«Эпидемия открыла глубокую веру в людях»

Священников учат пользоваться средствами индивидуальной защиты. Епитрахиль и крест, которые видны из-под костюма. Но в застегнутом виде священника никак не отличить от врача. Фото diaconia.ru     

Еще 30 марта в Синодальном отделе по благотворительности Русской Православной Церкви была сформирована специальная группа священников, готовых причащать в больницах и на дому больных, у которых подтвержден коронавирус.

21 священник, а также 19 мирян, ранее закончивших курсы помощников больничных священников, уже навещают заболевших, которым нужна духовная поддержка, на дому. Они готовы причащать COVID-положительных и в больницах, но пока, к сожалению, такая договоренность между Церковью и медиками еще не достигнута.

Мы поговорили с настоятелем храма Живоначальной Троицы при НИИ скорой помощи им. Склифосовского священником Романом Бацманом. Он рассказал о глубокой вере и не менее глубоком покаянии, которые открыла в людях эпидемия коронавируса.

Человек с коронавирусом может позвонить по телефону Больничной комиссии Московской епархии +7-903-660-30-40 и оставить заявку о совершении Таинств исповеди, соборования и Причастия. Также по этому телефону принимаются заявки от тяжелобольных людей с подозрением на коронавирус. Телефон доступен круглосуточно. Больные с другими диагнозами могут вызвать к себе для причащения священника из ближайшего храма. Заявки о срочном Причастии умирающего человека можно оставлять по телефону горячей линии православной службы «Милосердие» +7 (495) 542-00-00.

«На них как будто крест поставили»

Священник Роман Бацман. Фото диакона Андрея Радкевича     

— Отец Роман, у вас уже большой опыт служения в качестве больничного священника, поэтому спрашивать, как вы согласились на то, чтобы причащать больных коронавирусом, не буду, это и так понятно. Спрошу о другом: что-то новое открылось вам сейчас в окормлении таких людей?

— Безусловно, это совершенно другой опыт. У людей, страдающих этим недугом, к тяжелому физиологическому состоянию добавляется очень серьезная психологическая нагрузка. У них больше страхов, больше опасений перед неизвестностью, перед преувеличенной, быть может, опасностью. И это сказывается даже на течении болезни, на поведении человека – целый комплекс переживаний, который имеет отношение и к жизни духовной, и к семейной, и к общественной.

Отношения между людьми сейчас должны выдержать какие-то совершенно новые испытания.

Например, когда муж говорит жене: «Не приезжай ко мне в Москву, оставайся на даче, я не хочу, чтобы ты и дети заболели». Или когда больного сознательно отвергают окружающие. Мне наши прихожане рассказывали и об обратной ситуации – о тех, кто оказался сейчас за городом и боится, что им кто-то завезет вирус из Москвы. Некоторые люди свидетельствуют, что от них шарахались, зная, что они были где-то, где была вероятность заразиться.

С другой стороны, людей в этой ситуации можно понять. Не хватает полной и исчерпывающей информации о самом заболевании, о лечении коронавируса. Люди слышат об ограничениях: нельзя собираться вместе, нельзя ходить в храмы, и это порой приводит к тому, что развивается уныние, даже депрессия. Некоторые перестают верить не только политикам и медицине, но и Богу – если можно заразиться даже в храме, что же делать?

С таким я столкнулся действительно впервые – с тем, что из-за чьих-то страхов не могу помочь людям, даже при том, что сам этого очень сильно хочу и готов ради этого на многое. В больницы к людям с коронавирусом нас до сих пор практически никуда не пускают.

— Такое ощущение, что в момент постановки диагноза больной коронавирусом становится как бы вне закона…

— Я это очень остро ощутил. Они покинуты, и пробиться к таким больным нам, священникам, правда непросто.

Думаю, любому батюшке это сегодня непонятно… Когда он привык уже много лет быть доступным для людей в любое время дня и ночи — и вдруг его не пускает к тяжко болящему или даже умирающему медицинский персонал. А ведь человек в тяжелом состоянии может умереть в любой момент.

У меня пока что, Слава Богу, не было таких случаев, но я знаю, что некоторые священники из нашей группы уже столкнулись с подобными. Так что я тоже настороже и готовлюсь на всякий случай, что ты пойдешь как всегда, к тяжело больному по вызову родственников, а тебя не пустят. И начнется выяснение, неприятная административная работа. Придется звонить, настаивать. При этом придется думать, с какой степенью настойчивости действовать, как поступить так, чтобы не навредить и общему делу, и нашему храму, и служению в больнице…

Очень много таких аспектов, к которым мы не были готовы. Мы, конечно, привыкли к тому, что священники – не хозяева положения в этом мире. Мы привыкли приходить к людям скромно, не проявляя излишней настойчивости. Но ее и не нужно было проявлять, поскольку раньше все было как-то спокойно.

А тут вдруг такие ограничения, что ты вдруг теряешься и думаешь: что мне делать? Настаивать или смиряться? Но как можно смиряться с тем, что человек может умереть?

Может быть, человек раньше вообще не причащался, и сейчас это его единственная возможность получить облегчение, не только духовное, но и физическое, а тебя лишают возможности помогать этому человеку, когда он сам об этом просит…

— Знаю, что сейчас непросто священнику попасть в больницу и к обычному больному, удача – скорее исключение, обычно следует отказ.

— В больнице я пока что причащал просто тяжко болящего, без коронавируса. Но и к нему было очень трудно попасть, поскольку везде карантин. К счастью, в НИИ им. Склифосовского у нас очень хороший главный врач, Сергей Сергеевич Петриков – с его помощью удалось получить разрешение на доступ.

Больных коронавирусом я причащал на дому. Попасть к таким людям в больнице, увы, пока практически невозможно. На них как будто крест поставили, словно они прокаженные. Но Христос не запрещал ходить к прокаженным! Он не обличал их, не боялся их. Как же мы можем теперь отказать этим людям в духовной поддержке?

«Епитрахиль и крест прячутся под «скафандром»

Инструкция предписывает священникам брать к больному только самое необходимое. Богослужебные тексты распечатывают заранее на отдельных листах. Причастие дается в бумаге, которую затем полагается сжечь. Фото diaconia.ru     

— Знаю, что вся группа священников проходила тренинг по использованию СИЗ (средств индивидуальной защиты), которые для вас организовал врач-эпидемиолог. Знаю также, что у вас есть добровольные помощники, и на вызовы вы обычно ходите вдвоем. Для чего это нужно?

— Помощник очень нужен, поверьте! Он помогает облачаться в «скафандр», смотрит, чтобы не было никаких зазоров между лицом и маской, очками, капюшоном. Затем встречает нас и помогает аккуратно снять защитный костюм, убрать его в специальный мешок для утилизации.

Мой самый первый визит состоялся в то время, когда для группы только-только закупили комплекты защитных средств. У меня не было тогда помощника, и это оказалось очень неудобно.

Костюм надо надеть до того, как войдешь в квартиру. Ничего, кроме Святых Даров в специальной бумажке, которую затем надо сжечь, богослужебных текстов и Евангелия, которое должно остаться дома у болящего, при священнике быть не должно. То есть – одеваться нужно в подъезде. Прятать под комбинезон подрясник, епитрахиль, наперсный крест. Надевать маску, бахилы, перчатки. Проверять все – хорошо ли закрепил.

Без помощника в этом деле никуда! Он обрабатывает все вокруг (и себя, и меня заодно) антисептиком, помогает аккуратно снять «скафандр», чтобы он не коснулся ничего вокруг и попал точно в мешок для утилизации.

— Говорят, вы и подрясник после посещения должны стирать при высоки температурах. Правда?

— Мне с этим проще, если честно. Мне есть где оставить подрясник, в котором я навещал больных. Он там лежит какое-то время, и можно сказать, проходит некоторый карантин. Ведь известно, что на одежде вирусы долго не сохраняются. Но вообще если есть возможность, лучше его стирать при высокой температуре.

«Человек с коронавирусом был уже готов завещание писать»

— Насколько я знаю, инструкция предписывает батюшкам проводить с больным коронавирусом как можно меньше времени. Таинства по сокращенному чину, исповедь – как можно короче. Как за пять минут успеть поддержать, донести до болящего любовь Божию?

— Никак. За пять минут – никак. Я не могу людям отказать в том, чтобы подольше с ними побыть, и это компенсирует то, что я не могу до них дотронуться, приобнять, утешить. Когда они видят, что ты находишься рядом, не боишься с ними быть и беседовать столько, сколько нужно – отсутствие твоего страха людям помогает преодолеть свои личные страхи.

Но в наших инструкциях не говорится про 5 минут. Есть пожелание, что в помещении с больным лучше находиться не больше 25 минут. Этого времени вполне хватает чтобы совершить Таинства, поговорить, утешить человека.

— Люди, которые уже заболели – какое у них сейчас состояние? Что они переживают, о чем молятся, в чем раскаиваются?

— Состояние, конечно, тяжелое, я бы сказал, подавленное. Но с другой стороны есть и положительный момент – он в том, что больные глубже раскаиваются, их исповедь стала основательнее. Именно по этой причине я и не могу сократить время – потому что люди каялись так, и так пересмотрели свою жизнь, как этого не было тогда, когда они приходили в храм, будучи здоровы.

Знаете, я приходил к одному нашему прихожанину, который давно уже не был в храме и про которого я знал: на этом человеке нет никаких страшных грехов. Но вот он заболел коронавирусом, и вдруг для него самого открывается то, что он сам раньше не видел. И как ему это не рассказать, а мне – не выслушать? Как мне ему не сочувствовать, не давать ему советов – потому что ведь раньше у него и вопросов таких не возникало. Как я могу в этот момент уйти или сказать: «Давайте по телефону продолжим?». Наверное, можно и по телефону, но я сделал такой выбор.

Я вот эту ситуацию воспринимаю так, как если бы люди нашли друг друга, и один признается в любви, а другой говорит: «Знаешь, давай потом созвонимся». Понятно ведь, что после такого отношения не продолжатся.

У меня такая же ситуация, только тут человек признается в любви к Богу, а я – свидетель, который присутствует при некой тайне. Я боюсь ее нарушить неловким движением, неловким словом. Слушаешь и боишься спугнуть такую откровенность.

С другими тяжелобольными это было похоже только тогда, когда человек был на пороге смерти – это рак в последней стадии, или ВИЧ-инфекция, когда человек понимает, что умирает. Но тогда не было опасности всеобщего заражения. Не было этого ощущения повсеместно висящей над всеми нами заразы – просто человек сам понимал и осознавал свою жизнь. А здесь и сейчас – происходят удивительные вещи.

— Да, но ведь люди-то продолжают бояться… Можно ли что-то сделать, чтобы успокоиться? Если честно, даже мы, журналисты, устали пугать и одновременно устали сами бояться…

— Нужна вера и доверие Богу. Такое доверие, как у Авраама, когда он приносил своего единственного сына в жертву Богу.

Знаете, один из больных, которых я посещал, вполне осознано готовился писать завещание, он просил меня позаботиться о его семье, хотя течение болезни было не самым тяжелым.

С другой стороны, нам сейчас легко рассуждать – ведь и вы, и я пока что здоровы и не знаем той боли, которую испытывают люди с коронавирусом.

Этот человек жаловался, что испытывает сильную боль в легких. Я, например не представляю, как это легкие могут болеть. Но у него были боли, очень сильные. Он жаловался, что задыхается. Было страшно, человек думал, что он умрет. Открывает окно – это ничего не дает, все равно воздуха не хватает.

Так что первое, что может прекратить панику и то, в чем нуждаются абсолютно все, но в первую очередь – заболевшие, это в психологической поддержке. Не нужно говорить «я тебя понимаю», это прозвучит фальшиво. Сочувствие, а иногда молчание – вот что необходимо. Просто быть рядом.

— Все замучались читать противоречивую информацию в сети. Вы верно заметили в начале нашей беседы, что совершенно новый опыт, и всех пугает неизвестность.

— Точно, мне один человек сказал: «Я послушаю одного вирусолога – и на его сторону встаю. Послушаю другого – тоже убедительно. И так я колеблюсь в течение дня». Нет никакой ясности, нет единства.

Но мы, наверное, достойны такой ситуации. В ней должна проявиться наша вера и наше доверие Богу. Ведь когда все точно известно, никакой тайны нет. А когда она есть — тайна, которую, видимо, Господь по своему промыслу пока что не сообщил даже прозорливым людям, у нас есть возможность, чтобы каждый на своем месте проявил какие-то качества: твердость, спокойствие, веру, помощь друг другу – вопреки и несмотря на неизвестность.

«Мы шли крестным ходом, и люди из окон на нас смотрели»

— Отец Роман, вы не просто больничный священник, вы служите в храме при НИИ им. Склифосовского, это один из «коронавирусных» стационаров Москвы. Какая сейчас там обстановка?

— Мы продолжаем служить – и на Страстной, и на Пасху, и на Светлой седмице. Наш храм хоть и виден с Садового кольца, но зайти туда можно только с территории. Так что проход ограничен. Его посещают не только больные, но и врачи, и главный врач Сергей Сергеевич Петриков к нам очень благосклонен, старается помогать.

Храм у нас большой, и там можно расположиться на большом расстоянии друг от друга с соблюдением всех предписаний. На Пасху, поскольку был объявлен карантин, многие наши прихожане сами остались дома.

Мы служили на Пасху, и пошли крестным ходом не по Садовому кольцу, как это обычно делаем, а по территории больницы. Как нам было не пройти вдоль больничных корпусов, где находятся люди, которые страждут? Окна в корпусах горели. Но нас было очень мало – священники и пара певчих, мы были малым стадом, которому Господь Иисус Христос сказал: «Не бойтесь». На нас смотрели с интересом и радостью. А мы пели праздничный тропарь «Христос восресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав».