Скрипка, хлеб и зажигалка

Теоретическое человекоубийство

Безбожнику тоже нужно верить. Во что-то. Например, в вечность материи. Это его догмат. Потом ему нужно совершить мысленный кульбит и приписать очевидно мертвой материи способность порождать жизнь. И хотя ни одна женщина в мире не зачинала от трупа, безбожник верит, что мертвое способно рождать. Да и не просто рождать, а, судя по окружающему богатству жизни, просто фонтанировать бесконечным разнообразием живых форм. Свернутое в трубочку жало пчелы (о чем говорил Василий Великий), кровеносная система мельчайшего насекомого (что удивляло Паскаля), радужная оболочка глаза (которой сам Дарвин удивлялся) для безбожника равно сотворены ничего не чувствующей, ничего не понимающей и ничего не хотящей материей. Материи наплевать, кого она породила. Она ничего о своем порождении не знает.

Как-то так. И это, конечно, бред, но этот бред вполне устраивает рядового атеиста.

Вера Божия учит ясно, что Жизнь (Бог) сначала, а Смерть (после грехопадения) потом. Эволюционисты учат, что Смерть (холодная, бездыханная, безглазая материя) сначала, а жизнь (притом случайно) – потом. Опять же вера учит, что Смерть лишь на время, а Жизнь (после воскрешения мертвых) навсегда. Эволюционисты же сокрушают душу человека беспросветным учением о том, что жизнь только на малое время, зато Смерть навсегда. И на фоне этой вечной, по их мнению, смерти сама жизнь превращается в мыльный пузырь и злую насмешку. Вот вам миллиарды лет в мертвой вселенной, а вот – ваше 70-летнее трепыхание перед вечным исчезновением. Хороша картинка!

Атеизм и эволюционизм есть по сути человекоубийство. Теоретическое человекоубийство, открывающее двери для осязаемых издевательств над людской природой. Никогда люди не были так жестоки и циничны, как после повального увлечения безбожными идеями. 70 лет правления советской власти были годами правления дарвинистов и материалистов. Видит Бог, никогда более подло, более организованно, более беспринципно и бесчеловечно не угнетался на земле простой человек. Концлагеря, аборты и прочие радости «социалистического быта» есть плоды именно социального дарвинизма. Теоретически лишенный бессмертной души и вечной жизни, человек был удобно лишен и достоинства, и свободы. Из догматики всегда вырастает практика. И практика безбожной догматики ужасна.

Грешить «просто так» человек не хочет и не может. В своих собственных глазах он хочет выглядеть не грешником и не подлецом, а поборником истины и героем. Для этого греху всегда нужна теория. И сначала человек отворачивает взгляд от Бога, а затем, уткнувшись в землю, ищет в ее глубине или на поверхности аргументы для своего поведения. Грех, подкрепленный хоть какой-нибудь теорией, приобретает крылья для широкого распространения. И следующие поколения людей, уже родившиеся в атмосфере безбожной догматики, будут грешить все свободнее и спокойнее, оправдываясь «наукой» и множеством окружающих примеров.

Вера в то, что человек произошел от животного, очень стара. У нее есть название – тотемизм. На языке одного из североамериканских племен «тотем» – это имя природного явления, чаще – животного, с которым люди связывают свое происхождение. Одно племя может считать себя состоящим в родственных отношениях с речной водой, другое – одним из плодовых деревьев. Но чаще всего древние люди видели прародителя в орле, или волке, или леопарде. Индусы в их отношении к корове вполне наглядны до сих пор. Остается только удивляться, почему европейский человек XIX века отвернулся от светлой религии Воскресения и избрал себе в качестве тотема, ближайшего родственника и прародителя обезьяну. Наука, вечно утверждающая, что идет вперед, в данном случае просто-напросто отбросила человека к шалашам древних стоянок и первобытной мифологии.

Любой философский словарь, в том числе изданный в советские годы, скажет вам, что «материя – это абстрактное понятие». Вы, конечно, щупаете стул, но стул – это не материя, а только мельчайшая часть ее. Вы лижете мороженое, но это не материя, а опять-таки мельчайшая часть ее. Полизать, понюхать и пощупать материю как таковую вам никогда не удастся. Материю можно только мыслить, и все наши атеисты и материалисты – великие теоретики, стоящие на ложных основаниях.

Не доступная в целом чувственному и опытному обхвату, материя только умопостигаема. Ее можно мыслить, напрягая воображение. У безбожника эта умопостигаемая абстракция возводится в абсолют с целью вытеснить из сознания идею Бога. Был Бог – стала материя. Были заповеди – стали инстинкты. Вот уже и никакой ответственности. Ради этой подмены – весь фокус.

Были заповеди – стали инстинкты. Вот уже и никакой ответственности. Ради этой подмены – весь фокус

При этом материя атеиста должна быть движущейся. Неизвестно откуда взявшиеся сила и движение (аналог Духа Святого в голове безбожника) превращают материю в «слепого чудотворца». Чудо, в которое верит материалист, – это возникновение вещей, тел и душ из ничего не знающей и ко всему безучастной хаотической мертвечины. Хаос родит гармонию, труп рождает жизнь, не умея почувствовать даже тени любви к своему порождению. Именно на такой абсурд способно сознание атеиста, упрекающего нас с вами в том, что это наше сознание мифологично.

Многие науки человеческие усложнились безмерно, не дойдя до ясной истины. Знаток экономики при желании заткнет за пояс или обманет любого непосвященного при помощи сотен сложных терминов и схем. Законодатель или юрист то же самое проделает с простым человеком в своей области. Такие же талмудические заросли ложной мудрости могут ждать нас и в вопросе происхождения жизни. Безбожный ученый способен напустить столько терминологического тумана на простую душу, что редкий человек избежит при этом внутреннего смущения. Но истина не только бездонна. Она еще и проста. Истина может быть показуема способами простыми и всем доступными. Как по мне, любой музыкальный инструмент, любая коробка спичек или зажигалка и любая буханка хлеба ясно говорят человеку, что он явился в мир из Божиих рук, а не из мертвой и безучастной материи.

Он – другой

Ни одному животному не нужен огонь. Их тела мудро приспособлены к перенесению воздушных перемен. Их пищеварение довольно одной сырой пищей и не требует вареного или жареного. И только один человек из всего живого царства не может жить без огня. Очаг для обогрева и для приготовления пищи мы найдем всюду, где есть человек. Пепел костра оставляет следы только на пути человека. Этих следов нет на пути животных. Кроме того, все животные боятся огня. Не прирученный ими и не нужный им, огонь для них страшен. Только один человек, преодолев страх и употребив Богом подаренный ум, сумел приручить огонь. Зажигалка в кармане или коробок спичек на каминной полке громче любых дарвинистских проповедников говорят о том, что человек не помещается в один ряд с прочими животными. Человек, как царь, выходит из этого ряда. Он другой.

Достойно внимания и то, что древние люди мифом о Прометее ясно показали свое понимание особой природы человека. Равенство богам и выход из бессловесного рабства стихиям – вот что такое огонь в руках человека. Огонь, украденный у небожителей. И тогда непонятно, что должно было случиться в душах европейцев (главным образом больны они), чтобы вернуться к тотему в виде обезьяны и отказаться от своей изначальной исключительности, став в строй со всеми животными, цель которых – служить человеку, а вовсе не быть с ним на одной ступеньке.

«В отличие от животных человек проявляет почти безграничную приспособляемость. Он может есть почти все, может жить практически в любых климатических условиях и приспосабливаться к ним. И вряд ли найдется такое психическое состояние, которое он не смог бы вынести и в котором не способен был бы жить».

Это цитата из Э. Фромма. Он далее пишет (книга «Здоровое общество»), что человек способен быть мирным жителем и воином; свободным или рабом… «Едва ли существует психическое состояние, в котором человек не мог бы жить, и вряд ли есть что-нибудь такое, чего нельзя было бы сделать с человеком или для чего его нельзя было бы использовать».

Что хотите думайте, но перед вами характеристика существа, которое явно не вмещается в понятие «животности» и «эволюционного происхождения». Обезьяна не живет за Полярным кругом, птица не плавает под водой. И только люди изначально «другие». Они все могут, и вся земля – территория их царствования. Человек – это «Бог в грязи», это «королевич в цыганском таборе», но это вовсе не животное, выросшее из бесконечного ряда низших животных.

Такой трудный хлеб

Есть литовская сказка о волке и пастухе. В этой сказке голодный волк, смирённый голодом, приполз к пастуху с просьбой дать ему что-то поесть. Пастух дал волку кусок хлеба. Тот проглотил подарок и сказал:

– Какая вкусная у вас, людей, пища! Да если бы мы имели такую пищу, разве резали бы мы ваших овец?! Скажи, как добывается ваша пища.

И пастух стал говорить:

– Вначале землю нужно распахать.

Волк:

– И можно есть?

Пастух:

– Нет. Нужно землю засеять.

Волк:

– И можно есть?

Пастух:

– Нет. Нужно ждать всходов и молиться. Потом посеянное вырастет.

Волк:

– И можно есть?

Пастух:

– Нет. Нужно урожай собрать.

А далее, как вы поняли сами, пастух будет рассказывать длинную историю превращения пшеничного зерна в хлебную булку, а волк будет перебивать его каждый раз неуместным вопросом: «И можно есть?»

В конце концов волк скажет:

– Вкусная у вас, у людей, пища, но очень трудная. Скорее всего мы, волки, продолжим таскать у вас овец. Потому что трудно есть человеческую пищу!

Так простая сказка говорит нам: человеческая жизнь – не просто животная жизнь. Человеческая жизнь вкуснее и труднее. Все, что окружает нас, одновременно вкусно (красиво, удобно…) и трудно. Животным это непосильно. Им это (кроме домашних котов, питающихся почти человеческой пищей) и не доступно, и не нужно. Только человеческий мир сложен и вкусен одновременно. Это потому, что человеческий мир не помещен внутрь природы. Он настолько же природен, насколько и сверхприроден. Отсюда и вся его сложность и вся его вкусность.

Все, что окружает нас, одновременно вкусно (красиво, удобно…) и трудно. Животным это не по силам. Да и не нужно

Вот мы подобрались и к хлебу. Его сложное происхождение (пахать, сеять, ждать, жать, провеивать, сушить, молотить, молоть, печь) никак не подходит для примата. Сорвал – съел. Выкопал – съел. Отобрал – съел. Вот его естественные реакции. И совершенно невозможно представить настырное проникновение голодной обезьяны в тайны природы, так, чтобы эта обезьяна вспахала поле, посеяла зерно и долго ждала урожая. А потом (вдохновленная Кем?) молола зерно в муку, делала тесто, ставила тесто на огонь и ждала появления первой булки. Верить в эту картинку гораздо абсурднее верования в творение мира из ничего силой Всемогущего Бога. Так атеисты всюду рисуют нам картинки, верить в которые просто невозможно при наличии совести и аналитического мышления.

Чувство вечности

Пора бы сказать пару слов о скрипке или музыке вообще. Но надо обмолвиться о кладбищах. Их нет у животных. Животные умирают, как люди, но кладбищ, как у людей, у них нет. Очевидно, их смерть иная и отношение их самих к смерти иное, нежели у нас. Скорби о покойниках животные не знают. Памяти об усопших и ритуала, посвященного им, тоже нет ни у кого из животных. Кладбищ нет ни у кого из них. Только человек, один во Вселенной человек не хочет смириться со смертью и жаждет ее преодолеть. Над природой мы взяли верх при помощи огня. Над смертью мы должны взять власть при помощи восстановления потерянной связи с Богом. Таковы две основные линии общечеловеческой истории. Больше линий не ищите. Их больше нет. Встать над природой и преодолеть смерть – вот и весь человек в его изначальном замысле. Вот почему неандертальцы в могилах сплошь и рядом лежат в позе зародыша. Их ноги согнуты в коленях так, что касаются подбородка, голова склонена. Это вид эмбриона. И наш далекий предок говорил этим видом покойного тела, что он верит в пробуждение и вечную жизнь. Он верит в воскресение. Он на время вошел в лоно Земли, чтобы после родиться к еще одной жизни. Без письменности и батистовых рубашек, этот древний человек был гораздо умнее сегодняшнего европейца. Вечная жизнь была дня него ожидаемой реальностью, и ни одно живое существо в мире не равно человеку в этом чувстве вечности.

Вечная жизнь – ожидаемая реальность, и ни одно живое существо в мире не равно человеку в этом чувстве вечности

Вполне возможно, что ни ситная булка в хлебнице, ни память о почивших сродниках, ни привычный огонь в мангале или очаге вас все же не убеждает, что вы созданы Богом, а не случайно произошли от случайных животных. Спорить здесь не о чем, ибо человек не исчерпывается разумными доводами. Он насквозь мистичен (что еще раз доказывает его Божественное происхождение). Спорь хоть до хрипоты и убивай собеседника сто раз в день неопровержимостью аргументов, человек все равно выберет то, к чему склоняется его таинственное сердце. Склоняется по неизвестным самому человеку причинам. Меня лично и белый хлеб, и коробка спичек достаточно убеждают в моей особенности от прочих тварей, а также в моей особой ответственности перед Богом моим. Ответственности, напрочь неизвестной мышам и котам. Подозреваю, что по причине желания избежать особой ответственности люди и изобретают теории, роднящие нас с царством живых существ, лишенных совести.

Но я скажу о музыке. Даже не о Бахе скажу, слушая музыку которого, только подлинная обезьяна может остаться при своем дарвинизме. Я скажу о простом сольном пении юной девушки или о неумелой игре на скрипке ребенка, движимого родителями к карьере известного музыканта. Неужели вы, видевшие это или слышавшие краем уха, не признаете в этом чуда? Из тончайших досточек (для нижней деки – клен, для верхней – ель) выделывается сложнейшее орудие с четырьмя струнами. Для грифа нужно особой прочности другое дерево, и еще особые лаки, секреты производства которых составляли средневековую тайну. Нужна зачем-то канифоль, без которой смычок не звучит, и еще сотня премудростей, чтобы скрипка появилась на свет. И нужно убить на упражнения с ней добрую дюжину лет, чтобы потом собрать воедино огромное количество таких деятелей и после года репетиций озвучить один из концертов Вивальди. Так обстоит дело с музыкой в очень упрощенном и схематичном виде. И это все делает обезьяна?

Помилуйте! Зачем ей это? Столь сложные виды деятельности совершенно лишены бытовой пользы. Они вовсе не ведут к приспособляемости организма к внешней среде. Эти виды деятельности вообще вредны или хотя бы бесполезны с точки зрения выживания, накопления витальных сил и т.д. Не нужна обезьяне скрипка! Более того, обезьяне скрипка мешает. Вот почему все революционеры опрощают историю, стремясь изгнать вон из жизни все, чего они не понимают своим обезьяньим умом.

Если же вам сложно думать о скрипках и обезьянах, я вам проще скажу. Или даже спрошу риторически: для чего козе баян?

Сами знаете: козе баян не нужен. И Моцарт не нужен павиану с красным задом. Павиану нужен Дарвин, а не Моцарт. Нужен, чтобы жульнически перескочить из животного царства в несвойственное ему царство человечье, а человека, наоборот, стащить до себя, до примата. Именно так поступали бандерлоги в джунглях Киплинга.

Учитесь молиться!

Вас будут тащить высоколобые враги в царство высокоумных абстракций. Вам расскажут о миллиардах лет, об ископаемых чудищах, о рыбах, выползших на сушу, о самозарождении жизни и проч. Слушайте их так же, как вы слушали бы бабушку Арину, когда та вещает про Ванечку, испившего из лужи и ставшего козленочком. Чем бы, как говорится, дитя не тешилось… Но, когда ваша жизнь встанет на обжигающую грань перехода, когда вечность, а не ветер шевельнет вам волосы, тогда не смейте баловаться в синантропов и австралопитеков. Тогда молитесь Богу Живому и Сыну Его – Иисусу Христу, чтобы спастись вам от вечных кошмаров и войти в подлинную жизнь. В это время вас оставят все болтологи и антропологи, все эволюционисты и дарвинисты. Они просто отвернутся от вас в тот самый важный момент, когда грозная реальность приблизится к вашей душе, отравленной лжеучениями. Вот тогда молитесь, если сумеете. Крепко молитесь, если сможете. Если вы в течение обычной жизни вообще учились молиться.

В тот день что вы, что я – всё поймем без подсказок. Ужас будет только в том, что ничего нельзя будет изменить. Поздно будет. Посему добро бы было прежде Страшного дня узнать в себе разумное Божие творение, а не обезьянье случайное изменение. Лично мне помогают это узнать такие незамысловатые и обычные вещи, как спички, дудочка и бублики. Или: скрипка, хлеб и зажигалка. Моцарт, ржаные сухарики и огонь в камине.