Господь дает хлеб даже тому, кто просит камень

Что есть потребительство? Да, эгоизм, да, стремление брать всё, что возможно, себе, не думая ни о других людях, ни даже о собственном будущем; брать, но не отдавать; использовать, но не создавать, не строить…

Но это еще не всё. Потребительство — это когда человек ставит в центр мира свое собственное «я» и свои потребности; когда это «я» незаметно для самого человека становится жадным божком, идолом…

Впрочем, не каждому ли из нас это свойственно — думать прежде всего о себе, а потом уже о других и о другом?

— Отец Нектарий, согласны ли Вы с тем, что существует два противоположных отношения к Богу, к миру, к Церкви, к ближним, словом, ко всему — христианское и потребительское? Когда читаешь Евангелие — много цитат тут можно было бы привести, начиная с Нагорной проповеди, — создается именно такое впечатление: потребительство есть антихристианство.

— Совершенно верно: когда мы говорим о страшной болезни или грехе потребительства, нам нужно начинать не с современных реалий, не с сегодняшнего дня, когда мы уже знаем, и что такое культура потребления, и кто такой потребитель, а с самых истоков; необходимо обратиться к началу библейской истории. Когда человек жил еще в райском саду, у него был выбор: либо оставаться верным Богу в этом только что сотворенном мире, в мире, который был ему, человеку, вручен, доверен, либо стать потребителем этого мира. И он выбрал потребительское отношение. Мир был дан ему как то, за что он должен перед Богом отвечать; а человек решил использовать мир в собственных целях. Ева послушалась змия, который говорил ей: не доверяй Богу, поступи так, как тебе хочется; Адам послушался Еву. Люди имели возможность в этом мире священнодействовать, служить Богу, делать то, что мы имеем в виду, когда произносим: «Твоя от Твоих, Тебе приносяще». Они же вместо этого решили взять себе кусочек мира и использовать его в личных целях, скрыв свой поступок от Бога. Вот это и было первым проявлением потребительского отношения.

К чему это привело — мы знаем: к тому, что человек этот мир потерял. Он был призван царствовать, а превратился в какого-то изгоя. Мир ополчился против него: человек пребывает в состоянии постоянной войны с миром. Человек за счет мира живет, но то, каким образом он это делает, приводит к тому, что мир его убивает. Человек хищнически использует природу, а природа мстит. На этом примере мы видим, насколько потребительство нерационально, невыгодно человеку. Бог дает человеку ровно столько, сколько ему необходимо. Человек же, пытаясь получить не то, что ему дают, а то, чего ему хочется, лишает себя источника благ. Он даже не видит всего мира, он видит только ту его часть, которую хочет использовать.

Таким образом, потребительство возникло с началом истории человечества. Это одновременно и грех, и страшная ошибка, и страшная глупость, и трагедия.

— Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю (Мф. 5, 5). Кроткий — это антипотребитель?

— Кроткий — это не тот, кто ведет ожесточенную борьбу за то, чего ему хочется, за то, чего ему не дали, за то, что есть у других. Кроткий — это тот, кто умеет довольствоваться необходимым, кто способен уступить. Кроткие наследуют, конечно, не ту землю, на которой мы живем сейчас, а будущую, ту, о которой мы читаем в Откровении Иоанна Богослова: и увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет (21, 1). Отказавшись от многого здесь, на земле, кроткие наследуют Царство Небесное. А некроткий ухватит здесь то, что сумеет ухватить, но туда, за черту земной жизни, ничего с собой не возьмет.

Этот водораздел между кроткими и некроткими людьми можно наблюдать во всей истории человечества, но наиболее ярко он проявился у нас в 90‑е годы, когда то, что было целым и принадлежало единому государству, стремительно распиливалось, растаскивалось по кускам, вывозилось за рубеж… И кто-то самым активным образом участвовал в этом дележе, стараясь не упустить своего, а кто-то посмотрел на это горе, на эти слезы и кровь… и сказал: «Нет, пусть другие все это делят, а я буду довольствоваться тем, что Господь мне пошлет». Те, кто делил, большей частью покоятся на кладбищах — на ином кладбище целые аллеи этих молодых могил, будто война прошла…

— Не все в могилах: кто-то выжил, получил то, за что бился, и теперь, казалось бы, наслаждается жизнью…

— Да, но наслаждение это очень сомнительное, потому что соделанное злое дело не уходит вот так просто в прошлое. Если человек не покаялся, не изменился, то его, как правило, настигает возмездие. Примеры этого мы видим регулярно, надо только уметь их замечать. И главное — возмездие как раз в том-то и заключается, что человек имеет, кажется, все, но наслаждаться жизнью, как Вы говорите, он не может: утрачена способность радоваться, утрачена способность любить, утрачена способность чувствовать полноценно. И неудивительно, ведь внутри все выжжено, там — пустота.

— Христос в Евангелии с горечью говорит о потребительском отношении к Богу, к вере: Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6, 26). И примеров такого отношения в Новом Завете достаточно: за Милующим, Исцеляющим, Кормящим идет толпа, за Несущим Крест — тоже толпа, только уже совсем другая. Но ведь с евангельских времен ничего не изменилось, это отношение к Нему мы видим и сегодня… и дай нам Бог не только в других его увидеть, но и в самих себе. Мы же все молимся о том, что нам надо: «…помоги, исцели, защити, избави, поддержи…».

— Толпа, которая идет за Несущим Крест, обижена и разочарована: Он так много мог сделать для Израиля, мог освободить его от власти Рима и дать ему власть над миром, но вот Он не сделал этого и сейчас будет казнен. Кроме того, в этой толпе много просто любопытных, много и злорадствующих. Что касается нас, сегодняшних, мы живем в обществе потребления, и здесь два встречных процесса идут, друг друга подпитывая: возрастание спроса и развитие предложения. Для человека в падшем его состоянии совершенно естественно потреблять и искать лучшего потребления; а современная цивилизация живет именно этим: предлагает людям услуги, а люди их потребляют. Прогресс, развитие общества — это создание оптимальных условий потребления. В 90‑х годах у какой-то группы компаний был рекламный слоган: «Такой удобный мир!». Они сформулировали свою задачу: сделать мир удобным. В результате мы оказываемся пленниками массы вещей, обеспечивающих нам удобство. Человек превратился в потребителя давно, именно это привело к грехопадению, но современная жизнь усугубляет и развивает в нем потребительскую направленность.

И вот человек приходит в храм, по сути, оставаясь таким же потребителем. Обращаясь к Богу, этот человек совершает колоссальную ошибку — ту, с которой неизбежно сталкивается каждый священник: человек берет свечку и задает вопрос, к какому образу ее поставить, чтоб получить то-то и то-то. Рассказываешь ему о святых, а он в ответ: «А от чего этот святой помогает?».

Но самое страшное, пожалуй, даже не это. Это просто примитивное отношение к религиозной жизни, к Церкви, к Богу. А главная беда в том, что люди в Боге видят средство — средство к тому, чтобы им было хорошо. Понятие об этом «хорошо» у людей, конечно, разное. Чем выше культура человека, чем более он развит, тем тоньше, сложнее, богаче его понятие о благе. Кто-то хочет побольше денег, а кто-то — внутреннего покоя, мира, ощущения того, что он не напрасно на свете живет. И человек надеется, что Бог ему это даст. Но правильное отношение к Богу только одно: когда Он для тебя — единственная цель. И от твоих обстоятельств, от того, болен ты или здоров, благополучен или нет, твое отношение к этой цели не зависит.

Но в чем заключается парадоксальность ситуации? Если Бог нужен тебе прежде всего остального, то все остальное, все, что тебе необходимо, ты получишь. Господь говорит: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Лк. 6, 33).

— Что значит — всё? Слишком многое — ну, не прикладывается никак.

— Всё — это не вообще всё, что может человек захотеть, а всё то, что ему на самом деле необходимо для жизни вечной, для достижения Царства Небесного. Господь дает хлеб, даже если человек, сам того не осознавая, просит для себя камень. Господь всегда даст человеку то, что ему во благо. И никогда того, что во благо, не заберет, хотя вообще многое может забрать, и это может быть очень тяжело, очень страшно, но того, что служит ко спасению человека, Господь не забирает.

Да, человек может прийти к Богу с какой-то нуждой, бедой, потребностью, с какими-то вопросами, наконец. Но это должно стать первым шагом. От этой своей ситуации, от первой просьбы к Создателю — «Помоги» — человек должен прийти к другому — к пониманию Бога как того единственного, что нам нужно. Очень важно, чтобы человек понимал свои отношения с Богом как отношения двух личностей и отношения любви — любви бескорыстной: Господь именно такой любви ждет. И именно этого нужно искать, к этому стремиться, а все остальное должно отступить на второй план.

И если человек к такой любви стремится, то Господь его такой любви научит. Да, Он будет что-то забирать, будет посылать ему трудности, искушения, скорби, но, если человек будет принимать все это как из Его руки, если по-прежнему будет стремиться к Богу, это очистит его отношение к Богу от корысти. Именно испытания помогут ему перестать быть потребителем. Высший пример бескорыстия — это Моисей, который ведет вверенный ему народ в Землю обетованную, зная, что сам в нее не войдет (см.: Числа, 20, 12). И апостол Павел, который желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев (Рим. 9, 3).

— Но где же критерий, где черта? Как понять, не является ли твое отношение к Богу потребительским?

— Если кто-то из нас готов сказать о себе: «Я не потребитель», то это очень плохо. До тех пор пока мы осознаем свое потребительство, видим в себе этот грех, мы находимся на правильном пути. Как только мы говорим себе, что от потребительства освободились, мы сбиваемся на ложный путь. При жизни ни в ком из нас не произойдет полного очищения от грехов, в том числе и от греха потребительства. Но человек может двигаться как в одну, так и в другую сторону, как по течению, так и против течения. Он может видеть и преодолевать в себе грех потребительства, а может поддаваться ему. Но чаще всего — как и со всеми остальными нашими грехами — бывает так: раз преодолели, раз поддались.

Очень важный критерий, помогающий определить, является ли человек на деле христианином, — делает ли он что-то в Церкви. Потому что, если человек ничего не делает, он только потребляет. Если делает — значит, что-то Церкви дает. Конечно, кто-то может сказать: и это потребительство, и это эгоизм, ведь я делаю что-то для Церкви потому, что мне самому от этого хорошо. Но лучше сначала начни, окажи реальную необходимую помощь, а потом уже разбирайся в своих мотивах. Важно, что люди получили от тебя помощь, а ты, уже оказав эту помощь, будешь теперь бороться с грехом в себе.

У меня сформировалась такая метафора, образ такой современного христианина. Сидела в лесу зверушка — голодная, замерзшая, испуганная. И вдруг она видит, что на опушке костер горит, тепло, светло и что-то вкусное жарят. Она осторожно подкралась, люди ее заметили. И не прогнали, не обидели, а позвали к костру, обогрели, покормили. И она решила остаться. Зверушка не знает, что это за люди, зачем они пришли в лес, развели костер. Не знает и знать не хочет: ей хорошо, тепло, безопасно, и больше ей ничего не надо. Вот так и мы — остаемся в Церкви, потому что чувствуем тепло, защищенность, видим свет; потому что находим то, чего не находим больше нигде. Но личного отношения к Богу, ко Христу у нас нет. И в пору гонений многие из нынешних прихожан легко могут отпасть, как отпала от Него значительная часть людей, когда Он был схвачен, когда Его повели на распятие. Я не говорю, что отпадут все: кто-то как раз тогда и поймет, что такое на самом деле жизнь со Христом; ведь именно в эпоху гонений христианство в своей подлинной силе является миру. Но если мы никогда этого не поймем, если мы не помним слов Христа: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24; Мк. 8, 34; Лк. 9, 23), то возникает вопрос: а что мы тогда делаем в Церкви?

Я глубоко убежден, что людей в Церкви нужно учить отдавать. Отдавать Церкви, отдавать друг другу, отдавать нуждающимся, нищим, бездомным… Когда об этом начинаешь говорить, в ответ нередко слышишь: «Вы хотите от нас что-то получить». Да не в этом дело. Дело в том, что, если человек ничего не отдает, он и получить не сможет в храме ничего. Чтоб человек приходил в храм, молился в нем, участвовал в таинствах и ничего притом для храма, для общины не делал — такого не должно быть. Если он ни разу в этом храме тряпкой ничего не вытер, не помог подсвечники почистить, воду крещенскую разлить, его нельзя назвать полноценным христианином, как бы ни было горько ему это услышать. Необязательно подсвечники чистить, можно кому-то помогать, бабушке какой-нибудь, дедушке, лишь бы человек жил жизнью приходской общины. Иначе он — потребитель, даже если ведет внешне благочестивый образ жизни. А потребитель — очень одинокий человек, потребитель — это всегда только «я».

— Вы говорите, что Господь научит человека любви бескорыстной, то есть свободной от условий, от всякого «Нет, Господи, только не это!..». «Только не это» означает — вот этого я не смогу принять, с этим я не смогу смириться. У каждого из нас есть это «не смогу», этот — уже заранее — отказ принять ту или иную потенциально возможную потерю, беду, катастрофу. И в то же время есть слова Спасителя: Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником (Лк. 14, 33). Как отрешиться? Или впрямь только Он и может этому научить?

— Есть такое упражнение психологического тренинга: человек стоит, и вдруг ему говорят: «Падай!». Упражнение на доверие к коллективу. Конечно, человека всегда подхватывают. Но суть в том, что он должен довериться. Людям в подобных случаях только кажется, что они придумали что-то новое, на самом деле это все взято из практики взаимоотношений Бога и человека. Если вы будете падать с доверием к Богу, Он вас подхватит. Это человек может не поспеть, Господь подхватит вовремя.

У каждого из нас были такие ситуации: мы пытаемся сделать нечто важное, как нам представляется, необходимое, но у нас ничего не получается. И вот в один прекрасный момент мы говорим: «Господи, вот как Тебе угодно, так пусть все и будет» — и чувствуем, что мы это отпустили. Мы отдали это Ему, и мы свободны. Мы прекрасно знаем при этом, что Господь может не так решить, как нам сейчас хочется, что Его решение может быть болезненным для нас, но мы с этим примирились. Вот когда мы так падаем, нас подхватывают.

Я помню эпизод моей молодости — мне очень хотелось совершить определенный поступок, а совесть меня в нем обличала: я понимал, что это будет нехорошо. Но удержаться от этого шага мне было очень трудно. И вот у меня родилась молитва: «Господи, сделай так, чтоб я этого совершить не смог, отними у меня эту возможность». Это не отговорка была, молясь, я понимал, что Господь действительно может отнять у меня то, чего мне очень хотелось, и примирился с этим. И это произошло: возможность сделать то, чего делать нельзя, была у меня отнята. Эта молитва стала постоянной спутницей моей жизни.

Другой случай — когда я очень хочу что-то доброе, нужное сделать и пытаюсь это сделать, но не нахожу помощи в этом, не нахожу средств… И молюсь: «Господи, да будет воля Твоя». И вдруг все препятствия падают, и все получается. Бывает, конечно, и иначе: не получается ничего. Но проходит некоторое время, и я понимаю: «Господи, как же хорошо, что это не получилось!». Потому что на самом деле это было бы к худшему.

Когда мы доверяем Богу все, что у нас есть: «Господи, вот если Тебе угодно, забери это; если угодно, дай больше», мы получаем свободу и покой. Когда ты готов Богу все отдать, Бог у тебя, может быть, ничего и не заберет. Потому что это не нужно — ты уже и так с этими вещами простился, уже свободен от них. Господь забирает у нас что-то, чтоб разрушить нашу порабощенность. То есть чем крепче ты вцепился, чем больше у тебя риск это потерять.

— Но как трудно, невозможно разжать вцепившиеся руки… Наверное, только Он и может их расслабить и разжать.

— Здесь нужно наше желание. Потому что насильно Господь это делать не станет. Он не будет за нас делать выбор. Все дело в том, чтобы по-настоящему, до конца захотеть. Мы зачастую чего-то хотим, но не до конца. Не решаемся до конца захотеть. Нам хочется, чтобы что-то в нас изменилось, и в то же время чтобы все осталось, как есть. И эта двойственность не позволяет нам получить свободу.

Для меня самым болезненным, самым трудным в жизни всегда было то, что связано с моими близкими: постоянное чувство беспокойства, жалости к ним меня преследовало и преследует. Я помню, как шел однажды к своим бабушке и дедушке — лет двадцать мне было, наверное. И так мне было тяжело… Бабушка моя была старообрядка, а дедушка — еврей, некрещеный, и даже есть предположение, что отец его был раввином. Я иду и думаю: как же так, дедушка умрет, и я когда-нибудь умру, и мы с ним окажемся в разных местах, никогда не увидимся. И я молюсь, прошу, чтоб дедушка согласился креститься, и чуть не плачу, и вдруг успокаиваюсь. И через некоторое время откровенно говорю об этом с ним: ты умрешь, и я умру, и мы с тобой в разных местах окажемся. И он спрашивает: «Что я должен сделать?». Я отвечаю: «Креститься». А Евангелие он читал всю жизнь, он был первым в нашей семье, кто прочитал Евангелие. И его особенно потряс эпизод с женщиной, в которую никто не бросил камень (см.: Ин. 8, 3-11), он к этой странице возвращался в течение всей жизни…

Дедушка сказал мне: «Я должен подумать». А через какое-то время спросил: «А папа и мама не будут на меня сердиться?», имея в виду своих покойных родителей. Я ответил: «Нет, они будут за тебя рады; ведь в том мире каждый человек уже знает истину». — «Тогда я согласен». Крещение дедушку потрясло, очень глубоко потрясло, я никогда его в таком состоянии не видел. И кажется, он так из этого состояния и не вышел: вскоре после Крещения заболел, год пролежал и умер.

И это только один эпизод. А сколько их было — оглядываешься на свою жизнь и понимаешь, что Господь на все твои молитвы ответил. У меня накопился уже опыт исполнившихся молитв: я знаю, что у меня нет оснований не доверять Богу. Если Господь мою молитву не исполнит, то это не поколеблет моего доверия к Нему — не исполнил, значит, мне это не нужно на самом деле.

Я понимаю, что всего того, что совершил Господь в моей жизни, я никогда не смог бы сделать сам, собственными силами; я давно бы уже выбился из сил. Столько доброго произошло помимо меня самого, помимо моей воли, что я уже ни о чем не могу всерьез переживать. Если начнутся гонения, если я потеряю все, останусь где-то на улице, голодный и никому не нужный — это произойдет тоже по милости Божией. Хотя мне этого очень не хочется. Лучше это все отпустить и совершенно об этом не думать. И молиться лишь о том, чтобы Господь дал силы делать то, что необходимо делать сегодня.

— Давайте остановимся на потребительском отношении к природе. О ее разрушении, о хищническом использовании человеком ее ресурсов Вы уже сказали. Но мне чрезвычайно больно видеть частное эгоистическое потребительство, когда человек не может видеть цветок в лесу без того, чтобы немедленно его не сорвать… Один мой знакомый не мог остановить девушек, собиравших в степи краснокнижные дикие ирисы, — девушки просто смеялись над его увещеваниями; я точно так же не могла остановить женщину, решившую собрать букет на заповедном Боголюбовском лугу: «А что такого, а что вы ко мне пристали, ой, какая вы правильная, аж противно». Меж тем в Европе, в Израиле, в Японии человек, возвращающийся из дикой природы с букетом, вызывает всеобщее осуждение. Там люди умеют беречь окружающую среду. У нас же господствует потребительское и разрушающее отношение. Леса загажены, завалены мусором…

— Здесь речь о культуре потребления, которой у нас почему-то нет. Мы в этом смысле совершенные дикари. И когда нас на Западе называют дикарями, это часто оказывается правдой. Мы можем называть западное общество бездуховным — хотя вряд ли для этого есть подлинные основания, но мы не можем отрицать, что люди там выработали те правила жизни, которые дают им возможность определенным образом сосуществовать. Они выработали законы, которые не дают им скатиться в бездну анархии, хаоса; и взаимоотношения с окружающей средой, с природой они строят по тому же принципу. А мы живем без подобных законов, в нашем обществе каждый руководствуется собственным «хочу». Захотел бросить бутылку в траву — бросил, захотел сломать ветку — сломал…

Конечно, здесь одно цепляется за другое. Я недавно встречался с Александром Камаевым, предпринимателем из Покровска (Энгельса). Он поставил памятник Екатерине Великой в Марксе (бывшем Екатериненштадте) и памятник Фритьофу Нансену, спасшему тысячи жизней во время поволжского голода, на покровской пристани. Памятник Екатерине окружен красивыми фонарями, и вот не прошло и двадцати дней, как туда забралась какая-то пьяная компания, и один фонарь кто-то сломал. Этого «героя» забрали в полицию, оштрафовали на триста рублей. Он, выйдя оттуда, сказал поджидавшей его компании: «Да за триста рублей я все фонари здесь переваляю». А когда памятник Нансену на пристани поставили, но еще не открыли, подъехали на велосипедах два мальчика, один из них взял палку и начал бить стекла. «Зачем ты это делаешь?» — «А просто так». Вы понимаете, у нас люди с удовольствием потребляют те эмоции, которые рождаются у них от слома фонарей, разбивания окон, чего-то еще подобного… Вместо того чтобы возвыситься над той жизнью, которой он живет, человек хочет хорошее, светлое низвести на тот уровень, на котором находится он сам.

— Мне кажется, потребительскому отношению противоположно отношение к миру, к природе и к каждому человеку тоже — как к тайне Божией, тайне, перед которой нужно преклониться.

— Мы сегодня не можем объяснить молодым людям, приходящим в храм, почему физические отношения вне брака являются грехом. Они могут понять, почему убивать или воровать грех, потому что это причиняемое другим людям зло; ну а это почему грех… «мы же никому ничего плохого не делаем…». На самом деле это плохо потому, что они друг друга потребляют, и в этом уничтожается человеческая личность. И потом, когда человек ищет глубины, ищет настоящей любви, оказывается, что это уже невозможно. Потому что любовь — это тайна. А когда человек — объект потребления, тайна исчезает.

То же и с природой, которая есть тайна — удивительная тайна Божия. И когда человек потребляет природу без уважения к этой тайне, разрушая, калеча, опустошая, он не получает удовольствия, потому что удовольствие — это как раз приобщение к тайне. К таинству любви Божией, с которой все сотворено, к таинству красоты, которая заключена в природе… К самым разным тайнам, которыми наполнена наша жизнь.

А когда человек видит в жизни не тайну, а возможность потребления, тайна исчезает, и радости уже нет, есть только временное наслаждение. Почему? Потому что человек мир — Божие творение — низвел до чего-то утилитарного.

— Потребительское отношение к окружающим людям, к самым близким коротко и привычно определяется словом «эгоизм». Но как преодолеть этот эгоизм, сидящий в любом из нас очень глубоко?

— У преподобного Иоанна Лествичника есть мысль о том, что бес беса порой изгоняет, и страсть борет страсть. Для того чтобы справиться с эгоизмом, можно призвать на помощь… то самое потребительство, о котором мы говорим. Легко ведь понять, что эгоизм приводит к конфликтам с окружающими, к тому, что от близких своих человек будет получать не больше, как ему хочется, а меньше. Эгоизм не дает человеку жить по-настоящему радостно, быть счастливым — эгоист всегда очень несчастен. Об этом стоит задуматься! Желание потреблять счастье может побороться с эгоизмом. А потом, совладав с эгоизмом, можно начинать борьбу с потребительством… Хотя, конечно, я немного утрирую. Но человек действительно может начать меняться ради собственной выгоды, а начав меняться, увидеть, что жизнь гораздо шире и богаче его представлений о выгодном и невыгодном.

— Мы с Вами начали с того, что потребительское отношение является антихристианским, стало быть, оно — поле действия антихриста?

— Здесь нужно сказать, прежде всего, о том, что потребитель — это человек, которого очень легко обмануть. Его обманывают и будут обманывать всю его жизнь, потому что он живет в ожидании выгодных и приятных предложений, он каждое такое предложение непременно должен рассмотреть и в большинстве случаев принять. Потребитель — это человек, которым очень легко манипулировать: он может, например, проголосовать за кого угодно, если кандидат убедительно пообещает ему улучшение условий потребления. И в конечном итоге он примет антихриста, потому что антихрист продаст обществу потребления некие услуги, он пообещает комфорт, покой, защищенность, и люди купят это ценой свободы, веры, жизни. И только тот, кто свободен от потребительской зависимости, сможет определить, кто все это предлагает, кто, наконец, пришел к власти и откуда он пришел. Остальные скажут: вы что, вы с ума сошли, смотрите, какие выгодные предложения! Вопрос нравственного выбора таким образом теряется, он уходит с повестки дня. Остается лишь вопрос целесообразности.

Мне очень памятен такой пример: один из насельников Троицкого подворья в Москве в 20‑х годах оказался в тюрьме, поскольку препятствовал изъятию церковных ценностей. Это был грузный, полный человек, всегда любивший вкусно поесть и, как вспоминает очевидец, совершенно непохожий на героя духа. И вот к нему в камеру приходят и показывают приказ о его расстреле. И он говорит: «Расстреливайте скорее — я хочу скорее оказаться со Христом!». У этого человека недоставало, может быть, сил, чтобы как следует, по-монашески поститься. Но вот это желание быть со Христом — оно в нем жило всю жизнь, чтобы обнаружиться в последние минуты. Вот бескорыстие и отсутствие потребительства.

Журнал «Православие и современность» № 42 (58)