О воле Божией и заблуждениях человеческих

Дутик,
или Как не надо молиться

Утром Лена, как всегда, опаздывала на работу. Работала она техничкой в школе, а жила с мамой Марией Георгиевной в деревянном домике на улице Лесной. Отсюда до школы добрых двадцать минут езды на велосипеде.

И тут… Вот несчастье! Наступила на цыпленка, который бросился ей под ноги во дворе как раз в тот момент, когда она выкатывала своего «железного коня». От обиды хотелось плакать, тем более что это был уже второй раздавленный птенец. Первого схоронили вчера под яблоней в саду, а теперь вот еще один пушистый комочек трепыхался на земляном полу, неестественно вытянув лапку. Лена взяла его в руки, и от обиды из глаз сами собой потекли слезы. Цыпленок был еще жив, но получил, как говорится, «ранения, не совместимые с жизнью».

Именно в таком положении застала ее гостившая в их доме паломница Лидия.

– Вот, – сквозь слезы произнесла Лена. – Еще один. Похоже, что не жилец.

Как и все городские жители, Лидия принимала происшествия с хозяйственной живностью близко к сердцу. При этом в Церковь она пришла совсем недавно, то есть находилась в том романтическом духовном возрасте, когда вера в чудеса и безоговорочный ответ на молитву воспринимается как нечто естественное. Гостья в одно мгновенье прокрутила ситуацию в голове и скомандовала:

– Так, спокойно! Сейчас мы его вымолим!

«Спокойно! – скомандовала гостья. – Мы сейчас этого цыпленка вымолим!»

Пострадавшего перенесли в избу и уложили на чистое полотенце на столе.

– Тетя Маша, у нас ЧП, – сообщила Лидия. – Давайте молиться!

Все трое встали на молитву. Прочитали «Царю Небесный», «Отче наш» и другие молитвы. Окропили цыпленка крещенской водой и приступили к лечению.

Мария Георгиевна, в прошлом ученый-биолог, имела приличные познания в медицине, да и другие тоже не лыком шиты – все с высшим образованием, поэтому перед началом операции состоялся настоящий консилиум.

У больного выявили перелом лапы, пролом грудной клетки и общее шоковое состояние. Первым делом Лидия предложила дать ему цыплячью дозу анальгина, что и было сделано. Отщипнули крохотку от таблетки и растворили в воде, пипеткой залили в клювик. Потом из спички и ниток соорудили на ногу шину. Больше всего пришлось повозиться с грудиной. Воздух выходил из легких под кожу, и цыпленок раздувался как шарик. Пришлось прокалывать кожу, чтобы он сдулся, и делать стягивающую перевязку бинтом. Наконец операция была завершена, и больному напоследок дали из пипетки несколько капель крещенской воды.

На работу Лена опоздала бесповоротно, и когда подъезжала к школе, на крыльце ее встречали директриса и завхоз.

– Почему опаздываем? – поинтересовалась директор.

– Цыпленку перевязку делала, – понимая всю нелепость сказанного, всё же не соврала Лена.

– Кому-кому? Цыпленку?

Начальство дружно расхохоталось.

– Да у меня собака позавчера двадцать штук задушила, – не унимался завхоз. – А она одного бинтует!

Лена смущенно всё выслушала и пошла работать – вроде обошлось. Но с этого дня к утренним обязанностям девушки прибавились цыплячьи процедуры: птенцу меняли повязку, давали витамины и кальций. Опоздания на работу участились. Директриса, глядя на нее, каждый раз собиралась ругаться, но вспоминала о цыпленке и махала рукой: что, мол, с этих приезжих возьмешь.

А цыпленок – ничего себе, похаживал, переваливаясь на больной ноге, по двору, клевал с собратьями пшено и рос не по дням, а по часам.

К осени цыпа превратился во взрослую курицу, хромую и надутую, как индюк, получившую за это от хозяев прозвище Дутик. Из-за внушительных размеров Дутика не только побаивались другие куры, но и петух старался обходить стороной. Она быстро поняла преимущества своего положения и успешно ими пользовалась, отгоняя от кормушки одноплеменниц, долбая их клювом ни за что ни про что, и вообще отличалась весьма скверным характером. Кроме того, она не несла яиц – видимо, проявились последствия травмы. А хозяева ломали голову, что делать с этим инвалидом детства, – пускать на бульон вымоленное создание не поднималась рука.

Дутик прожила необыкновенно долго для курицы – аж десять лет, при этом так и не снеся ни одного яйца. Ее жизненная миссия неожиданно оказалось духовно-просветительской. Лидия рассказала историю о чудесном исцелении цыпленка батюшке, не забыв упомянуть и о том, что из него выросло. И батюшка, приезжая в Дивеево, каждый раз водил гостей в домик на Лесной, чтобы показать им живой пример, как не надо молиться. История цыпленка стала наглядным пособием о том, что такое воля Божия, а что – человеческая и как Господь, по великой Своей любви, иногда уступает нашим настырным молитвам.

Пипа и богословие

Когда в нашей семье «накопилось» четверо детей, мы вдруг поняли, что пьем очень много молока, и решили завести козу. Покупка домашних животных на селе – дело нехитрое, но поскольку село наше – не совсем обыкновенное, то и тут не обошлось без неожиданностей.

Дивеево – это не только святая обитель, но и большое количество людей, в поисках спасения оставивших мирскую суету и переехавших на ПМЖ в святое место. Понятно, что это не совсем обычные люди – не каждый вот так запросто может от всего отречься и начать новую – святую – жизнь. И в этой «концентрированной» среде часто проявляются всевозможные сложности и противоречия области духовной…

Один мой знакомый из таких спасающихся, Николай, частенько заходил ко мне на работу, чтобы воспользоваться интернетом. Вообще-то он был строг: никаких электронных приборов дома не держал, кроме разве что средств освещения и обогрева. Семья Николая жила натуральным хозяйством и средствами, которые им высылала из мира теща, переживавшая за троих внуков. Телефонов и компьютеров в доме не было, но поскольку по хозяйству иногда возникала необходимость то найти племенного козлика, то продать молоко – совсем без интернета обойтись было нельзя. Грешил за него я, находя во всемирной сети необходимые объявления и распечатывая их на принтере. Телефонную связь с миром обеспечивала соседка. Такие небольшие странности были у Николая, а в целом он был добрым малым и располагал к себе простотой и открытостью.

В этот раз Николай зашел, чтобы подать объявление о продаже козочки. Я очень обрадовался и сообщил ему, что мы как раз хотим завести живность. Сделка была быстро обговорена, и в этот же вечер мы подъехали к нему всей семьей – никто не хотел пропустить исторический момент. Козочка, со слов Николая, была непростая – породистая, поэтому стоила значительно дороже обычного, но хозяин по старой дружбе делал нам скидку.

Николай встретил нас радушно и устроил экскурсию по своему хозяйству. Дети были в восторге от увиденного, но больше всего – от козочки, черненькой, с белыми башмачками и пояском и торчащими в разные стороны ушками. Девчонки тут же принялись ее обнимать, гладить и угощать травой.

Николай нахваливал козочку, ее отца и мать, не забывая упомянуть и хозяйство, в котором она родилась и подросла.

– У нас всё благословенное, – поделился он. – Мы и святой водичкой кропим, и с молитвой всё делаем. И корма покупаем – только у православных. Правда, был тут грех, – вспомнил хозяин. – Купил по дешевке сена у нерусских. Всю ночь не спал, а утром пошел и всё сжег! Денег жалко, конечно, но ведь сам себя наказал! Нечего было с мусульманами дела водить.

«Я ночь не спал, а утром пошел и всё свое сено сжег! Потому как у неправославных оно куплено!»

– За что ж ты их так? – изумился я. – Мы вроде с мусульманами хорошо живем.

– Как ты сказал? – неожиданно изменился в лице Николай. – Хорошо живем? Так ты, что, с мусульманами водишься?

– Ну, вроде было дело… – неуверенно ответил я, вспоминая своих армейских друзей-башкир.

– А разве ты не знаешь, что апостол Иоанн сказал: не приветствовать того, кто не приносит Христова учения? А ты – с мусульманами якшаешься?!

– А как же им учение Христово донести, если с ними общаться нельзя? – попытался выкрутиться я.

Но мой собеседник рассердился не на шутку.

– Это можно только святым! – отрезал Николай.

Я понял, что спорить нет смысла, и решил заканчивать неприятный разговор.

– Ладно, Коля! Прости меня, Христа ради! Держи денежку, поедем мы…

Я сунул ему в руки купюры и уже было сгреб в охапку нашу красавицу, как вдруг хозяин остановил меня.

– Подожди, – строго сказал он. – То есть ты утверждаешь, что с мусульманами можно общаться и сам с ними общаешься? Здороваешься с ними?

– Приходилось, конечно, – сказал я, пятясь с козой к машине. – Но давай не будем об этом. Прости, если чем-то обидел.

Но не успел я сделать и двух шагов, как услышал грозный оклик:

– ПОСТАВЬ КОЗУ!

Я растерялся и опустил зверюшку на землю.

­– На! Забирай свои деньги. Коза не продается, – сурово отрезал Николай.

Мы возвращались домой. На заднем сидении хором плакали дети.

– Папа, почему мы не купили Пипу? – спрашивала, всхлипывая, старшая: они уже придумали ей имя.

– Хозяин передумал, – уныло отвечал я.

В общем-то дивеевские жители привычны к всевозможным чудачествам односельчан из спасающихся, но в этот раз я был застигнут врасплох. «Что же, я теперь для него человек, с которым грешно общаться? – спрашивал я себя – А если я буду тонуть, протянет ли он мне руку?» «Интересно, – подумалось мне еще, – а если он узнает, что особо почитаемый им Государь Николай II приказал построить в Петербурге соборную мечеть, он и молиться ему не будет?»

Заходить ко мне Николай перестал, а когда мы случайно встречались на улице, отворачивался и проходил мимо. Мне было смешно и грустно. Я жалел этого запутавшегося человека, но в то же время восхищался его твердостью. Не каждый вот так, из принципа, возьмет и сожжет всё сено! А без молока мы не остались. Через несколько дней нам неожиданно подарили простую беспородную козочку, которая после окота стала полностью обеспечивать наши молочные потребности.

Почти через год, на пасхальной неделе ко мне на работу вдруг зашел Николай с целой корзинкой сельской продукции: там были творог, сыр, свежие яички и даже каравай домашнего хлеба.

– Пашка, прости меня Христа ради, – сказал он с чувством. – А козочку я вам так дам. У нас скоро будет пополнение, сам выберешь, какая понравится.

Мы похристосовались и обнялись.

Бывают же истории…

Утро понедельника. Накануне я был на службе, и настроение до сих пор было прекрасное. Даже какое-то возвышенное. Отведя детей в садик, я вернулся в машину и собирался уже ехать на работу, как вдруг в окно постучали. У машины стоял странный старикан и показывал что-то знаками. Я опустил стекло, отметив про себя, что на бомжа он не похож, хоть и одет не лучшим образом.

– Слушай, друг! Подвези, пожалуйста, до аптеки. С женой плохо.

– Конечно! Садитесь, – сказал я, подумав про себя: «Вот как здорово: доброе дело с утра пораньше сподоблюсь сделать». Тут мне сразу стали вспоминаться истории, когда люди помогали загадочным бродягам, а потом оказывалось, что это в их образе являлся…

Сразу вспомнилось, как люди помогали загадочным бродягам, а потом оказывалось, что в их образе явился…

Старик никак не мог вскарабкаться в машину, пришлось выйти и помочь.

Я хотел довезти его до первой попавшейся аптеки, но он сказал, что ему надо в определенную, причем она находилась на другом конце поселка. Я безропотно поехал туда.

Старик сходил в аптеку, но вернулся недовольный.

– Ну что, домой? – с готовностью спросил я, запихивая его в машину. У него как-то плохо сгибались ноги.

– Погоди, – отвечал старик. – Не продали мне лекарство, то есть, в смысле, нету у них его. Поехали к сестре еще съездим: может, у нее есть.

Мы поехали к сестре. Старик скрылся в подъезде типовой двухэтажки и… пропал. Я сидел, нервно поглядывая на часы, но он всё не возвращался. Я опаздывал на работу. Но не бросишь же человека в беде! Тем более что бывают такие истории, когда в образе бродяги…

Мои мысли прервал хлопок подъездной двери – старик возвращался, и был он еще мрачнее. Я снова услужливо его подсадил и собирался было ехать назад, но он сказал:

– Слушай, дружище! У нее тоже не оказалось лекарства.

– Может быть, надо «Скорую» вызвать? – предложил я. – Или, может, мы ее в больницу отвезем? Что с ней вообще, чем она болеет?

– Э-э-э! – неопределенно махнул рукой старик. – Слушай, давай еще в одно место съездим: может, там получится… – и он назвал адрес на са-амом дальнем конце поселка. Я было мысленно возмутился, но тут же осадил себя: нет уж, коли взялся за гуж – езжай!

Мы приехали в пункт назначения, и старик поковылял в чей-то дом на пригорке. Через несколько минут он еще быстрее заковылял обратно, а с крыльца ему вслед злобно кричала, махая руками, какая-то тетка.

– …и чтоб я тебя больше тут не видела! – услышал я, выходя из машины ему навстречу.

На этих словах мой попутчик поскользнулся и полетел кувырком с пригорка, остановившись только у обочины. Я бросился к нему и, подхватив под мышки, попытался поставить на ноги. Но старик был тяжелым и почти не помогал мне своими деревянными конечностями. И еще я только сейчас почувствовал, что от него сильно пахло перегаром. Мы уже почти поднялись, как вдруг я сам поскользнулся и плюхнулся в грязь рядом.

Старик сидел напротив, смотрел на меня жалостливыми глазами и проговорил:

– Слушай, давай до магазина доедем – надо чекушку купить. Только сам сходишь, а? А то я там должен… – он полез в карман фуфайки и стал доставать оттуда мятые десятки.

Тут мое смирение куда-то улетучилось.

– Чекушку тебе?! – заорал я на него. – Что ж ты мне, дуралей, сразу не сказал, что тебе за вином надо?! Я тут его вожу как дурак, жену его спасаю! У тебя она есть вообще, жена-то?

– Есть. Вот ей-богу есть! – оправдывался дед, вжавши голову в плечи от моих криков.

Я в сердцах дернул его с земли и посадил в машину. Ехали всю дорогу молча. Привез его обратно к садику. У подъезда дома старика встречала чудом исцелившаяся жена. Когда она увидела супруга, вылезающего из машины, подняла страшный крик. Я не стал слушать и поехал на работу.

«М-да, похоже, это была история не из тех… – думал я дорогой. – Но ведь бывают же совсем другие истории, когда помогаешь такому бродяге, а потом оказывается, что это был…»

Тут я опять размечтался, и настроение мое пришло в свое прежнее возвышенное состояние.