внешние укрепления города пали, сопротивление захватчикам внутри городских стен не ослабевало. Позади внешнего фортификационного пояса осажденные создали внутреннюю линию обороны, опиравшуюся на несколько укрепленных церквей и монастырей, насельники которых активнейшим образом принимали участие в боях.

В ходе невероятно ожесточенного противостояния наполеоновским войскам, имевшим организационное и техническое превосходство, хотя и удалось в итоге взять город, но маршал Ланн был вынужден предоставить достаточно мягкие условия капитуляции защитникам.

1809 год на Иберийском полуострове прошел в напряженном противостоянии: несмотря на ряд тактических побед англо-португало-испанских сил, стратегически успех был на стороне французов, которые восстановили свой контроль над многими регионами Испании. 16 января 1809 года войска маршала Н. Сульта выиграли битву при Ла-Корунье, разгромив британо-португальскую армию генерала Дж. Мура; а 12 ноября 1809 года его же корпус разбил испанскую армию при Оканье.

Победа Наполеона над Австрийской империей сильно упрочила его положение в Восточной Европе. Фактически у наполеоновской Франции на тот момент не осталось врагов, исключая Британскую империю, а также испанских и португальских повстанцев с их заокеанскими колониями. Все иные государства, включая Россию и даже США, были или ее вассалами, или союзниками, или были принуждены к благожелательному нейтралитету (как та же Швеция руками России). Можно сказать, что у противников власти Наполеона «были выбиты все карты из рук», так как вся Европа в той или иной степени подпала под французскую гегемонию.

Однако испанские и португальские силы, несмотря на, казалось бы, практически полное отсутствие шансов на победу, продолжили свое героическое сопротивление.

После победы над Австрией в 1810 году Наполеон вновь обратил свое внимание на Испанию. «Окончательное решение испанской проблемы», казалось, стало лишь вопросом времени, так как всего лишь несколько регионов Иберийского полуострова оставались свободными от французской оккупации. Испанцы стабильно проигрывали все «правильные» сражения, на которые решались, а численность наполеоновских войск на полуострове была доведена до 270 000 человек при более чем 500 орудиях.

В начале 1810 года, после взятия Севильи – неофициальной столицы испанского сопротивления французский диктатор даже решил полностью устранить остатки Испанского королевства как исторического государственного образования. Первоначально он издал указ о выделении четырех отдельных военных правительств (в Каталонии, Арагоне, Наварре и Стране басков), подчиненных напрямую Парижу, минуя правительство Жозефа Бонапарта, а чуть позже Наполеон принял решение о разделе Испании на семь генерал-губернаторств, которые вошли в состав Французской империи на правах «новых департаментов». В дальнейшем же указом от 26 января 1812 года французский император непосредственно включил «полностью умиротворенную» территорию Каталонии и Арагона уже в состав самой «старой Франции».

На полотне «Апофеоз павших героев Франции», созданном французским художником А.-Л. Жироде-Триозоном в 1810 году, очень хорошо виден характерный как для французской республики, так и наполеоновской империи практически полный отказ не просто от католической, но вообще от христианской религиозной традиции. Фактически на данной – официально-признанной и рекомендованной самим Наполеоном картине – мы наблюдаем абсолютно языческий синкретический сюжет: погибших французских воинов в загробном мире встречают совершенно нехристианские фигуры. Здесь можно видеть странную смесь персонажей из древнегерманского эпоса, неких исламских «гурий», вероятно заимствованных участниками «Египетской экспедиции» с Ближнего Востока, а также представителей эллинского и республиканского мистицизма, причем некоторые изображенные фигуры справедливо ужасают взор верующего христианина.

Оккупантам снова показалось, что это всё, что исторической Испании, той, которая «единая, великая и свободная» («¡España Una, Grande y Libre!»), больше нет, есть только очередные «новые французские департаменты». Но испанский народ не смирился с этим и всё равно продолжил свою героическую борьбу, которая в тот период почти полностью перешла в стадию «малой войны»: когда французские войска настигали и уничтожали небольшое партизанское ополчение в каком-либо районе, то вскоре вместо него создавались новые отряды.

Начиная с 1810 года, после того, как выяснилось, что «новый Байлен» организовать не получится, испанское национальное сопротивление христиан-традиционалистов перешло практически повсеместно от «правильных сражений» к тактике «малой, народной войны» – «герилье». И без того уже весьма значительные силы испанских партизан-роялистов в 1810–1812 годах стали еще более увеличиваться как в общей численности, так и количеством отрядов.

Антипартизанская тактика действий крупными и недостаточно маневренными подразделениями (корпусами и дивизиями), которую применяли наполеоновские полководцы на начальном этапе «войны на полуострове» – в 1808–1810 годах, показала свою неэффективность. После оккупации Испании Grande Armée под началом самого Наполеона на большей части Иберийского полуострова стали действовать многие десятки, если не сотни отрядов «герильеро», которые при этом стали более мобильными и постоянно совершенствовали свои воинские умения.

Тогда для подавления партизанского сопротивления испанских христиан французской оккупации наполеоновские маршалы начали использовать ту же тактику, которую применяли они сами и их коллеги в республиканский период против народного христианско-роялистского сопротивления в Вандее и Нормандии. Они стали действовать как крупными подразделениями, ведя своеобразные облавы на людей, по сути создавая, говоря современным языком, фильтрационные и концентрационные лагеря, так и мелкими мобильными отрядами, преследовавшими непосредственно отдельные подразделения испанских партизан.

Точно так же, как в Вандее, французскими властями (по названию ставшими якобы имперскими и даже немного католическими, но по духу и содержанию бывшими атеистическо-республиканскими и языческими) были сформированы аналоги «colonnes infernales» – «адские войсковые колонны». Целью этих подразделений, наименование которых говорит само за себя, был прямой геноцид местных христиан-роялистов. Примечательно, что сами себя солдаты этих соединений звучно именовали в том числе и «разрушителями старого мира» и даже «сокрушителями цивилизации» (как можно заметить, недаром идейные наследники французских революционеров – российские и иные большевики – позднее пели: «Весь мир насилья мы разрушим…», а также: «Отречемся от старого мира…»).

По сути можно говорить о том, что с 1809 года в Испании начался массовый геноцид тех, кто не проявлял полную лояльность оккупантам и не принимал публично их установления, их мировоззрение и их религиозные взгляды. Для того чтобы понять уровень репрессий, рассмотрим следующий пример. Относительно крупный городок Майен-на-Луаре (французская Вандея) имел 12 000 жителей (включая женщин и детей) к началу 1790-х годов. В ходе революционного республиканского геноцида за несколько лет было расстреляно, гильотинировано, утоплено и убито иными способами 6500 человек, а 2200 человек находилось в местах заключения, что составляет 80% от общего числа жителей (включая не только молодых боеспособных мужчин, но и стариков, детей, женщин и лиц духовного звания).

На офорте с названием «Всего лишь за один нож?» современника «Пиренейской войны» Ф. Гойи из серии «Ужасы войны» мы видим изображение казненного по приказу французских властей через удушение гарротой католического монаха или священника, с табличкой на груди, где указано его «преступление» – всего лишь ношение ножа и подозрение в антиправительственных действиях.

Но если подобное творили французы, только республиканцы, неоязычники и атеисты, с такими же французами, своими соотечественниками, больше того – с преимущественно мирными гражданами, всего лишь имевшими иное – христианское и роялистское – мировоззрение, то можно представить, что совершали наполеоновские войска с христианами-роялистами на чужой, не французской, а испанской территории!

И как до сих пор точно не известна численность жертв «Вандейских войн», так и количество погибших испанцев и португальцев в ходе «войны за независимость» оценивается только приблизительно, насчитывая, как и погибших в Вандее, Аквитании и Нормандии французских христиан-традиционалистов, сотни тысяч человек.

«Эти слуги дьявола убивают всё, что двигается, без разбора: мужчин и женщин, детей и священников»

Один из лидеров национального сопротивления написал в те годы о французских войсках: «Эти слуги дьявола убивают всё, что двигается, без разбора: мужчин и женщин, детей и священников. Разум отказывается верить в то, что видят глаза, что такое вообще возможно. Наши поля засеяны костями лучших сынов нашего народа… Эти звери в человеческом обличье говорят, что мы – проклятая раса, и хотят превратить нашу страну, так же как свою Вандею, в огромное кладбище. Ну что ж, если так, то нам остается только еще горячее вознести наши молитвы ко Господу и, уповая на милость святого Иоанна, святого Иакова и святого Мильяна, еще крепче взяться за оружие». (Святой апостол Иаков – знаменитый Сант-Яго – исторически считается небесным покровителем Испании; символ святого апостола и евангелиста Иоанна орел до сих пор является составляющей частью герба этой страны; святой Мильян – малоизвестный в России святой, почитавшийся испанцами как «споборатель в сражениях с иноверцами».)

Зачастую в работах, связанных с темой «Наполеоновских войн», всячески показывается жестокость испанцев и португальцев из народных ополчений по отношению к французским войскам. Однако не стоит забывать, что «дубина народной войны» на Иберийском полуострове поднялась именно в ответ на абсолютно немотивированные с точки зрения местного населения зверства оккупантов. В первую очередь – в ответ на осквернение французами религиозных святынь (что являлось логичным продолжением политики дехристианизации, в которой активнейшим образом участвовали в период существования французской республики ветераны наполеоновских войск). Взаимное ожесточение сторон с течением времени всё больше нарастало, и примерно с 1810 года как испанские партизаны, так и французы почти перестали брать пленных. А в 1811–1812 годах оккупанты, можно сказать, вообще практически перестали делать различие между комбатантами и гражданским населением.

Одновременно с требованиями усилить борьбу с испанским христианским национальным сопротивлением, в 1810-1811 годах Наполеон приказывал своим маршалам в конце концов полностью захватить Португалию, через порты которой повстанцы получали из Англии вооружение, боеприпасы, деньги, лекарства и частично даже провиант.

Однако тут, как говорится, «коса нашла на камень». Англо-португальские силы, предводительствуемые Веллингтоном, разгромили войска даже таких прославленных французских маршалов, как Никола Сульт, Эдуар Мортье и Андре Массена. В частности, самым серьезным и уже по счету третьим «португальским походом» оказалось вторжение в 1810 году армии маршала Массена численностью в 65 000 человек при 114 орудиях. Но португальцы и британцы собрали против них армию в 52 000 человек при 66 орудиях и одержали решающую победу 27 сентября 1810 года в битве при Буссако.

Правда, сил для развития успеха у союзников не было, и в марте 1811 года армия маршала Сульта взяла сильную крепость Бадахос – «ключ к воротам в Португалию». Но успешного контрнаступления и у французов не получилось: 16 мая 1811 года войска этого маршала Франции были разбиты англо-португальской армией в битве при Альбуере.

Гравюра Томаса Сазерленда, изображающая битву при Буссако, сделанная на основании зарисовок очевидцем поля боя, считается, за неимением фотографии в то время, вполне достоверным изображением фрагмента боя. Хорошо видны британские «тонкие красные линии» и действующие на флангах одетые в зеленые мундиры знаменитые «шарпшутеры».

К началу 1812 года французские оккупационные силы в Испании заметно устали от постоянной и кровавой «малой войны», в которой было немного крупных сражений, где было сложно заслужить награды и конца которой не предвиделось.

Кроме того, в 1810–1811 годах взаимное ожесточение в ходе «Пиренейской войны» достигло очень высокой степени, но при этом полностью подавить испанское сопротивление французам так и не удалось. Новые подкрепления, присланные Наполеоном (благодаря которым численность оккупационных сил была доведена в 1811 году до пикового значения в 320 000 человек), несмотря на взятие Оливенцы, Таррагоны, Лериды и полную блокаду Кадиса, так и не смогли переломить ситуацию. В то время даже лучшие французские маршалы и генералы, такие как Сульт, Мортье, Мармон и Латур-Мобур, так и не смогли победить испано-англо-португальские силы и одновременно удержать в повиновении Пиренейский полуостров.

Прислать еще больше войск, доведя группировку задействованных на Иберийском полуострове войск до 400 000 человек (о чем просили Наполеона его маршалы), французский император просто не мог. Больше того, он, уже готовя вторжение в Российскую империю, был вынужден даже отозвать часть сил из Испании. Дальше раздувать численность своих войск Французская империя просто не могла: к началу 1812 года наполеоновская армия и так подошла к чудовищной для того времени численности почти в 1 000 000 человек, из которых 420 000 предназначались для вторжения в Россию, а 330 000 обеспечивали оккупацию Европы и тылы «Великой армии».

Главная проблема была в том, что, несмотря на многочисленные предыдущие завоевания и приток финансовых контрибуций со всей Европы, крайне милитаризованная экономика Франции уже просто не могла содержать такое число войск. Об этом мало кто знает, но именно период конца 1810 – начала 1812 года, считающийся у почитателей Наполеона временем наибольшего расцвета мощи его империи, с финансово-экономической точки зрения является временем нарастающего коллапса.

Французская промышленность, и так пришедшая в упадок из-за буйств революции, из-за общеевропейской торговой войны с Великобританией находилась уже несколько лет в глубочайшей стагнации (а многих показателей экономического развития якобы отсталой феодальной эпохи 1780-х годов постреволюционная и постнаполеоновская Франция едва достигнет только через 40 лет – в 1830-е годы). Человеческие резервы Франции уже в 1809–1810 годах, задолго до краха 1812 года, были самым серьезным образом истощены. Национальная экономика, отдававшая все ресурсы для содержания непомерно раздутых вооруженных сил и огромного административного аппарата, с умиравшей промышленностью и впавшей в коллапс торговлей, не получала возврата вложенных государством средств, к тому же пожиравшихся инфляцией.

Наполеон. Изображение 1813 года, достаточно верно отражающее восприятие Наполеона в тот период большинством населения не только оккупированных им стран, но и самой Франции: лицо диктатора составлено из трупов солдат, брошенных в погребальный ров; мундир испещрен названиями полей сражений; воротник мундира образует кровавое море, в котором гибнет корабль с названием «Франция»; эполет мундира образует рука Немезиды, античной богини возмездия преступникам; ленту знака «Почетного легиона» образует кровавая полоса с актуальными тогда для французского правительства словами «Честь утрачена»; звезда этого ордена состоит из паутины, показывающей одновременно пустой и диавольский характер данного знака отличия.

В это время жизнедеятельность французской промышленности и финансового сектора ее экономики искусственно поддерживалась лишь постоянными вливаниями выпускавшихся государством и ничего не стоивших в условиях господства золотого стандарта бумажных денег, курс которых всё больше падал. Французский император мог говорить что угодно, но о том, как выглядят золотые «наполеондоры», не только простой народ, но и средний класс Франции стал забывать.

Образно говоря, французская экономика в тот период напоминала наркомана, постоянно находящегося в эйфории от приемов «наркотика победы», но уже тяжело больного, жизнь которого продлевалась только уколами финансового адреналина контрибуций с завоеванных государств.

Возможно, наиболее ярким свидетельством нараставшего коллапса наполеоновского государства является то, что в 1812 году именно, казалось бы, процветающая и мощнейшая Франция (а вовсе не якобы задыхавшаяся от экономической войны Великобритания или весьма страдавшая от этого Россия) объявила государственный дефолт.

Исходя из всего вышеперечисленного вполне можно утверждать, что Испания и Португалия в 1812 году, оттянув на себя в этот критический год примерно 250 000 наполеоновских солдат, своим героическим сопротивлением внесли весомый вклад в спасение и нашего Отечества от иноземной оккупации.

Больше того, жизненные реалии Пиренейской войны выявили то, что даже снабжение 200- тысячного (не говоря уже о 400-тысячном) французского контингента на Иберийском полуострове в 1811–1814 годах оказалось неподъемной ношей для наполеоновских тыловых служб. Ведь как это ни ужасно звучит, но от былого процветания Испании к 1812 году остались только воспоминания. Страна была страшно разорена за четыре года постоянной всеобщей войны; повсеместно ощущался большой дефицит даже продуктов питания, не говоря уже о промышленных товарах; к тому же «герильясы» и просто банды мародеров (в том числе из наполеоновских дезертиров) перерезали все сухопутные коммуникации.

Карта событий завершающей стадии «Пиренейской войны»

И уже в 1810–1811 годах численно сильно раздутая группировка французских войск в Испании столкнулась с точно такими же трудностями в обеспечении, какие обрушились на наполеоновские войска в России во второй половине 1812 года.

По сути в 1812 году французский диктатор сделал вид, что «забыл» про «испанскую язву», так как война с Российской империей стала его первостепенной задачей, и без того уже крайне ограниченные ресурсы наполеоновских тыловых служб были направлены на снабжение главной армии вторжения. А для войск, находившихся в Испании, настали тяжелые времена: и так уже весьма скудные поставки провианта и даже боеприпасов почти прекратились; обеспечение госпиталей врачами и лекарствами, а также госпитальная логистика во французских войсках на Иберийском полуострове практически сошли на нет.

Из-за коллапса французской экономики наполеоновским солдатам в Испании даже почти прекратили выплачивать жалование, а те суммы, которые изредка поступали в войска, выдавались ничего не стоившими бумажными банкнотами. Именно таким был в реальности наполеоновский принцип «Война должна кормить войну!», а когда война переставала кормить его солдат, то тем хуже было только для них самих, ибо французский диктатор «милостиво» и «дальновидно» просто разрешал им умереть от голода или ран.

Это абсолютно контрастировало с британской армией, солдаты которой имели великолепное по тем временам медицинское обеспечение, всегда были хорошо накормлены, отлично обмундированы и в достатке обеспечены боеприпасами. Кроме того, в отличие от французских сил, английским войскам стабильно выплачивалось жалование, и не бумажными ассигнациями, а звонкой монетой (а это, в сочетании с введенной Веллингтоном строжайшей дисциплиной, позволяло не прибегать к грабежам и реквизициям, а исправно расплачиваться с местным населением, что было абсолютно противоположно поведению наполеоновских солдат).

1810 – начало 1812 гг. вовсе не расцвет мощи империи Наполеона, а время нарастающего экономического коллапса

Очень хорошо показывает степень экономического коллапса, в который впали районы Испании, находившиеся под французским господством, страшный голод в Мадриде. Это бедствие, начавшееся осенью 1811 года, продолжалось вплоть до освобождения столицы армией герцога Веллингтона в августе 1812 года, и, по самым скромным оценкам, не менее 20 000 человек стали его жертвами.

Как уже отмечалось ранее, из группировки, чья численность достигла цифры в 320 000 человек, уже в 1811 году Наполеоном было отозвано для усиления войск во Франции сначала 50 тысяч солдат, а потом следовали всё новые указания вывести воинские контингенты с Иберийского фронта. Таким образом, с учетом огромных санитарных потерь, сравнимых с потерями при отступлении из России, к концу 1812 года французские экспедиционные силы в Испании насчитывали «всего» 135 000 человек. Этим войскам противостояла уже закаленная в боях 75-тысячная англо-португальская армия Веллингтона и возрожденная в очередной раз 60-тысячная испанская регулярная армия, не говоря про тысячи «герильеро».

Современное изображение французских «зеленых» драгун в Испании (1808–1813), действующих в пешем строю при «зачистке» очередной деревни в ходе одной из антипартизанских акций.

И, поскольку третья попытка французов завоевать Португалию в 1810–1811 годах оказалась неудачной, герцог Веллингтон перешел в контрнаступление и разбил армию маршала Массена в сражениях при Сабугале и Фуентес-де-Оньоро. Очень хорошо сложившуюся ситуацию иллюстрирует фраза, которую написал разгневанный на одного из своих лучших маршалов Наполеон в личном письме к Массена: «Последние события убедили меня, мой дорогой принц Эсслинг, что Вы больше не тот легендарный Массена!» В это время португало-британские силы освободили от французов Сьюдад-Родриго, снова взяли Бадахос, и, разгромив 22 июля 1812 года 45-тысячную армию маршала Мармона (который сменил Массена) при Саламанке, 12 августа 1812 года триумфально вступили в Мадрид.

В разгром французов при Саламанке, когда великолепная по качеству наполеоновская армия во главе с одним из лучших маршалов будет по сути уничтожена, в Европе снова, как за четыре года до этого, получив вести из-под Байлена и из-под Синтры, мало кто поверил. Однако узнав об этом, значительная часть европейского общества решила, что конец власти Наполеона всё же близок, несмотря на быстрое продвижение в это же время его главных сил на другом краю Европы к Москве. По-сути именно разгром армии Мармона при Саламанке «подрубил дерево власти» императора Франции, и когда его огромная армия «растаяла» в снегах России, то вся «континентальная система» французского диктатора стала разваливаться, как карточный домик под напором ветра.

Несмотря на то, что эти события всё же еще не вызвали повсеместное крушение власти французов на Иберийском полуострове, как Байленская капитуляция четырьмя годами ранее, в результате данных успехов Веллингтона 24 августа 1812 года армия маршала Сульта наконец отступила от Кадиса (который она осаждала и не могла взять целых 2,5 года) и ушла на соединение с войсками Жозефа Бонапарта в Центральной Испании.

«Бегство плотоядного стервятника» – один из немногих юмористических офортов из серии «Ужасы войны», где Ф. Гойя символично изобразил победный триумф – изгнание сильно ощипанного «наполеоновского орла» испанским народом.

«Второй фронт» в Испании весьма помог России в ее борьбе с наполеоновским вторжением

Таким образом, можно без натяжек сказать, что «второй фронт» в Испании весьма активно помогал Российской империи в ее борьбе с наполеоновским вторжением. Так, успех Веллингтона при Саламанке и взятие им Мадрида привел в полное замешательство Наполеона, возглавлявшего тогда армию вторжения в России. Да, французский император в это время хотя и победил русские войска в кровопролитной битве у стен Смоленска 16–18 августа 1812 года и захватил этот город, но именно в связи с вестями из Испании он пришел в полное замешательство. И сначала, после взятия Смоленска и по получении вестей о Саламанке, узурпатор французского престола приостановил движение своих главных сил и решил было даже завершить вторжение в российские пределы (сделав Смоленск, эти «западные ворота в историческое сердце России», своей базой для дальнейших операций). Однако потом Наполеон положил как можно быстрее «решить русскую проблему», чтобы в дальнейшем снова со всей мощью вернуться в Испанию, и, максимально растянув коммуникации, быстрыми маршами бросил свои войска к Москве – навстречу их гибели.

Впрочем, развить свои успехи на Иберийском фронте герцогу Веллингтону не удалось. Стянутые из различных регионов Испании соединенные французские силы остановили его продвижение и даже вынудили 30 октября 1812 года испано-англо-португальскую армию оставить Мадрид, в третий раз водворив «Хосе Примеро» в испанской столице. Правда, одновременно уже третья британская армия высадилась на Иберийский полуостров, открыв боевые действия в Мурсии и Каталонии и еще больше осложнив положение французов.

Как известно, разгром «наполеоновской армады» в России уже зимой 1812/1813 года повсеместно пробудил национально-освободительное движение в Европе; борьба против наполеоновских оккупантов резко усилилась от Пруссии до Испании. В это время на Иберийском полуострове испано-португало-британские соединения получили новые подкрепления, увеличившись до 121 000 солдат только регулярных полков, в то время как численность наполеоновского контингента сократилась до 85 000. В ряде кровопролитнейших битв французские войска в Испании были разбиты (включая решающую победу союзников 21 июня 1813 года у Виттории), и осенью 1813 года наполеоновские маршалы отошли к пиренейской границе.

Здесь стоит упомянуть малоизвестный факт: события в Испании и особенно победа Веллингтона у Виттории имели широкий отзвук по всей Европе, и в том числе вдохновили известного венского композитора Людвига ван Бетховена на написание симфонической композиции «Wellingtons Sieg», одного из самых общественно-успешных его произведений.

Фрагмент частично поврежденного монумента в честь победы британо-португало-испанской армии в битве при Виттории, показывающий бегство французских солдат с поля боя

Одновременно Наполеон, вытесненный союзниками из Центральной Европы, потерпел решающее поражение в «Битве народов» у Лейпцига 16–19 октября 1813 года и, нуждаясь во всех своих войсках уже для защиты «старых департаментов», попытался уладить «испанскую проблему» миром.

По указанию французского диктатора плененного испанского короля, находившегося с семьей в многолетнем заключении в замке Валансе, вновь назвали законным правителем страны и принудили 11 декабря 1813 года заключить с Францией сепаратный мир и союз. Но «Национальное собрание Освобожденной Испании» отказалось признать этот договор, потребовало полной свободы для своего законного короля и продолжило вести войну с Наполеоном под лозунгом «За Царя-Христа и за нашего истинного короля!»

Еще в октябре 1813 года англо-португало-испанские силы пересекли Пиренеи, и война впервые за долгие годы вошла на земли южной Франции. В тот период многие французские города были разорены вторгшимися войсками союзников в отместку за те зверства, которые творили наполеоновские армии на Иберийском полуострове долгие годы. Зимой 1813/1814 года армия маршала Сульта была разбита Веллингтоном в крупном сражении на реке Бидасоа. Французские войска отошли уже вглубь своей территории, но были 27 февраля 1814 года разбиты при Ортесе, а потом, 10 апреля, разгромлены при Тулузе, и силы союзников вступили в этот крупный региональный центр.

Вполне вероятно, что если бы силам Веллингтона было разрешено двигаться далее, то центральная Франция вместе с Парижем была бы взята именно его армией, однако, руководствуясь высшими геополитическими интересами, верховное командование союзников приказало ему не продвигаться далее региона Пуату.

Современное изображение, аллегорически показывающее изгнание сил Наполеона из Испании, представленной в образе героической девушки Августины Арагонской

Вскоре французские маршалы, с согласия Наполеона, запросили частного перемирия на пиренейском фронте, которое и было заключено 19 апреля 1814 года, уже после отречения французского императора от узурпированного им престола. Так эта многолетняя и кровавая война двух мировоззренческих систем завершилась в том же самом городе, с которого и началась, – в Байонне (где Наполеоном за шесть лет до этого была вероломно арестована испанская королевская фамилия).

«Лжекороль Хосе» – Жозеф Бонапарт – бежал, захватив древние драгоценности испанской короны, сначала во Францию (где безуспешно пытался оборонять Париж от наступавших русско-австрийско-прусских войск), потом в США (в этой стране он весьма обеспеченно жил с 1817 по 1831 год). В 1832 году брат Наполеона был вынужден переехать в Лондон, а в 1841-м вернулся во всегда ему нравившуюся Флоренцию, вновь заняв высокое положение в ложе «Великий Восток Италии», где и скончался три года спустя.

Так завершилась героическая борьба испанского и португальского народов, поддерживаемых Великобританией, против наполеоновской Франции. Эта война, в отличие от многих иных, явилась, прежде всего, не борьбой за экономическое господство или за колонии, но противостоянием, с одной стороны, христианско-традиционного мировоззрения, а с другой – по форме казалось бы тоже католического и имперского, но по реальной сути неоязыческого.

Весьма многие из образованных испанцев и португальцев, кто в той или иной форме склонялся к либеральным идеям «просветителей», в ходе «Войны за независимость», видя деяния французских «имперских республиканцев» в реальности, отказались от своих прежних устремлений и частично вернулись к традиционным ценностям. Некоторые из них даже стали активными участниками национально-освободительной войны. В частности, именно благодаря таким людям с сентября 1810 по сентябрь 1813 годов общенациональным центром сопротивления французской оккупации были так называемые «Кадисские кортесы» – испанское общенародное учредительное собрание. Именно этот законодательный орган 19 марта 1812 года, в противовес «Байонской конституции» 1808 года правительства Жозефа Бонапарта, принял т.н. «Кадисскую конституцию» – первую действительно национальную конституцию Испании, которая частично стала основой даже для ныне действующего основного закона этой страны.

После окончания «Пиренейской войны» лишь очень небольшая часть испано-португальского общества продолжала придерживаться ультралиберальных взглядов. Многие из сторонников идей Французской революции и лица, активно сотрудничавшие с оккупационной властью (получившие презрительное прозвище «afrancesados» – «пофранцуженные»), ушли вместе с наполеоновскими войсками во Францию (в количестве примерно 11 000 человек), и сопоставимое их число было вынуждено уехать из Испании и Португалии в другие государства позднее.

Однако некоторые последствия «Войны на Иберийском полуострове», завершившейся 200 лет назад, мы можем ощутить даже в наши дни. Дело в том, что Каталония оставалась формально французской территорией до 28 мая 1814 года, когда был уже подписан даже договор об отречении Наполеона в Фонтенбло, то есть этот регион юридически вышел из-под власти Франции и временно не перешел под суверенитет Испании. Тем самым было заложено одно из юридических оснований для действий современных каталонских сепаратистов, выступающих против испанской монархии, активизацию которых мы можем наблюдать в последние годы.