В дни XXVIII Международных Рождественских образовательных чтений игумен Дионисий (Шлёнов), кандидат богословия, профессор Московской духовной академии, директор библиотеки МДА ответил на вопросы «Монастырского вестника» о богословском значении понятия победы.
Отец Дионисий, как мы знаем, в этом году Рождественские чтения были посвящены 75-летию Победы нашего народа в Великой Отечественной войне. Целью Вашего доклада «Богословие победы в святоотеческом понимании», который стал завершающей частью работы направления «Древние монашеские традиции в условиях современности», было раскрыть богословский смысл понятия «победа». Каков он?
Богословский смысл понятия «победа» глубокий и неотмирный. Мы видим, что, говоря о духовной победе, святые отцы понимали под нею подвиг, который совершил Христос Спаситель, спустившись во ад и призвав живущих на земле людей встать на путь духовного восхождения и стяжания в себе Небесного Царствия. В богословии преподобного Иоанна Лествичника, святителя Григория Нисского и других отцов, писавших о духовном восхождении, мы можем наглядно увидеть это. Пользуясь в своем исследовании как путеводной нитью словом «победа», которое употребляли авторы святоотеческих творений – на древнегреческом языке «νίκη», – я смог сделать некую предварительную систематизацию в бесконечном море его смыслов и значений. С первого взгляда, эта систематизация может показаться несколько схоластичной, но только до тех пор, пока самые разные фразы, смыслы и контексты не сойдутся в едином и непротиворечивом целом.
В этом целом оказывается, что единственный путь для достижения духовной Победы во Христе – это путь доброделания и аскетического подвига, и никакого другого пути не существует. На этом пути есть промежуточные победы, которые хочется назвать победами с маленькой буквы. Но всякая духовная победа принципиально отличается от тех побед, которые тешат человеческое тщеславие и человеческую гордость, а эти малые победы приводят, в конце концов, к самой главной Победе, – то есть достижению бесстрастия и спасению, что святыми отцами, вслед за апостолом Павлом, именовалось также восстановлением всего.
В 28 стихе 15 главы Первого Послания к Коринфянам сказано о времени после Страшного Суда, что будет Христос всем во всем. В Царствии Небесном не будет места для греховного и несовершенного, но будет место для святых и для тех, кто стремится к святости, пусть не достигая конечных ее высот, и живет в традиции Православной Церкви в стремлении победить грех и его узы. По сути дела Победа – это синоним спасения во Христе, синоним Небесного Царствия и достижения обóжения.
Эти общие для всей христианской аскетики мысли в то же время лишь подтверждают, что сама по себе аскетика является не самоцелью, а только путем к Небесной награде. Если мы начинаем размышлять над словом Победа и его использованием святыми отцами, то видим стоящий за ней христианский подвиг самоотречения. Ведь на любом этапе как малые победы, так и большая Победа усваиваются нами по дару и залогу, который преподается человеку с тем, чтобы он шел по пути духовного совершенства.
Может ли, на Ваш взгляд, это богословское знание помочь человеку на настоящей войне, которая ведется с помощью оружия и военной техники? Или же оно необходимо только на поле духовной брани?
Я думаю, что это знание очень сильно может помочь в любой войне. Возьмем для начала не военную ситуацию, а, может быть, не менее напряженную, но все же мирную. Всем известно, что высота Святой Горы Афон составляет 2033 метра и подняться на нее нелегко. Если человек не имеет специальной спортивной подготовки, то у него могут по дороге закончиться силы, он может начать задыхаться… Но если христианин поднимается с молитвой и считает свое восхождение восхождением сердца, подъем дается ему значительно легче. Так и в более трудном деле, в том числе связанном с риском для жизни, когда нужно надолго отрекаться от всякого комфорта и благополучия, вступать в мир военной дисциплины, отсекать своеволие, – с молитвой человеку проще преодолевать все препятствия, встречающиеся на этом пути. Обретая поддержку и подлинное духовное утешение в Священном Писании, он пытается проходить путь подвига вместе с Богом.
Подлинная и аутентичная вера в Бога сама по себе имеет бесконечную ценность. Это не какая-то обязанность, которую можно выполнять или не выполнять, это естественное состояние боголюбивой души. А если это так, то, как было сказано на конференции, монахи, которые умеют подвизаться в мирное время, смогут понести и труды времени военного. И тогда получается, что богословие – это не школьная дисциплина, которая изучается за партой и иногда становится дорогой к карьере или особенному положению в мире людей, но не что иное, как состояние души. Слова, которые приписываются Евагрию Понтийскому: «Кто чисто молится, тот и богослов, и тот богослов кто чисто молится», – передают необходимость как молитвы для современного христианина, живущего в мирное или военное время, так и богословия. Богословие, по сути дела, ведь тоже молитва. Но такая молитва, когда мы размышляем о Боге и когда в восхищении перед Божественными путями, судьбами и судами Божиими мы принимаем мысль о Нем. В это время мы можем ни о чем не просить Господа, душой пребывая вместе с Ним. И, может быть, как раз тогда мы сами начинаем слышать то, о чем Господь просит нас. Мы вступаем с Богом в некий диалог. Кто-то это делает по-школьному внешне, кто-то прилагает к этому определенные меры очищения души, кто-то предпринимает подвиги, но, так или иначе, богословие – это состояние души, размышляющей о Боге, стремящейся жить Богом. И, конечно же, это состояние будет помогать человеку всегда, потому что связь с Богом – это и помощь, и благословение, и утешение…
В Русской Православной Церкви иноки теперь получают духовное образование перед постригом. Среди насельников монастырей есть и те, кто не считает, что образование помогает молитве. Кроме того, у монахов наших обителей зачастую так много послушаний, что учиться как подобает просто нет возможности. Что Вы думаете об этом?
Образование – это вещь неформальная. Если человек стремится к образованию, он при любых обстоятельствах будет искать возможность заниматься им. Несомненно также и то, что духовное образование дает очень большую пользу как монахам, так и светским людям. Например, когда мы видим, что в современном мире происходит разделение Вселенского православия, нам бывает очень трудно это переживать. Но когда мы изучаем церковные правила, каноны и богословие, в душе вместо ощущения катастрофы и уныния возникают ясность и понимание происходящего. Богословие показывает нам вполне определенный путь, следуя которым очень легко хранить верность Богу, Церкви и в тоже время оставаться патриотом своего Отечества в самом добром, возвышенном, неотмирном смысле этого слова.
Для монаха, если он полюбит богословие – как на уровне образования, чтения или занятий научной деятельностью, так и на уровне проповеди в храме – это может стать самым настоящим творчеством. Когда пропущенные через собственную душу богословские мысли становятся своими, а не чужими, они лучше ложатся на сердце верующего человека. Кроме того, полюбивший богословие инок как бы выполняет указание императора Юстиниана, который говорил, что монах должен заниматься чтением, потому что чтение наполняет душу. Тот, кто не любит чтение, становится человеком с пустой душой. Вот почему любовь к богословию должна лежать в основе всей жизни монаха.
Богословие невозможно, с моей точки зрения, без некоторого творчества. Переписывание самых глубоких мыслей и выучивание самых высоких истин – это очень хорошо, но само по себе недостаточно. Читая Священное Писание, человеческая душа не просто запоминает то, что там сказано, но начинает размышлять о прочитанном и пользоваться Священным Писанием как духовной пищей. Проповедующий в храме священник делится истиной со своими прихожанами, но для этого ему прежде необходимо самому понять и усвоить прочитанное. Так возникает экзегеза. По сути, все богословие состоит из Священного Писания и святоотеческой традиции. Святоотеческая традиция рождается из экзегезы Священного Писания, которую, в свою очередь, можно назвать плодом творческого состояния душ святых отцов, пожелавших по-пасторски назидательно поделиться тем, что прочли, со своими слушателями. Таким образом, чтобы вся наша жизнь стала подлинным служением, надо научиться понимать смысл богословия как проповеди.
Но как научиться выделять время на занятия богословием при большом количестве послушаний в монастырях, долгих службах и необходимости молитвы келейной?
В Духовной академии занятие богословием является основным послушанием. Преподаватели должны готовить лекции, доклады, заниматься исследованиями – все это входит в число обязанностей педагогов и особенно монахов, проходящих свое послушание при Академии. В жизни монаха, живущего в монастыре, действительно много всевозможных послушаний, которые могут занимать все его время. Но они есть и в жизни академического монаха, и в моей жизни – например, руководство библиотекой, а в данный момент и издательством Духовной академии. Оба они трудоемки и, по сути, уже не оставляют места для того творческого богословия, о котором я говорил. И все же, исходя из собственного опыта, могу сделать вывод, что любой монах при достаточно большой загруженности все равно имеет возможность заниматься богословием при соответствующем усилии воли со своей стороны.
Просто кто-то не делает этого, опираясь на стереотипы, бытующие в церковной среде: «В Церкви есть известные богословы, вот пусть они и богословствуют, а мы люди маленькие». Кто-то утверждает, что «святые отцы всё сказали, и мы не должны дерзать говорить что-то новое». Но вспомним, чтó святые отцы говорили о Боге. Он является Творцом мира в момент его создания и раньше – потенциально. Творец является творцом, как и художник является художником, даже тогда, когда ничего не творит. Эту же мысль можно применить и к богословам. Богослов должен быть потенциально богословом и тогда, когда он пишет, и когда не пишет, и тогда, когда он читает, или не читает, и тогда, когда у него есть свободное время, и тогда, когда у него нет свободного времени. Созданный по образу и подобию Божию человек призван к тому, чтобы, любя Бога, любить всё, что связано с Богом. Эта любовь должна находить для себя пути применения всегда, при любых обстоятельствах, как благоприятных, так и неблагоприятных. Ведь мы знаем, что победа духовная возможна и тогда, когда есть много содействующих ей факторов, и тогда, когда есть препятствующие факторы, через преодоление которых человеческая воля укрепляется в синергии с волей Божественной для того, чтобы достичь этой победы.
В своем докладе Вы уделили внимание такому понятию как «поражение». Каково его значение в богословском понимании?
Поражение – это замечательная тема. Часто поражение является путем к победе и может быть равно победе. Иногда поражение может быть даже выше победы. Поражение на языке христианской аскетики – это синоним смирения. Еще в античной традиции писатели пытались осмыслить поражение при Фермопилах: ярчайший пример из истории, где малое число спартанцев под руководством царя Леонида героически отбивали атаки персов в узком ущелье, но в конце концов под натиском превосходящих во много раз персов они претерпели поражение. Это поражение в сознании античных людей было символом грандиозной победы духа.
В христианской аскетике мы находим огромное количество всевозможных мыслей о том, что поражение имеет очень большое значение. Сам характер этой науки, которая ориентирована не на силу, а на кротость и незлобие, так же поддерживает особый смысл поражения. В моем докладе приводится множество доводов в подтверждение этому. Например, аскетические писатели в своих произведениях (преподобный Иоанн Лествичник и другие) особым образом подчеркивали значение добродетели плача. Получается, что для духовной победы плач важнее всего. Это, с точки зрения земной логики, кажущееся противоречие не является противоречием по законам логики небесной.
В докладе приводятся также места из греческой патристической традиции о поражении и победе в целом. Например, Адам оказывается источником поражения, Христос Спаситель – источником Победы. Через древо Адама, как символ поражения, человечество падает, через Крест Христов одерживает духовную победу. В будущем данная тема при более систематическом исследовании может оказаться полезной для разработки аскетики как науки… Вот видите, в какие глубины можно уйти, размышляя о победе и поражении.
Отец Дионисий, выводы Вашего исследования, озвученные в докладе, вызвали большой интерес участников монашеской секции Рождественских чтений, посвященных Великой Отечественной войне. Пожалуйста, назовите главные из них теперь уже для читателей «Монастырского вестника».
Самый главный вывод заключается в том, что христианская аскетика, узкий путь Христов – это единственный путь к Победе, и другого пути нет. Иногда мы живем в некотором расслаблении и полагаем, что у нас нет времени и сил ощутить какую бы то ни было динамику собственной духовной жизни. К тому же, если мы будем считать, что становимся лучше, чем были, то мы впадем в гордость. Живя так, мы надеемся на Божественную милость – это одна крайность. Другая же заключается в уверенности, что победа достигается каким-то неимоверным трудом, и мы пытаемся ее заработать чрезмерными подвигами.
Когда-то я писал для «Богословского вестника» большую статью о том, что аскетика – это некий царский путь, ведущий к духовной Победе, которую преподает нам Христос Спаситель. Это очень глубокая мысль, которая может быть не только темой богословского доклада, но способна помочь нам, преодолевая собственную косность, двигаться Царским путем. Каждый день предпринимать усилия для того, чтобы, одерживая малые победы, в конце концов достичь и большой духовной Победы.
Плох солдат, который не хочет стать генералом. А православные христиане должны стремиться к достижению в своей жизни идеала святости, то есть по-настоящему победить самих себя.
Фото: Владимир Ходаков