Понедельник начинается сегодня

Что нужно человеку понять, чтобы осень его жизни была тихой, ясной и теплой?.. Как принять неизбежное? Каковы основные причины психологических кризисов старости и предстарческого возраста? Об этом — наша беседа с психологом, православным публицистом, писателем Александром Ткаченко.

— Александр Борисович, давайте начнем не со старости, а с ближних подступов к ней, с того возраста, когда человек осознает, что у него, по сути, нет будущего: ему нельзя уже надеяться на кардинальные перемены в судьбе, на новые возможности реализации своих способностей и притязаний. Это действительно кризис! Какие средства от него Вы видите, будучи практикующим психологом?

— Когда я слышу от человека — независимо от того, сколько ему лет, — что у него нет будущего, я обязательно выясняю, что конкретно он имеет в виду. Ведь на самом деле будущее есть у любого человека, пока он не умер, пускай это несколько минут. И, как правило, выясняется: человек разочарован, потому что какие-то его желания остались неудовлетворенными, какие-то ожидания не сбылись. Человек слишком долго ждал чего-то от будущего, как бы отодвигая в него и реализацию своих желаний, и тот собственный образ, в котором он хотел бы себя видеть: «Сейчас у меня этого нет, но в будущем это непременно появится: карьера, достаток, известность, популярность, любовь…» Человек всю жизнь свою провел в ожиданиях, и вот настал момент, когда он посмотрел на себя в зеркало — и понял, что время прошло и ничего этого уже не будет.

Что бы я делал в данном случае как психолог? Я работал бы над уточнением идентичности этого человека, то есть постарался бы помочь ему ответить на вопросы: «Кто я не в будущем, а вот прямо здесь и сейчас? В какой точке своего жизненного пути я нахожусь, что я ощущаю, каково мне здесь?». И уже сообразно с этим постарался бы вместе с ним найти ответы на вопросы, а какое же ему нужно будущее; что в этом будущем может быть не фантазийного, а реального — того, что действительно он мог бы построить, исходя из понимания своих желаний, предпочтений, амбиций. «Нет будущего» — это невротическая формулировка, нездоровая. Она позволяет ничего не делать, но цена этому — уныние, депрессия, снижение общего качества жизни. Здоровая формулировка — «Я хочу понять, каково мое будущее».

В большинстве случаев беда человека в том, что он не может признать и принять свои слабости, ограниченность своих возможностей; принять факт существования тех планок, которые он никогда бы не смог преодолеть. Это плоды воспитания: в зрелом возрасте у человека срабатывает механизм, сформировавшийся в детстве. «Ты должен любить эту кашу, ты должен учиться на пятерки, должен подтягиваться на турнике десять раз, а если ты этого не можешь, ты плохой». И человек живет с чувством вины. И начинает создавать собственный идеализированный образ: «Вот каким я должен быть, и я непременно этого достигну — полюблю кашу, как хочет бабушка, стану отличником, как нужно маме, подтянусь на турнике столько раз, сколько требует физрук… В общем, с понедельника я начинаю новую жизнь».

Но все это, заметьте, отложено на будущее, все это человек начнет делать с понедельника. И вот именно здесь у него происходит разрыв — как с его реальным будущим, так и с его реальным настоящим. Чтобы человеку помочь, его надо вывести из фантазийного угара: он должен увидеть и принять себя настоящего, принять реальное положение дел.

Причина болезненности наших кризисов не в том, что мы чего-то не достигли, а в том, что мы себя за это виним, уничижаем, бьем: «Ты ничтожество! Ты ничего не смог, посмотри на других!..» Этот рисунок эмоционального реагирования на собственное несовершенство, сложившийся в детстве, продолжает работать всю жизнь: человек рассматривает свои естественные ограничения лишь как повод для того, чтобы отрицать сам смысл своего существования на этом свете.

— Вы предлагаете противопоставить концепции «Человек есть то, чего он достиг» концепцию «Человек есть то, что он есть». Так?

— Совершенно верно: первая из концепций и есть та идентичность, которую нам начинают навязывать с раннего детства. И когда наступает кризисный момент в пожилом возрасте, человек понимает, что не будет уже того самого понедельника, что и вот этого и вон того он уже не достигнет никогда; что те задачи, которые он когда-то перед собой ставил, утратили актуальность. И человек страдает: ему кажется, что его мир рушится и он — полное ничтожество, лузер, неудачник. А на самом деле просто перестал работать тот самый «понедельник» — защитный механизм, который помогал ему справляться с чувством неполноценности в детстве. Действительно, сколько же можно обманывать себя понедельником, с которого «…я начну новую жизнь»?

У меня несколько друзей как раз — кто-то позже, кто-то раньше — встретили 50-летие. И, поскольку в сравнительно небольшой промежуток времени мне раз за разом доводилось их поздравлять и говорить какие-то тосты, я это все осмыслил и вывел для себя такую формулу. До пятидесяти лет я все время чувствовал себя 22-летним парнем, который никак не осуществит свои планы и мечты, у которого много чего нет, много что никак не получается… Как будто я все время сам себе что-то должен, и долг постоянно растет год от года. А вот после полтинника — будто отбросил все это разом, как ящерица отбрасывает хвост со всем, что на него налипло. И с этого момента ощущаю себя нормальным бодрым лысым мужиком, у которого впереди много всего интересного, но уже соответствующего моему возрасту. Старые долги перед собой оказались списаны. Несбывшимся надеждам я с улыбкой помахал рукой и простился с ними навсегда.

— Скажите, старость — это нормальное состояние человека или великая скорбь, всеобщая трагедия, закат без рассвета, осень без весны?..

— Мировая культура хранит удивительно светлые образы старости. На уровне архетипа старость — это высшая пора земной жизни, обретение мудрости, постижение смыслов. А что касается нормальности или ненормальности — с точки зрения психологии здесь все просто: нормально — это когда потребности человека удовлетворены, ненормально — когда не удовлетворены. На психологическом уровне старость — это интеграция всего жизненного опыта в некую целостность, единство; это определение смысла собственной жизни. Вот главная потребность души человека в этом возрасте.

— А если человек говорит: «В моей жизни не было смысла»?

— Тогда я тоже буду с этим работать. Потому что смысл есть всегда. Просто некоторые из смыслов люди отказываются принимать. На этапе финальной интеграции смыслов жизни трагически воспринимается мысль: «Я чего-то не смог». Человек чего-то не смог, он не может включить это в опыт своей жизни, и у него возникает серьезный внутренний конфликт. Откуда вот это «Если бы я мог начать жизнь заново…»? От неудовлетворенности собой, от того, что человек не может принять себя неуспешным. Он в обиде на себя, в обиде на жизнь, он хотел бы гораздо большего, чем то, что он имеет. Проще говоря, он не может смириться. Не может принять себя таким, каков он есть, признать, что в чем-то ошибался, в чем-то потерпел неудачу, где-то ставил перед собой ложные цели. Ведь это и есть смирение — когда обретаешь решимость увидеть себя таким, каков ты есть, и признать — да, это я.

И если поискать тут христианскую параллель, то самый высокий образ смирения — это благоразумный разбойник, который в страшные минуты нашел в себе силы сказать: ...мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли (Лк. 23, 41). Его товарищ не смог этого принять, а он смог. Старость в каком-то смысле подобна распятию, потому что плоть уже немощна, мучима болезнями. И эти два разбойника на кресте — два образа проживания старости. В одном случае человек находит в себе мудрость смиренно принять все свои ошибки, неудачи, всё, что у него в жизни не получилось, все нереализованные планы — и не застревать на этом, не биться об это головой до бесконечности. Такой человек даже в ситуации полного фиаско способен надеяться на лучшее, на то, что у него еще будут в жизни радость, добро, любовь. А другой человек весь в обиде: почему жизнь так несправедлива ко мне, почему все так рано заканчивается, я еще ничего не успел. Вот это как раз отсутствие смирения.

— Есть такая вещь, как кризис востребованности. Человек привык много работать, быть нужным, значимым для многих людей, пользоваться авторитетом. И вдруг выясняется, что так много работать и занимать ответственные посты он уже не может, что из активной деятельности он выпал. Я знала одну старую и очень больную учительницу, которой нельзя было уже работать с детьми — любой урок мог кончиться вызовом «скорой». Но она отчаянно цеплялась за свою работу: «Вы убьете меня, если отправите на пенсию». Как Вы прокомментируете эту ситуацию?

— А я знал совсем еще не старого — немного за сорок — человека, который служил в милиции, рано вышел на пенсию по выслуге лет… И буквально за год опустился до того, что стал собирать бутылки на городской свалке. Он просто не нашел себя в другом качестве, не знал, к чему себя приложить. Всю взрослую жизнь жил по регламенту и уставу службы. Делал то, что приказывают. А когда остался наедине с собой, оказалось, что своих желаний и целей у него просто нет.

Возвращаясь к Вашему вопросу, думаю, проблема не в возрасте, проблема в том, как человек себя воспринимает: как часть системы, в которую он встроился, или как самостоятельную личность. Это, на мой взгляд, тоже вопрос идентичности: учительница, о которой Вы говорите, просто не мыслила себя вне контекста своей работы, вне вот этого своего предназначения: учить детей. Она не видела в себе ничего, кроме своего учительства. У нее не было сформировано представление о собственной ценности, и она не умела любить себя просто как личность, а не как педагога. Это случай, когда человек видит себя только в одном зеркале; и, когда это зеркало разбивается, отражение исчезает, человек уже не находит себя нигде и не знает, как ему жить дальше.

— Когда пожилой человек дружит с физкультурой, когда он долгое время сохраняет физическую бодрость и двигательную активность — это, наверное, хорошо. Но когда человек в 78 лет умирает от инфаркта на льду катка… Это, наверное, уже перебор или тот самый отказ принять реальность: «Какой я старик, я вот сейчас как побегу, молодые не угонятся»?

— Если человек в таком возрасте бегает на коньках, за него можно только порадоваться. Это его выбор, и выбор достойный. Человек не впадал ни в какие старческие депрессии, не плакал об утраченных возможностях, а по максимуму использовал те, которые у него еще были. Он умер в 78 лет на катке — а что, лучше было бы, если бы он прожил до 85 лет, но в глубокой деменции и полной немощи?

Но что касается желания поддерживать форму — нужно просто понимать, с какой целью это делается. Великий хирург Николай Амосов делал по пять тысяч приседаний в день, чтоб как можно дольше сохранять работоспособность. Он знал, что ценой его ухода от операционного стола может стать не одна человеческая жизнь. После инфаркта Николай Михайлович снизил нагрузку до двух тысяч приседаний… Вот это — оправданная цель. Чтобы держать себя в форме, но при этом знать меру, неизбежно связанную с возрастом, нужно просто понять, чего именно ты хочешь: отрицая свои возрастные ограничения, доказывать себе и всему миру, что ты никогда не состаришься, или же постараться до конца сохранить нормальную физическую и психологическую форму, не быть в тягость близким, а по возможности и приносить пользу.

— Трагический женский вопрос — как принять свою новую внешность?

— Не только женский, уверяю Вас. У мужчин то же самое происходит, хотя, может быть, не с таким драматизмом и не с такой интенсивностью. Мужчины, возможно, меньше об этом говорят, но, поверьте, переживания те же и причина их та же. Дело в том, что у человека нет адекватного представления о своей внешности. Он не принимает себя таким, какой он есть на самом деле. Мы возвращаемся к тому, о чем уже говорили: человек не может принять своего изъяна, своей слабости. Не может потому, что нам заданы эталоны красоты — журналами мод, кинофильмами, рекламой. Они внедряются в человека с юности, и в результате он выходит в зрелость с искаженными представлениями о том, какой он. Вся индустрия красоты призвана обслужить вот эту искаженную потребность человека видеть себя не таким, какой он есть. Ведь с помощью всех этих ухищрений человек изменяет себя до неузнаваемости.

А кризис начинается, когда все это перестает работать, когда все эти усилия не дают уже ожидаемого эффекта, и тот идеализированный образ самой себя (если все же говорить о женщине), который существует в сознании, вдруг начинает рассыпаться. И женщина видит, что не дотягивает до него даже с помощью косметических «костылей». Это столкновение с реальностью, и оно не зависит от возраста — возраст здесь только внешнее обстоятельство, а причина — неприятие себя реального. Это неприятие может довести человека до серьезного психического расстройства. Вот на этом и паразитирует индустрия красоты, включая косметическую хирургию, методы сброса веса и т. д. — страшная на самом деле вещь. Есть люди, сделавшие себе десятки пластических операций, чтобы привести свою внешность в соответствие с той фантазией, которая существует лишь у них в голове. А себя настоящего такие люди не приемлют настолько, что для этого синдрома есть даже специальный термин — дисморфофобия, неприятие каких-то особенностей собственного тела.

— Где же выход, как помочь стареющей и страдающей красавице (красавцу)?

— Это тоже нужно решать на уровне самоидентификации, то есть принятия себя, возвращения к себе, к своим ограничениям, слабостям, к своей уязвимости, к тем своим сторонам, которые неидеальны. И это тоже смирение своего рода. Как психолог, я бы постарался помочь человеку увидеть красоту своего старения. У природы нет плохой погоды, как поется в известной песне. Нужно лишь научиться видеть прекрасное не только в юной весне, но и в тихом очаровании осени.

— Старость верующего человека и старость неверующего — это радикально отличающиеся вещи?

— Мне трудно ответить однозначно, потому что качество веры у людей бывает очень разное. С возрастом у человека могут возникать очень серьезные кризисы веры, я это не раз и не два наблюдал. Это происходит, когда некие ожидания человека не оправдались в духовной, церковной области его жизни, как и во всех остальных, о чем мы уже говорили. Человек идеализировал себя в этой сфере: я живу по заповедям, молюсь, пощусь, хожу в храм. Пройдет пять-десять лет — и я стану если не святым, то, по крайней мере, просветленным…

— Счастливым!..

— Может быть, да. Во всяком случае, он ожидал, что в нем нечто изменится радикально. А в нем ничего не изменилось. И он разочаровывается — в себе, в Церкви, в вере, в духовнике, в книжках, которые он читал. А в сущности, проблема лежит все в той же плоскости, о которой мы с вами говорим: человек просто придумал идеального себя — верующего. А те реальные духовные проблемы, которые мешают ему стать счастливым, он просто задвинул куда-то в дальний угол, чтобы их не видеть. А потом прошло время, все эти скелеты из шкафа вывалились, и человек не может их принять. Он не находит в себе сил сказать: это я в ответе за то, что у меня не получилось. Он начинает искать ответственных вокруг себя. В этом смысле со времен трагедии в райском саду ничего не изменилось: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел (Быт. 3, 12). А здесь: Церковь, которую Ты мне дал, неправильно со мной работала, я не получил в ней того, что хотел получить.

Но если брать здоровый вариант развития верующего человека, который подошел к трудному возрастному рубежу, то вера, безусловно, надежная опора и огромное благо. У неверующих тоже могут быть смысловые жизненные стержни, но верующим легче, потому что Церковь — это все же сообщество. Это целостный организм, состоящий из людей с общим содержанием, смыслами, ценностями. Один пошатнулся — другие поддержали. Неверующему же приходится в одиночку выстраивать свою защиту от кризисов.

С психологической точки зрения и сила, и слабость верующего человека в одном и том же: он всю свою жизнь, до старости, до смерти по отношению к Богу остается в детской роли, в положении ребенка. Потому что Бог — это Отец, и я всегда младше. Надо мной всегда Тот, у Кого я могу попросить прощения, помощи, утешения, с Кем я могу поделиться радостью, даже такой маленькой и смешной, что ею стыдно делиться со взрослыми.

— А нет здесь риска инфантильности?

— Да, здесь тоже два пути: если человек по складу своему инфантилен, он может использовать это положение для того, чтобы не взрослеть: ну вот такой я у Бога маленький, и что с меня взять. Если же человек эмоционально зрелый, ответственный и все свои возрасты проживает сообразно естеству, не застревая в них, то для него эта возможность оставаться в положении ребенка, обратиться к Богу, не стыдясь своей детскости в отношениях с Ним, становится огромным ресурсом, большой поддержкой: благодаря ей все возрастные кризисы проживаются намного легче. Верующий человек понимает, что он существо падшее, греховное, несовершенное, что он зачастую просто физически не может выполнить все, что он себе наметил. Это и есть смиренное видение себя.

— Но верующий человек понимает ведь и то, что он способен расти!

— О том, что мы способны расти, мы часто говорим, а вот о том, что мы способны спотыкаться и падать, говорим редко. У игумении Арсении Себряковой об этом есть удивительные слова: «Нужно еще поучиться, как себя любить. Да, и очень надо над этим потрудиться. Например, человек несправедлив бывает к себе и требует иногда от себя того, чего дать не может. Требует от себя победы над своими страстями и скорбит, волнуется, негодует на себя, когда видит, что его берут во власть те самые страсти, от которых он решил отстать. Но справедливо ли такое негодование на себя? Нет. Человек своею силой никогда не может победить в себе страсти: их побеждает в нас сила Божия. Эта сила присуща Его заповедям. Когда с помощью Божией человек усвоит их, когда они будут жить в его сердце, тогда грех и страсти ослабевают и совсем прекращают свое действие в сердце. Нужно постоянно оживлять в своем сердце намерение жить по заповедям Христовым, нужно просить в молитве Его помощи, нужно смиряться в своих уклонениях, нужно подклоняться под свою немощь и не негодовать на себя за нее. Ведь не силен ее победить в себе, зачем же требовать от себя того, что может дать Один Господь, зачем же скорбеть на себя, что не стал выше себя. В таком требовании от себя духовного преуспеяния сказывается наша гордость. Будем всего ожидать от Единого Господа и глубоко смиряться в своих немощах и греховности».

Это гордость на самом деле самая настоящая — непринятие своих ограничений. И наверное, с точки зрения аскетики можно сказать, что все проблемы старости — как и любого возраста — вырастают из гордости. Здесь аскетика и психология очень хорошо согласуются и говорят в унисон об одном и том же.

Представьте себе: сидит старый человек и вспоминает свою жизнь. Одно дело, когда он сидит перед каким-то безликим, но беспощадным критиком, который ему говорит: «Ты никчемный, у тебя ничего в жизни не вышло». И другое, когда человек перелистывает свою жизнь перед Богом и видит в ней все Его благодеяния, Его терпение, прощение, любовь; когда человек благодарит Бога за то, что у него получилось, что у него все-таки есть, несмотря на неудачи (а иногда и благодаря им, как это ни странно звучит). Это же совсем другой внутренний диалог получается!

Знаете, у меня все больше сомнений вызывает часто встречающееся в литературе утверждение, что у Бога есть некий замысел или план о каждом из нас…

— …что каждый из нас — Его проект, и должен быть реализован?

— Да. Я сомневаюсь в этом потому, что человек формируется непрерывно, в течение всей жизни — во взаимодействии с другими людьми и с Богом. Человек все время меняется, и какой тут может быть план? Это все равно, что план импровизации, которая по определению рождается в процессе исполнения. Мне кажется, человеческая жизнь — это именно импровизация, и заранее заданных жестких планов тут не может быть. Бог всеведущ, Он знает о нас все, знает обо всех наших слабостях, упрямстве, своеволии. И именно поэтому — ну какие тут могут быть планы?

Эта мысль, что у Бога есть некий проект для каждого человека — порождение того самого стремления к заданному идеалу: «Бабушка хочет, чтобы ты хорошо кушал кашу, мама — чтоб ты стал отличником…» И Творец, оказывается, тоже хочет, чтобы ты выполнил Его план.

Но, думаю, у Него нет никакого плана, Он просто рядом с тобой. Он видит, что ты упал, и рад, что ты поднялся. Если ты чего-то достиг, Он позаботится о том, чтобы ты не очень возносился. Если потерпел фиаско, утешит и поддержит, даст силы подняться и продолжить путь. Бог — это основа всей нашей жизни, а если мы говорим, что у Него есть какой-то план, то получается, что Бог — отдельно, а мы — отдельно. И здесь у верующего человека могут возникнуть серьезные проблемы: «Я не такой, каким меня хотел видеть Бог». И он может в отчаяние прийти: я не выполнил план Бога! И как я теперь обращусь к Тому, чьих надежд я не оправдал? Это дополнительное затруднение в духовной жизни. И смирения человеку такая установка не добавляет, на мой взгляд. Ведь слабости в себе проще признать, когда ты знаешь, что и Бог их в тебе признает тоже; что Он принимает тебя таким, какой ты есть — со всеми твоими слабостями и недостатками. Вспомните, как в Евангелии Господь с грешниками общается: И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин. 8, 11). Какой у Бога был план на эту женщину, взятую в прелюбодеянии? Ничего в Евангелии об этом не сказано. У Бога один план на всех нас: чтобы мы все обратились и живы были.

Вы спрашивали — нормально это, старость, или ненормально. Старость — это результат грехопадения. Человек до грехопадения был задуман как нестареющий, бессмертный, вот такой был у Бога план на человека, если уж на то пошло. А возрастные изменения — это ведь, по сути, непрерывный процесс умирания.

Но, с другой стороны, Иоанн Златоуст говорит, что после грехопадения смерть тоже стала благом для человека, потому что он лишился возможности грешить бесконечно. И вот в этом смысле старость можно рассматривать как нарастающую демонстрацию нашего падшего состояния — с тем, чтобы нам проще было принять свою неидеальность (а вместе с ней и ограниченность времени своей жизни, то есть смертность), чтобы проще и удобнее человеку было смириться. Вот в этом смысле, наверное, старость — благо. Это время, когда отражение в зеркале тебе ясно сообщает: ты не то, что сам о себе придумал; когда факт твоей биографии — дата рождения — сообщает тебе, что ты не соответствуешь своим фантазиям, которыми жил с молодости. Это все знаки Божии, знаки, помогающие человеку принять себя таким, каков он есть, и от выдуманных, фальшивых, ложных ценностей обратиться к тем, которые были и есть в твоей жизни на самом деле.

— Какие же это ценности, на Ваш личный взгляд?

— Это любовь, дружба, тепло человеческого общения, это добрые дела, которые делали для тебя другие и которые ты делал для других. Служение людей друг другу и через это — служение Богу и есть высшая ценность, и воспоминания о нем — главный капитал человека в старости. Это и есть то единственное, за что Господь нас помилует, когда придет судить.