Сегодня девять дней скоропостижной кончины диакона Александра Шевченко, многолетнего алтарника, сотрудника Новоспасского монастыря Москвы, после рукоположения служившего в расположенном по соседству с обителью храме 40 Севастийских мучеников. Ему всего-то исполнился 41 год... У отца Александра осталось шестеро несовершеннолетних детей, младшему из них годик.
Публикуем воспоминания новопреставленного о его жизни при духовном наставнике владыке Алексии (Фролове), ушедшем ранее.
Наместник и братия Новоспасского монастыря. Троица. Саша Шевченко второй слева от иконы в верхнем ряду
«Каждый, кто пришел в обитель, послан Богом»
– Мама у меня в свое время, еще до того, как стала помогать в монастыре, трудилась на светской работе, где заведующая у нее была верующей. Так и мама тоже воцерковилась. Мы стали ездить к отцу Герману (Чеснокову) в Свято-Троицкую Сергиеву лавру, он был мой первый духовник. А потом эта знакомая как-то и приглашает нас:
– Приходите на Пасху. Тут монастырь открылся, на Пролетарской.
Сами мы в Кузьминках живем, – это одна линия метро. Вот мы с мамой и приехали на Пасху 1992 года в Новоспасский монастырь, впервые на ночную службу…
А эта мамина подруга подходит ко мне и спрашивает:
– Хочешь тут в алтаре помогать?
Мне было лет 12.
– Можно попробовать, – пожимаю плечами. Мне тогда всё так в обители понравилось! Хотя там еще и была разруха, и чувствовалось, что требуется еще много и много труда, чтобы привести всё это к какому-то более-менее благолепию, но владыка начинал обустройство с внутренней жизни, и дух там уже был такой, что уходить оттуда не хотелось. Это даже школьнику не надо было объяснять.
До этого я какое-то время ходил в храм Николы в Вишняках, немножечко уже понимал, что и как на службе происходит, что необходимо делать в алтаре.
У этой маминой знакомой духовником был отец Илья (Чураков), он сейчас настоятель храма 40 Севастийских мучеников, что прямо напротив Новоспасского монастыря, у него я сейчас и служу диаконом, а тогда он был что-то вроде благочинного обители. Она меня с ним познакомила, а он меня заводит, помню, сразу же в алтарь, где тогда как раз был будущий владыка Алексий (Фролов), тогда еще архимандрит.
– Вот мальчик, – представляет меня, – поалтарничать хочет.
– Бог благословит, – тут же ответил отец Алексий и осенил меня крестом.
Меня еще удивило, он ни о чем меня не стал расспрашивать, проверять как-то – что я за человек. Вот такой он сам был человек: «Каждый, кто пришел в обитель, послан Богом», – считал, но не только на словах – он и принимал так каждого.
Владыка Алексий мне заменил отца
Так с весны 1992 года я и стал в монастыре помогать. В основном мои послушания и были связаны с алтарем и богослужением: убирался, кадило подавал, со свечой выходил, стал читать потихонечку. Еще на просфорне помогал, в подклете захоронения в порядок приводить мне тоже было поручено. Там же всё при большевиках в склепах переворочано было: думали, священнослужителей в золоте хоронят, всё искали клады. Откроешь могилу, а там косточки все перемешаны, череп проломлен так, что кирпич в нем так и остался торчать… Всё это мы перебирали, складывали аккуратно. Там и память смертная, и благоговение – всё сразу!
Владыка Алексий (Фролов), Саша Шевченко «выглядывает» из-за плеча диакона – ныне протоиерея Максима Первозванского
Монастырь еще только восстанавливался, – это счастливое время для таких, как я, приобщиться к этой святой и высокой жизни в обители, – многое требовало участия, лишние руки не помешают.
Владыка всегда так нам и напоминал:
– Всех, кто здесь, в обители, трудится, подвизается, сюда Сам Господь привел.
Всё в монастыре с молитвой да ради Господа делалось. Владыка вообще всё в жизни советовал так и совершать: всё, что сделано ради Господа, это на самом деле уготовление венца себе, – если, конечно, в Царство Небесное попадем (это я про себя говорю). Но вот такой у нас был настрой.
Вскоре меня отец Герман и препоручил владыке, сказав:
– Что ты ко мне ездишь, у вас же там отец Алексий, он очень хороший, я его знаю. Окормляйся у него, я тебя благословляю, – так меня и передал, как владыка про себя говорил (его старцы передавали): «из полы в полу».
Владыка мне заменил отца, которого я с детства был лишен.
Владыка мне заменил отца, которого я с детства был лишен
С 13 до 19 лет я жил в монастыре, сначала отсюда ездил в школу, а потом у меня вообще-то в классе начались проблемы, так как я там был единственным верующим, мальчишки стали задираться, насмехаться. Я как-то рассказал об этом владыке Алексию, и он благословил меня сначала перейти в Свято-Владимирскую гимназию, а потом, с 9 класса, и вовсе на обучение экстерном оформиться: раз неделю я ездил в школу, брал задание, потом сдавал его, брал новое… А сам жил в монастыре практически уже уставной жизнью: с утра на Полунощницу ходил, потом за богослужением помогал, послушания нес, вечером на вечернем монашеском правиле со всеми братиями молился.
Люди тянутся к тем, кто стремится к Господу
В Новоспасском мне достаточно быстро благословили в келлии с братиями отдельное место, чтобы я мог оставаться в монастыре ночевать. Так что я себя уже в какое-то время вне братии и не мыслил. Подвизаться всё стремился…
Начитался я как-то аввы Дорофея, преподобного Иоанна Лествичника, других святых отцов. Да и наставник владыки схиархимандрит Виталий (Сидоренко), из глинских старцев, известно, говорил: «Кто спит на мягком, на том нет благодати». Ну, а кто из нас после такого со своей кроватью разбираться не начнет? А я тогда спал как раз, помню, на двух матрасах, и подушки у меня почему-то две было. Тут же я всё это сгреб, убрал, досочку какую-то раздобыл себе в качестве лежанки (кстати, сам владыка на досках и спал)… Так и я уже стал то и дело по ночам вставать на молитву (потому что на такой кровати действительно долго не поспишь, несподручно как-то…) И вот я рассказал про все эти свои эксперименты владыке… А он:
– Не-не-не, – запротестовал сразу. – Рано. Это не вариант. Можешь на одном матрасе спать! И с одной подушкой. И по ночам на молитву вставать тебе не надо.
Хотя братия, я знал, читали по ночам Псалтирь. В Преображенском соборе обители есть в алтаре лестница наверх, ведущая в ризницу. И там время от времени братия поначалу дежурила. И владыка их и благословил там на ночное чтение псалмов. Однако обязательно они выходили на каждую эту смену по двое, читали, чередуясь, чтобы не было никаких страхований. Так что владыка единоличные-самовольные «подвиги», конечно, не одобрял. Тем более что был у нас один брат, всё замахивающийся на какие-то «деяния, жития достойные», а потом, по своей горячечной не по разуму ревности, он вообще в какой-то раскол подался, всё каких-то крайностей искал.
Владыка как раз от чрезмерности уберегал: ни расслабляться не давал, так, чтобы из монастыря куда-то выходить, интересоваться чем-то посторонним и т.д., но и за тем, чтобы не переусердствовали, тоже следил. Сам-то он в свою меру постепенно да под крепким руководством старцев восходил. Владыка и к нам ко всем был очень зоркий, чуткий ко всему, происходящему в обители. Мне часто казалось, что этому и способствует его аскетизм – он устранял из своей жизни всё лишнее, и это ему позволяло в том числе быть внимательным и к другим.
Пасха в Новоспасском монастыре. Первые годы возрождения обители. Саша Шевченко первый в Крестном ходе
Воздержание у владыки было во всем. Что касается пищи, придет в трапезную, каким бы там ни был суп: постный, не постный (рыбный), – он не два-три половника нальет себе, а один, не две ложки картошки, а одну. За трапезой у нас всегда читались жития святых, и вот, помню, читаешь, и помысел такой: «Да никто всё равно не слушает, ложками стучат…» – раз, и в каком-нибудь ударении ошибешься, а владыка тебя поправит, если не тут же, так после трапезы:
– Нет, там-то ты неправильно прочитал, там будет вот так-то, – и действительно смотришь: всё так, как владыка сказал… Он был, кстати, очень начитан в житиях, чуть ли не наизусть их знал, – он в свое время их часто на занятиях студентам пересказывал, когда в Московской духовной семинарии и академии историю Церкви преподавал, она для него прежде всего в истории святости конденсировалась и выражалась.
Он был очень скромным человеком. И оставался таким, несмотря на епископский сан
Точно также на трапезах после служб, на приходах, куда я ездил с ним как иподиакон, владыка обязательно, помню, слово скажет: про Святейшего вспомнит, всех, кто трудился, накрывая стол, непременно поблагодарит. Всё при нем было как-то назидательно: точно отец и его дети встретились.
Люди к владыке просто тянулись. С большим теплом все эти встречи архипастыря с духовенством, паствой в общинах окормляемых им храмов проходили. А сам он был очень скромным человеком. И оставался таким, даже несмотря уже на свой епископский сан, на близость к Святейшему и то, что по поручению Патриарха ему и с президентами встречаться приходилось. Каким-то образом он умел не поддаваться всем этим статусным соблазнам, а оставался самим собой – к Господу в Его кротости, смирении, любви стремился.
«Этот призыв – твой», или Как владыка Алексий меня вместо монастыря в армию отправил, с тем чтобы еще и женить
Лет в 17 я написал владыке прошение на принятие меня послушником в монастырь. Но он вдруг:
– Саш, – так прямо сразу и говорит, – не надо. Сходишь с армию. Потом женишься, семья у тебя будет.
Он так просто всё и четко изложил, как будто ему всё это действительно было открыто. Так всё и получилось. В армии у меня был друг-сослуживец, а после я женился на его двоюродной сестре. То есть владыка даже эту связь между моей службой в армии и женитьбой провидел.
Марина просто приезжала брата навещать, так мы там, во время моей службы, и познакомились. Хотя, как выяснилось после, она всё это время как раз была прихожанкой Новоспасского монастыря, но я-то в основном всегда был в алтаре… То есть явно всё как-то промыслительно произошло. Владыка меня в армию отправил, чтобы я там с нашей же прихожанкой познакомился. У меня, например, в силу учебы в университете была возможность отсрочки, но владыка вдруг, помню, меня заторопил:
– Нет, тебе надо сейчас сходить в армию… Этот призыв – твой.
Владыка меня в армию отправил, чтобы я там с нашей же прихожанкой познакомился
Он потом нам и свадьбу помог сыграть. В отношении брака напоминал часто Писание: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть» (Еф. 5, 31). То есть – всё: мама живет своей жизнью, а вы своей. И в отношении воспитания наших уже детей наставлял: «Дайте детям прожить их собственную жизнь». Главное – к Православию приобщить, а это – через свой пример, опыт.
Помню, стоишь с платом, владыка причащает, а кто-то с младенцем подходит, да тот брыкаться начинает, ревет, буянит, – владыка строго так тогда спрашивал:
– Так, родители, а вы когда в последний раз причащались? – и всегда в таких случаях был ответ, что или давно или вообще не помнят…
Тогда он уточнял:
– А вы ребенка для чего причащаете?
– Чтоб не болел, – почти все отвечали.
Тогда он объяснял, что такое Причастие и почему ребенок так себя ведет, если родители не причащаются… Так и сподвигал родителей в следующий раз ко Причастию подойти.
Иподиаконство. «Господь силы даст»
Я уже какое-то время был в Новоспасском постоянным алтарником. Владыка до своей епископской хиротонии, о которой он уже где-то за месяц или более знал, сразу мне сказал:
– Саша, меня рукоположат, ты будешь у меня иподиаконствовать.
Я, разумеется, был только рад. Хотя это была и суровая школа. Как-то иподиаконы других владык повольготнее себя ощущали. А рядом с владыкой Алексием ты просто не мог не быть постоянно сосредоточен, – все мы, как струны, были натянуты. Нам даже подрясники просто так не давали – это еще надо было заслужить, – не говоря уже об ораре и пр.
Пасха в Новоспасском монастыре. Первые годы возрождения обители. Саша Шевченко в центре
Владыка строго-настрого не допускал никаких разговоров в алтаре. Или бывает, например, стульчик где-то в алтаре приставят, – не то что батюшкам в летах, а кто из иподиаконов присядет, – а нам владыка Алексий советовал:
– Не сидите, ребята, в алтаре. Постойте. Ничего, Господь даст силы. Всего-то тут два часа службы. Ничего страшного. Если уж совсем устали, лучше на колени встаньте, прислонитесь там к какому-то стулу.
И уж тем более после Причастия советовал не садиться. У нас всё было строго. Никаких панибратских разговоров и между собою, даже вне храма, мы не вели.
А то, помню, к нам как-то затесался, скажем так, иподиакон со стажем, – он ранее уже у разных архиереев послужил. И вот, мы в один храм приедем, так он там даже с настоятелем себя как-то вольно и чуть ли не свысока, мол, я при архиерее, повел… Владыка сразу же такое пресекал. Но мы приехали в другой храм, и там история повторилась, – тогда владыка отстранил его от служения.
Владыка Алексий вообще очень трепетно относился к церковной иерархии: одно дело мирянин, пусть и иподиакон, но совсем другое – священник в сане. Этому в хорошем смысле чинопочитанию он и нас учил.
Я у него на Исповеди постоянно плакал. Не каждому, бывает, и доверишься. А владыке можно было
На Исповеди владыке хотелось открыть душу полностью, вывернуть ее просто наизнанку, раскрыть все свои тайные изгибы, несовершенства, помыслы. Я у него на Исповеди постоянно плакал. Он чрезвычайно серьезно к Исповеди относился. Всё выслушивал. Никогда не спешил, не торопил. А я всего-ничего мальчишка. Рыдал у него там, под епитрахилью. А какие по большому счету у юнца, который живет при монастыре, грехи? У нас там была очень трезвенная жизнь. Но именно при такой – любой изъян болью отзывается. Владыка всегда так по-отечески внимательно к тебе относился, покрывал. Я больше ни у кого так не мог исповедоваться.
Владыка Алексий как-то умел до самой глубины души пробрать. Благодать от него исходила, и ты оказывался рядом с ним уже в каком-то другом измерении. Для тебя вдруг становилось важным то, что в твоей повседневной жизни вообще поначалу отсутствовало, а то, что для тебя составляло некогда главную канву обычного проживания, внезапно отодвигалось на какой-то второй, а потом и вовсе дальний-дальний план, как нечто на самом деле посюстороннее и отнюдь не важное. И так, из раза в раз, ты отходил от аналоя другим человеком. И ты просто всем нутром своим ощущал, как страсти действительно искореняются, – по крайней мере явно шел процесс заживления каких-то очень глубинных, нанесенных уже грехами ран души, ее оздоровление.
– Ты всё сказал? – еще уточнит владыка после Исповеди. – Ну, говори. Саша, я же хочу тебе помочь. Расскажи, не бойся.
Не каждому, бывает, и доверишься. А владыке можно было. Всегда еще и каким-то советом тебя поддержит.
Когда я пришел с армии и жил уже не в монастыре, попадал, бывало, где-то в молодых компаниях и на застолья. Владыка мне всегда так внушал:
– Саша, хочешь, чтобы тебя по-человечески ценили, не надо: вообще исключи выпивку. Чисто символически можно пригубить. А так лучше и не притрагиваться. Пригубил, и всё. Если ты хочешь быть хорошим семьянином, чтобы и в семье, и на работе всё было слава Богу, чтобы в духовной жизни всё шло, как надо, – про спиртное вообще забудь!
Владыка еще рассказывал такую поучительную историю, что, мол, мужик перебирал грехи, перебирал – и решил, что, допустим, из трех: блуд, убийство и пьянство – последний самый «безобидный». Напился, встретил женщину замужнюю, прелюбодействовал с нею, а потом, когда пришел ее муж, то убил его. Бесы так и действуют – цепляют вроде с краюшку и за что-то незначительное, а там уже и всего человека в эту мясорубку-карусель греха и затащит.
Рукоположение: являть собой образ Христа
У меня так получилось, что 11 классов я закончил в 16 лет – на год быстрее, чем сверстники. Владыка ( он тогда еще был архимандритом), написал мне рекомендацию в семинарию. Я поехал в лавру, в Московскую духовную семинарию и академию, там до этого был ректором владыка Филарет (Вахромеев), – но его как раз тогда вдруг освобождают от ректорства, переводя экзархом в Беларусь, а новый ректор еще не назначен… А поскольку у меня и без того случай нетипичный, с армией еще ничего не понятно было, даже приписного свидетельства не имелось на руках, так меня и завернули. Год я в плане учебы, считай, потерял. Хотя и подвизался тогда как раз в монастыре – а это та еще академия.
Поступил я потом в Свято-Тихоновский, но спустя год пошел в армию. Отслужив там, восстановился в университете, но вскоре все-таки перевелся в семинарию.
– Я же тебе сразу про семинарию говорил, – помню, напомнил мне тогда владыка Алексий, он действительно всё про нас знал всегда заранее: как всё должно быть.
Диакон Александр Шевченко. Служение
Стал я учиться в семинарии. Я был уже женат. Иногда и экзамены переносил из сессию в сессию. Потом, году в 2004-м, владыка вызвал меня к себе:
– Саша, тебе надо определяться с рукоположением, – говорит.
При мне позвонил отцу Владимиру Дивакову, секретарю Патриарха по городу Москве:
– У меня вот есть ставленник Александр, – и стал уточнять на счет прохождения епархиального совета перед рукоположением: что там потребуется. Включил громкую связь.
Отец Владимир всё объяснил. Владыка у меня еще переспросил, положив уже трубку:
– Ну, ты сможешь?
А там как раз речь о том шла, что я, считай, с детства знал, прислуживая по крайней мере с подросткового возраста в алтаре.
Но при том, что у меня перед глазами был пример владыки Алексия… Я не чувствовал себя достойным к рукоположению. Являть собой образ Христа… Кто я такой?
Владыка сказал подумать. Я тогда как раз уходил в отпуск. Владыка больше благословлял паломничать, – так я в свое время по его благословению в Киево-Печерскую лавру ездил, в Почаев. Это то, что нас, конечно, духовно укрепляет.
Но я тогда так и не решился.
Потом мы с владыкой возвращались к этому разговору, когда у меня уже было двое-трое детей.
– Ну, чего ты, Саш? – поинтересуется владыка.
Я ему честно отвечал: какой высотой мне видится священнослужение, а я кто?
Однажды он мне сказал:
– Может быть, так и правильно относиться. Как написано в Апостоле про диакона, что это должен быть «хорошо управляющий детьми и домом своим» (1 Тим. 3, 12). То есть этому сначала как следует научиться надо, и уже так, на примере, воспитывать паству.
Набирайся, мол, опыта.
Сейчас у меня шестеро детей. Я принял диаконский сан.
Дети по благословению
Дети у нас с женой, кстати, не сразу появились. В первые три года нашего супружества у нас не было детей. Я очень переживал. Иду как-то к владыке, а эта мысль неотступно преследует. А он мне сам вдруг и благословляет:
– Иди в Зачатьевский монастырь, там есть икона Зачатие Пресвятой Богородицы святыми праведными Иоакимом и Анной. Возьми с собой супругу, помолитесь там на всенощной, потом на литургии причаститесь. Будут у вас дети.
А еще накануне отправлял нас с этим же в храм Мартина Исповедника на Таганке, к Грузинской иконе Божией Матери. Мы и туда с женой сходили, помолились, и в Зачатьевский подряд три раза съездили, и она действительно зачала.
Диакон Александр Шевченко. Саша всем и запомнился таким – сосредоточенным, серьезным
Так часто, бывало, идешь, помню, к владыке с каким-то вопросом, а он тебя встречает и прямо так и начинает, ты еще порога не переступил, уже отвечать на твои мысли, рта тебе еще и не дав открыть:
– Саш, тебя такие-то вопросы интересуют? Ну, вот, сходи туда-то, помолись.
Боюсь громких слов, но владыка явно был прозорливым. Хотя это скрывал, просто так, скорее всего и сам не заметив, проговорится.
Боюсь громких слов, но владыка явно был прозорливым. Это был подвижник
Это был подвижник. В том ритме, в котором жил владыка, не каждому жить под силу. И при всей той нагрузке, которая другого просто вразнос могла бы замотать, он был очень пунктуальный, собранный человек. Никогда не спешил, но и ни одного случая за многие годы не помню, чтобы опоздал. Очень ответственно относился к послушаниям, которые на него Священноначалие возлагало. Всё выполнял принципиально качественно. И нам приводил слова Писания: «Проклят всяк творяй дело Господне с небрежением» (Иер. 48, 10).
Я даже не знаю, когда он отдыхал. Время 11 вечера, уже вроде бы расслабиться, как говорится, а к нему всё какие-то люди идут, принимает и принимает. И это же не праздное какое-то общение было, он как духовник такие иногда узлы развязывал! Это всё требовало большого напряжения сил. А так глянешь, помню, и заполночь свет у него в келлии горит, хотя владыка при этом неизменно очень рано вставал. Шел на молитву.
Да он и так постоянно был в молитве. Если и выдавалась какая свободная минута, тоже ходил по своей дорожке под окнами покоев с четками, – Иисусову молитву читал. У него не было такого, как, собственно, у большинства монахов: прочитали вечернее правило – и свободны, отдыхаем. Владыка так свою духовную жизнь не редуцировал.
Даже когда ты разговаривал с ним, у него ум, чувствовалось, не блуждал, как это обыкновенно у многих из нас бывает, – а всегда ощущалось: крепко, целенаправленно в молитве пребывает.
Уже сейчас подойдешь к могилке, попросишь, помолишься, смотришь – и всё разрешается потихонечку. У меня старшей дочери, например, в 10 лет диагноз поставили – рак. Мы стараемся, конечно, с супругой, со всеми детьми положиться на волю Божию, – но к Всецарице тут же, помню, побежал, к владыке на могилку... Верим: Господь не оставит.