Культура и стремление к Богу

Творческий путь Евгения Водолазкина не совсем обычен: в литературу он пришел через науку. Его произведения апеллируют к опыту прошлого: история ничему не учит, но способствует накоплению культурного багажа, помогающего жить.

Ценности разного порядка

— В современной Церкви есть определенный процент людей, имеющих сложное отношение к церковнославянскому языку. Вы как филолог изучали его. Скажите, помогло ли это вам при вхождении в Церковь?

— Конечно, как помогает знание любого языка. Например, зная украинский, легче изучать церковнославянский: сопоставляя его с русским, видишь логику обоих языков, поскольку они восходят к древнерусскому. Древнерусский же близок к церковнославянскому. Знаю, многие жалуются, что служба непонятна, и предлагают её перевести. Я скептически к этому отношусь. В свое время Дмитрий Сергеевич Лихачёв говорил: «Богослужение — единственная ниточка, которая связывает нас с прошлым. И что же, мы её будем разрывать?».

Для тех, кто фатально неспособен понимать другие языки, могут быть храмы с богослужением, переведенным на современный русский. Не надо только кардинальных изменений: либо только так, либо только этак. Но в целом — переводить не нужно. Академик Лихачёв говорил, что для того, чтобы понять церковнославянские слова в пределах Литургии, достаточно посидеть часа четыре. Другое дело, что часто на «непонятность» ссылаются те люди, которые и на русском не хотят слушать богослужение. Они «прячутся» за эту сложность, но должны отдавать себе отчет в том, что это не так трудно. В конце концов, это может рассматриваться как небольшая жертва…

— Не раз приходилось слышать, что, изучая русскую культуру, невозможно не прийти к вере…

— Все пути хороши, если ведут к вере. Но некоторые люди путают веру и этнографию. Нельзя подходить к вере только с «культурной» точки зрения. К вере нужно подходить с метафизической точки зрения: это беседа с Богом. Культурное наполнение веры важно, но в дальнейшем необходимо преодолеть этот барьер. Культура, несмотря на всю свою ценность и значимость в жизни человечества, несопоставима с его стремлением к Богу. Это всё же ценности разного порядка.

Если Бог на своём месте…

— Вы часто в статьях и выступлениях говорите о средневековом человеке, центральное место в мировоззрении которого занимал Бог. Так ли уж современный верующий человек отличается от человека средневекового?

— Оглянитесь вокруг: много ли сейчас верующих? Отнюдь нет, а тех, кто посещает храмы, еще меньше. Между тем в Средневековье неверующих не было. Были верующие «неправильно», еретики с той или иной точки зрения, но вот атеистов не было. Это было связано не с тем, что люди «меньше знали», просто средневековый человек не воспринимал материальное знание как ответ на основные вопросы. Это другая психология. Кроме того, в центре духовного мира человека стоял Бог, а в центре материального мира — монастырь. Он был университетом, местом, где решались все важные вопросы, в монастырь шли за благословением князья, готовясь к важным походам. Сейчас монастырь занимает в жизни место довольно маргинальное, как и современный верующий человек — в обществе.

— В России сейчас искусственно насаждается отрицательное отношение к Западу, к европейской цивилизации. Видите ли вы опасность в этом? Как вы относитесь к популярному ныне «у России свой путь»?..

— У каждого народа, без исключения, есть свой путь, и мы ничем в этом смысле не отличаемся от остальных народов. Это не плюс и не минус, это данность, гордиться этим глупо, еще глупее — оправдывать этим дурные поступки.

Отрицательное отношение к европейской цивилизации — это ошибка. Я благодарно отношусь к западноевропейской культуре за то, что она нам открывает. Для меня это — культура, основанная на христианстве. Другое дело, что на Западе иногда об этом забывают, и там есть свои перекосы, есть абсолютизация понятия «права человека». Право выше нравственности: если у человека есть право на безнравственный поступок, то он может его совершать сколько угодно. Это сомнительное положение, и в этом нам позволено сомневаться. Вместе с тем, дело ведь в мере. Каждое явление, доведенное до логического конца, представляет собою абсурд, всякое явление имеет предел своей полезности. Абсолютизировать права человека только ради того, чтобы иметь право совершить дурной поступок, — это неправильно. Но ничего нельзя отвергать радикально, и к европейскому опыту мы должны подходить избирательно, перенимать только то, что нужно. Права человека — важный пункт, это понятие появилось в эпоху персонализации сознания. Нам надо иметь это в виду — персональное сознание, индивидуальность, а то у нас немало любителей, по советской инерции, ставить общее над личным…

Западная культура иногда позволяет нам лучше понять собственную культуру. Она не только обогащает нас как таковая, но дает более глубокое понимание собственной культуры. Ксенофобия, «антизападничество» — удел тех, кто не очень глубок, кто стремится найти не истину, а врага. Это старая игра, которая никогда ни к чему хорошему не приводила.

— В сюжетной линии романа «Авиатор» есть некое сходство с романом Дэниела Киза «Цветы для Элджернона»: герой с помощью достижений науки совершает прорыв, но этот прорыв — временный. Для вас это тема опасности человеческого вмешательства в природу, невозможности человеку сравниться с Богом?..

— Признаюсь честно: Киза я к моменту окончания «Авиатора» не читал, только потом уже ознакомился с этим романом. Да, это отчасти так: человек может научиться создавать плоть, но душу-то он создать не может! Человек всегда меньше Бога и должен это понимать, памятуя о притче про Вавилонскую башню. Человеку казалось, что он взойдет по этой башне и будет как Бог, это очень просто — не хватает только башни. Сколько бы человек ни открывал, он не способен ни создать Вселенную, ни уничтожить её. Он не способен создать человека с душой. Душа — это понятие метафизическое, а все открытия человека — физические, материальные. Я вкладываю разное наполнение в судьбу героя романа «Авиатор», но есть и такое: что его заморозили — в этом есть момент соперничества с Богом, и «разморозка» не очень-то продлила ему жизнь.

На Камчатском форуме в поддержку книги и чтения. Петропавловск-Камчатский. Сентябрь 2017 года

Не просто система знаков

— В медийном пространстве часто звучит тревога за судьбу русского языка. Никто нынче не стесняется своей неграмотности, дети говорят: «Зачем мне учить этот русский язык? Я уеду и буду жить за границей!»

— Происходит девальвация ценностей не только языковых, но и моральных. Язык — это не просто система знаков. Язык обладает метафизическими качествами, которые не сводятся к знакам. Он являет собой особенную стихию, он как свеча: её материальная основа существует, она понятна, но когда над ней возносится пламя, это уже явление совершенно другой природы. Отчасти меня успокоила позиция выдающегося лингвиста Максима Кронгауза: он говорит, что язык «умнее» и «сильнее» нас, он справится. В целом я согласен, но есть одно «но». В самом деле, язык — это самонастраивающаяся система, но когда ей мешают настраиваться, она перестает работать. Например, когда в прессе появляются и тиражируются какие-то совершенно ужасные слова, в том числе заимствованные. У нас, например, нет нормального слова для обозначения того места в гостинице, которое мы, стесняясь, называем «ресепшн». В одной из своих колонок в «Известиях» я предложил читателям прислать мне варианты названия. Пришло много писем с очень интересными вариантами. Есть вещи, которые можно решать сообща. Я вообще не большой сторонник коллективных решений, самые лучшие решения принимаются персонально, но язык — это достояние каждого из нас. Меня удивило, как хорошо многие люди чувствуют язык, как серьезно к этому относятся. Я потом этот опыт опишу.

— Как развивается язык, когда ему не мешают?

— Есть два пути развития языка. Первый — заимствования. Они обогащают язык, и есть слова, которые очень помогают и привносят какой-то аромат, которого не было. Русский на всех этапах заимствовал — ну и что? Даже когда казалось, что вокруг полное засилье французского, — почти всё ушло, остались только необходимые слова. К сожалению, незнание значения иностранных слов приводит к тому, что они употребляются неправильно. Самый яркий пример — слово «будировать»: французский глагол означает «сердиться, дуться», но по звучанию он напоминает русское «будить», и его так и стали употреблять. Или с недавнего времени стали неправильно использовать слово «фактура»: это слово означает «вид, структура поверхности», а журналисты используют его в значении «собрание фактов».

Второй путь — придумывать слова. Активное отношение к языку породило слова, без которых мы сейчас не обходимся, — «паровоз», «пароход», «холодильник», «летчик». Это вполне симпатичные слова. Не прижились в свое время «мокроступы» и «земленебо» — непонятно, почему, наверное, казались смешными. Дело не в происхождении слова, а в его уместности, в его звучании. Аббревиатура — особое явление. Есть совершенно неблагозвучные аббревиатуры, их надо менять. Собираюсь предложить своим читателям подумать, какие слова подлежат «починке», а какие можно оставить как есть.

— Но дело ведь не только в заимствованиях, правильных или неправильных. Коверкают и русские слова: «волнительно» вместо «волнующе», «убираться в квартире» вместо «убирать». Лет пятьдесят назад человека, который так говорит, сочли бы деревенщиной, а сейчас эти слова звучат с экрана, часто встречаются в печатных СМИ.

— Соглашусь с вами: мне часто начинающие писатели присылают свои тексты, они все пишут и «убираться», и «волнительно». Это удивительная страсть к донному слою языка. Человека некультурного выдает также произношение «тво`рог», норма-то — «творо`г». А сейчас «тво`рог» этот в рекламе вовсю звучит: может быть, рекламщики просто подстраиваются под аудиторию, чтобы не раздражать, а может, и не знают, как правильно. Недавно за границей одна дама подошла ко мне книгу подписать — прекрасно одетая, ухоженная, спрашиваю: «Вы откуда?», а она отвечает: «Я с Москвы». Раньше от жителей Москвы я такого не слышал.

— О, говорят еще и «я из города Москвы», и даже «я из города Москва».

— Это какой-то язык военных донесений. И, конечно, это очень провинциально.

«Родственник знаменитости»

— Рассказывают, что несколько лет назад, когда диктовали ваш текст на «Тотальном диктанте», один из «диктаторов» произнес: «Мы будем писать текст Е. Водолазкина», а один из пишущих написал: «Евы Даласкиной». И теперь список ослышек на «Тотальном диктанте», который публикуют каждый год, называют «Текст Евы Даласкиной».

— Конечно, я слышал про это, но не поверил. Во-первых, во время «Тотального диктанта» не объявляют имя автора, во-вторых, вы можете представить, чтобы кто-то так сказал — «е-водолазкина»? Человек либо назовет имя полностью, либо,если его не знает, только фамилию. Как филолог я подозреваю, что придумавший эту историю был именно филологом.

— То есть это все-таки легенда…

— Думаю, что легенда, но хорошая, добрая.

— Вам было приятно, когда вы об этом узнали?

— Мне было смешно.

— А вы подумали: вот она, популярность?

— Для своей популярности я в Еве Даласкиной, строго говоря, не нуждаюсь (смеется), но иногда в шутку представляюсь как «человек, близкий к Еве Даласкиной».

Пока горит свеча

— Насколько писателю нужно быть психологом?

— Писателю очень важно быть психологом, иначе всё, что он пишет, превратится в кукольный театр. Но писатель — не просто психолог. Он не должен ничего формулировать, он должен быть человеком, который знает, как это происходит, должен идти вслед за событием. Самый счастливый для автора момент — когда герои начинают действовать сами по себе, и автору не нужно им мешать, просто фиксировать всё, что происходит. Не объяснять, а наблюдать и описывать.

— Любят говорить, что люди не меняются, однако в каждом человеке можно заметить перемены — как к лучшему, так и к худшему…

— Конечно, люди меняются. Я много и по-разному менялся. В юности были идеалы, связанные с общественной жизнью, с политикой. Сейчас я почти равнодушен к этой сфере, считаю, что она, конечно, имеет значение, но она вторична. Меня интересует то, что происходит в человеке.

Каждый человек, если он нормальный, не меняется в стремлении творить добро. Нет вменяемого человека, который бы не хотел быть добрым. Есть люди, которые строят из себя профессора Мориарти, но если разобраться, это всё игры. Человек может казаться циником, «играть в злодея», но внутри считает себя «хорошим». Думаю, даже отъявленные бандиты или воры не считают себя «плохими», в своих действиях они опираются на пусть искаженные, но «правила», часто надеются на исправление… Всё же свеча, которая в человеке зажжена Богом, продолжает гореть. Помните, у Некрасова, в легенде о Кудеяре: «Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил»? Просто эта «свеча» стала явной, человека зажгло изнутри. Это не меняется, повторяю, пока человек находится в своем уме. Конструктивное начало человеку дано Богом, другое дело, развивает он его в себе или нет.