Иеродиакон Илиодор Друзья мои, ушел от нас наш дорогой отец Илиодор. Ушел 26 октября – на Иверскую, чтобы воскликнуть теперь уже у Престола Божия слова благодарности Той, Кого он так любил и почитал всю свою монашескую жизнь:
– Радуйся, благая Вратарнице, двери райския верным отверзающая!
Вот уже и девятый день прошел, а все кажется: зайдешь в Оптину, а отец Илиодор там: акафисты читает, хвалу Пресвятой Богородице возносит, и вокруг него, как обычно, – паломники, духовные чада…
И это всё – о нем.
«Моя бабушка Мария вымолила весь наш род»
Отец Илиодор, в миру Юрий Гайриянц, родился в Баку 23 июня 1947 года. Его мама Евгения была в то время офицером – старшим лейтенантом, служила в управлении, в политическом отделе.
В 1947 году в Советском Союзе декретный отпуск давали на 35 дней до родов и 28 дней после родов. То есть когда ребенку исполнялось 28 дней – матери нужно было выходить на работу. За прогул, опоздание (более чем на 20 минут считалось уже прогулом) или самовольный уход с работы с 1940 по 1951 год следовала уголовная ответственность. Запрещалось также самовольное увольнение и переход на другое место работы без разрешения начальника или командира: время было послевоенное, суровое.
Бедная молодая женщина, мама Юры, разрывалась между младенцем и службой. Помогала соседка, да что с чужого человека взять: лишний раз не подойдет к ребенку. К счастью, приехала мама Евгении – глубоко верующая бабушка Мария, о которой позднее отец Илиодор говорил: «Она вымолила весь наш род».
Крещение и Кизляр
Первым делом бабушка понесла слабенького двухмесячного внука в церковь и окрестила его в честь великомученика Георгия Победоносца. Затем села на поезд и увезла внука с собой – в Кизляр, небольшой городок, основанный в 1735 году как русская крепость на берегу реки Старый Терек. Жили здесь в 1947 году около 25 тысяч человек: большей частью – русские и терские казаки, а также аварцы, даргинцы, кумыки, лезгины, армяне…
Жили они после войны бедно, большая часть домов – деревянные, саманные и турлучные (стены дома из шестов, переплетенных лозой или хворостом и обмазанных глиной), а кирпичные дома – только в центре города. Электричество имелось в учреждениях, население же электрическим светом почти не пользовалось. Вода – из колодца, для тепла – печка. В городе действовали пять школ, а в бывшем женском монастыре размещалась районная больница. Вот таким был городок детства отца Илиодора.
«Вольный казак»
Рос Юра в Кизляре «вольным казаком». Вспоминал позднее:
«У меня была шевелюра, как шапка, весь кучерявый, черный, как цыган, и рубашка до колен – военная гимнастерка, а штанов не было. У меня там была деревня. Утром встал: “Эх, Вася, гуляй ветер – в поле дым!” На лошадь – и пошел гонять там всех. На лошади как заскочишь на центральную улицу: “Эх, ребята! Свобода!”»
Мама тосковала по сыну, по возможности приезжала навестить: вот младенцу годик, вот два, три – уедет, а он ее тут же и забудет. Одно утешало: знала, что с бабушкой ее Юрочка – как у Христа за пазухой. Как только малыш подрос и стало возможно оставлять его одного дома, тут же приехала за ним, чтобы забрать с собой в Баку. Отпустили ее со службы только на три дня.
В июне Юре исполнилось семь – осенью в школу. Однако малыш не желал никуда уезжать от любимой бабушки – та уже и уговаривала, и ругалась: «Слушайся мать! Негодник! Хулиган!» Но не тут-то было: он оставался непреклонен и ехать никуда не желал. Мать – в слезы. Наконец уговорили, мороженое пообещали – поехал.
«Бабуля, дай покушать!»
В Баку всё показалось малышу слишком огромным: дома многоэтажные, высокие, арки, магазины. Мама от радости не знает, куда сына посадить, чем угостить, побежала в магазин, накупила еды, конфет. «Сынок, мне завтра на работу надо идти. А ты сиди дома». Утром ушла. Юра по деревенской привычке отправился на улицу, тут же со всеми перезнакомился, привел домой, стал кормить-угощать. Все поели-попили, верх дном перевернули. Мама с работы возвращается: «Ах! Что это?!»
Что делать? В школу только осенью… Стала она его закрывать. Уйдет на работу, а он на балкон, затем по трубе вниз – и уже на улице, целый день по дворам носится. Мама ругаться – он кой-какую одежку в охапку – и на поезд. Без билета, из вагона в вагон – глядишь, до бабушки доедет. В дом проскочит незамеченным, слышит: бабушка ходит, переживает, приговаривает: «Ох уж этот Юрка, как бы не замучил он там мою Женю…» А он тут как тут: «Кто замучил?!» – «Ах, Господи! Юрка приехал!» – «Бабуля, дай покушать!»
Несколько раз такое повторялось: мама увезет, а он снова сбегает. Наконец привык к Баку, к школе, к одноклассникам – остался. Правда, каждую весну ждал каникул – и сразу к бабушке.
Талантливый, разносторонний человек
Мне понравилась Россия, ее природа. Я пропитался этим духом
После школы Юра пошел в армию, служил с 1966 по 1969 годы в войсках ПВО – противовоздушной обороны – в городе Гвардейске Калининградской области. В те годы населения там было около 10 тысяч человек. Вспоминал потом: «Я служил в России три с половиной года. Мне понравилась Россия, ее природа. Я пропитался этим духом».
Вернулся из армии, учился заочно в московском Всероссийском заочном финансово-экономическом институте, получил высшее образование. Занимался живописью, музыкой. Нужно сказать, что отец Илиодор был очень талантливым человеком: прекрасно играл на фортепьяно, замечательно пел, а еще сочинял стихи и песни (около 200 песен сочинил), талантливо рисовал, писал картины… Уходя в монастырь, он всё это сжег.
«Похороны отменяются!»
Отец Илиодор в молодости в миру В 1972 году 25-летний Юрий работал в Союзе художников, редко бывал дома по своей занятости. Вдруг – телеграмма от мамы: бабушка Мария в тяжелом состоянии. Он – на поезд и по знакомому с детства маршруту – в Кизляр. Приезжает, а бабушка лежит, чуть дышит, вокруг родня: «Врачи сказали: она скоро отойдет…» На это Юра ответил: «Она никуда не отойдет!» Все: «Как это?» А он: «Вот так это!»
Завернул бабушку в одеяло, еще в одно (на улице – январь месяц) – и на руках, так же, как она его когда-то двухмесячного несла, – на поезд: в Баку. Вечером сел – утром на месте. Сразу отправился с ней в областную больницу, к знакомым врачам. Там его, правда, не обнадежили: «Слушай, мы тебя уважаем, но ты извини, тебе не сюда надо…» А за окном кладбище. «Тебе ее нужно туда…»
На такси – и домой. Позвонил знакомой, она анестезиологом работала: «Лида, выручай: бабушку привез больную!» Бабушку на диван, сам – шубу снял, на пол у дивана постелил. Маме сказал: «Вы в другую комнату переселяйтесь, а я тут буду с бабушкой. Она не умрет».
И стали они с Лидой ухаживать за бабушкой, уколы колоть, а главное – растирать ее ледяные руки-ноги: у старушки было нарушено кровообращение. Поят ее с ложечки: вода с медом, вода с лимоном – и растирают. Витамины в уколах, обезболивающее… День, второй, третий…
Старые фотографии Баку Приехали сыновья бабушкины (их у нее много было), квартира у сестры небольшая, на третьем этаже, зато двор большой – они палатку-времянку поставили, живут, ждут, чтобы, значит, мать похоронить. Шашлыки жарят.
Вдруг бабушка глаза открывает – смотрит вполне осмысленно. «Бабуля! О! Ты хочешь кушать?» – «Ага! Хочу!» – «Чего хочешь?» – «Пехи» (чеснок, маринованный по-армянски). Юра на балкон вышел и дядьям объявляет: «Похороны отменяются!»
Поехал на базар, нашел домашний пехи, принес бабушке – она глаза открыла, пососала чуть-чуть, и дело пошло на поправку. Весной уже полным ходом обед готовила, посуду мыла. А она очень свою деревню любила. Стала рваться домой. «Подожди немножко, бабуля!» Фрукты для нее, апельсины, гранаты выжимали – витамины ей давали, соки.
Наконец она не выдержала: «Всё. Вези меня на вокзал». Перед отъездом еще его поругала: он после советской школы забыл и храм, и молитвы. Был, как и все, пионером, комсомольцем. «Какой комсомол?! Ах ты хулиган! Негодник!» Уехала. После этого жила еще в полном здравии три года.
«Господь слышит каждое движение нашего сердца»
Отец Илиодор вспоминал позднее:
«Точно так, как бабуля меня на руках понесла крестить, я ее тоже на руках привез и выходил. Хоть я тогда и неверующий был, но Господь слышит всех. У меня было такое сильное желание бабушке помочь, что и Господь мне помог».
Отец Илиодор Уже будучи в монастыре, отец Илиодор тосковал по любимой бабушке Марии, а больше всего скорбел, что даже фото на память о ней не осталось. И вдруг ему передают письмо из Кизляра. Открывает конверт – там восемь фотографий бабули. А еще фотография ее могилки ухоженной. Он говорил по этому поводу: «Вот такое чудо Господь явил. То есть Господь слышит каждое движение нашего сердца».
Такая же история произошла у него с фотографиями, когда его рукополагал в диаконы сам Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II – причем рукополагал 4 декабря 1990 года – на оптинский праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Этих фото у отца Илиодора тоже не осталось, и он очень скорбел по этому поводу.
Когда Патриарх Алексий II отошел ко Господу 5 декабря 2008 года, отец Илиодор попросил его: «Святейший, помоги!» Через пару дней приезжает в Шамордино, а там ему передают конвертик. Открывает: пять фотографий, как его рукополагает Святейший Патриарх.
Господь слышит нас. Поэтому когда человек унывает – это большой грех. Нам нельзя унывать
Отец Илиодор, вспоминая об этом, говорил:
«Это что? Чудо! Это милость Божия. Не успеем мы только подумать – Господь нам дает такие вот знаки милости Своей. Поэтому когда человек унывает – это большой грех. Нам нельзя унывать. Конечно, Господь видит, что я от души прошу и что это полезно для укрепления веры, – значит, Господь подаст. А если человеку не полезно, тогда, конечно, чего тут обижаться?! Мало ли что ты попросил… А если тебе это не полезно?»
Но это мы вперед забежали.
Ему всегда хотелось кому-то помогать
В 1980-е годы отец Илиодор трудился сразу на нескольких работах: преподавал в Абрамцевском художественном училище имени Васнецова, подрабатывал водителем – возил директора училища, а еще писал картины, сочинял стихи и песни. С молодежью возился: ему всегда хотелось кому-то помогать, кого-то обогревать теплом своей души – такой он был душевно щедрый человек, полный сил, доброты, света.
Вспоминал позднее:
«И даже будучи там, в миру, я же всё-таки с ребятами что делал? Организовывал. Мы выезжали. Два музыканта у меня были: Миша и Алеша Казаряны – бас-гитара и соло. Они росли тоже без мамы. Мама умерла рано. Я их одевал, кормил. Отец у них пьянствовал. Если что не так было – защищал их».
Как отец Илиодор пришел к вере
Весной 1985 года отец Илиодор в очередной раз отвез директора училища и поехал домой, в Загорск, где снимал тогда квартиру. От Загорска до Абрамцевского художественного училища в Хотьково – километров пятнадцать по трассе. Два года – с 1983 по 1985 – каждый день ездил мимо Троице-Сергиевой Лавры, но ни разу туда не заходил. А тут вдруг заехал на заправку, а там ему знакомые говорят:
Старец Илий – А чего это ты такой бледный, Юра? Может, у тебя кто-нибудь умер?
– А какое сегодня число?
– 22 марта!
– Как 22 марта?! У меня в этот день четыре года назад мама умерла!
– Маму помянуть надо! Съезди привези бутылочку, помянем! А сам – зайди в Лавру, свечку поставь за упокой! В крайнем случае какой-нибудь бабушке деньги дай, чтобы она свечку поставила…
Опять забегая вперед, скажем, что 22 марта – день памяти сорока мучеников Севастийских. Отец Илиодор был пострижен в иноки с именем Феофил – в честь одного из сорока мучеников Севастийских, как и его любимый старец и духовный наставник схиархимандрит Илий (Ноздрин).
«Ну всё – теперь я буду сюда ходить!»
Отец Илиодор нередко говорил, что пришел к вере по молитвам своей бабушки Марии. А тогда, 22 марта, он подъехал к Лавре и почувствовал впервые всю ее мощь и духовную силу. Внутри – дрожь. Стоит в шубе у ворот Лавры и думает: «Что делать?» Смотрит – старенькая монахиня идет. «Бабушка, вот тебе три рубля, купи свечку, поставь – помяни мою маму!» – «Маму? А как ее звали?» – «Евгения». Она так посмотрела на него и говорит: «Нет уж – сам пойди и поставь!» – и ушла.
Отец Илиодор вспоминал:
«Захожу в арку – и меня сразу как будто чем-то окатило. Передо мной величественный Успенский собор. Как глянул – у меня всё в мозгах перевернулось и встало на нужное место. Думаю про себя: “Что ж ты два года мимо ездишь и ни разу сюда не зашел?!” Налево смотрю – трапезный храм, огромный, красивый. Направо – семинария. Вокруг такая тишина. Монахи ходят. Снег хрустит. Стоял, стоял. Думаю: “Надо идти. Только куда?”
Пошел, где пение звучало. Открываю дверь, захожу: росписи – Господь проповедует, нищие сидят. Семинарист спрашивает: “Ну что, будете свечи брать?” Я дал деньги, взял пучок свечей. А у самого такое состояние: сердце бьется, дрожь. И тут взору моему предстала такая картина. Все стоят на коленях: “Честнейшую…” поют.
Иконостас золотом блестит. Диакон с двойным орарем басит. Я думаю: “Вот это да! Красота какая!” Стою со свечами. Вспомнилось, как бабушка меня в храм еле живого принесла, слезы потекли. Стою, смотрю на контингент. Нам же в советское время говорили, что в храм одни дураки, полоумные ходят. Смотрю – нормальные люди стоят – молятся. Меня стали толкать к краю. Свечи забрали. Поставили. Сам стою, укоряю себя: “Почему я сюда не заходил?”»
В этот же день отцу Илиодору подарили от руки переписанный молитвослов – их в то время не продавали, верующие от руки молитвы переписывали. Потом он сам эти молитвы переписывал, распечатывал и распространял. Приехал домой – всю ночь читал: «Да воскреснет Бог…» и прочее. Потом сказал себе: «Ну всё – теперь я буду сюда ходить!» Ему было 38 лет…
«Я к старцу прилепился и четыре года рядышком с ним пробыл»
С того дня начал ходить в Лавру. Вскоре задумался о наставнике. Однажды спросил у одного из лаврских отцов: «Как бы мне здесь какого-нибудь мудреца встретить?» Тот ответил: «У нас мудрецов нет. У нас есть старцы!» – «А какие старцы?» – «Наум и Кирилл». Отцу Илиодору имя Кирилл больше понравилось, просит: «Мне бы к старцу Кириллу». Привел его лаврский отец к старцу Кириллу (Павлову), а тот его сразу по имени: «А, Георгий пришел. Присаживайся».
Хлынули из глаз слезы, на колени упал, начал каяться… А старец ласково так: «Ничего, ничего…»
Взял его старец за руку – и отец Илиодор, тогда еще просто Георгий, почувствовал такое умиление, такую благодать, что у него, внезапно для него самого, хлынули из глаз слезы. На колени упал, начал каяться… А старец ему ласково так: «Ничего, ничего – успокойся! Будешь теперь ко мне приходить?» – «Буду!»
И вот отец Илиодор вспоминал потом:
«Я к старцу прилепился и четыре года рядышком с ним и пробыл. Мы с ним у всех батюшек-старцев побывали. Я за ними ухаживал: ноги мыл, мазал мазью их раны».
«Как батюшка Кирилл благословил меня в Оптину»
Отец Кирилл Павлов Отец Илиодор вспоминал:
«Когда я только выбрал монашеский путь, то поступил в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, нес почти в течение четырех лет – с 1985 по 1989 годы – послушания у отца Кирилла (Павлова). Думал, что так и останусь в Лавре, но батюшка Кирилл сказал:
– Ты подожди…
Наступает 1989 год, и он благословляет меня в Оптину пустынь. Вызывает к себе и говорит:
– Георгий, тебе завтра уже надо ехать в Оптину.
Я даже растерялся:
– В какую Оптину?!
А батюшка мне:
– Это – монастырь, Оптина пустынь, открывается в Калужской области под городом Козельском.
“Что за Козельск? – думаю я. – Козел там, что ли, какой или козы живут? Ни разу не слыхал!”
Говорю:
– Батюшка! Господь с вами! Какой Козельск?! Куда я поеду? Никуда я не поеду!
А отец Кирилл улыбается:
– Ты поезжай, поезжай! Там – монастырь… А почему ты не хочешь?
– Прежде всего потому, что там не будет вас!
А старец Кирилл отвечает:
– Там будет отец Илиан!
(Схиархимандрит Илий тогда еще был иеромонахом Илианом.)
Я тогда еще грешным делом подумал: “Ну какой такой Илья может сравниться со старцем Кириллом?”
Батюшка Кирилл был моим первым духовником. Так я тогда и сказал отцу Кириллу. А он в ответ опять улыбается:
– Нет-нет, ты поезжай!
Я перед ним на колени упал:
– Батюшка! Хотите – выгоняйте меня, но я туда не поеду!
Смотрю: он замолчал, опустил голову. Рассердился даже. После паузы говорит:
– Так, ну ладно, раз ты меня не слушаешь, иди к преподобному Сергию в Троицкий собор! И спроси у Преподобного, что он тебе скажет…
Я усомнился: “Ну как это я у раки благословлюсь? Что, мощи Преподобного мне что-то скажут, что ли?” Вслух говорю:
– Батюшка, да вы что?..
А он мне:
– Все! Иди!
Встал и вышел.
Разговор наш происходил внизу, в посылочной, где обычно старец принимал народ. А он поднялся к себе в келью на втором этаже. Я опешил, стою весь бледный, ноги трясутся… Не знаю, что и делать. Но пошел к Преподобному, раз батюшка благословил.
Иду, а у самого – слезы в три ручья, рыдаю, думаю: “Ой, вот это попал! Как с батюшкой-то Кириллом расстаться?! Четыре года у него окормлялся, а теперь иди в какую-то Оптину, в Козельск какой-то, к какому-то Илье!” Доплелся с этими мыслями к преподобному Сергию. А это был день, когда там читался акафист Божией Матери. Пятница или воскресенье – сейчас не вспомню.
В общем, собрался народ и величает Богородицу. Я боком протиснулся сквозь толпу к раке с мощами Преподобного, рухнул на колени, уперся головой в раку и плачу навзрыд, думая: “Что делать?!.. Как быть?!” Вот так и повторял. Но ничего в голову не приходило, кроме: “Козельск! Оптина!” Я ведь впервые эти названия от старца Кирилла и услышал. Но что это за Оптина?..
Пока минут тридцать читался акафист, я все плакал, стоя на коленях на полу. Но вот акафист закончился, люди начали прикладываться к иконе и потихоньку расходиться. Скоро должны были прийти уборщицы, и меня тоже попросили бы выйти из храма. А я так ничего и не понял. Батюшка-то вразумлял: “Преподобный тебе все скажет!” Опять я заплакал, направил последние силы к молитве и спрашиваю: “Господи! Ну что мне делать-то?.. Преподобный, что делать мне?!” Вдруг толпа шарахается в сторону, и я слышу голос:
– Иди в Оптину!
Думаю: “Ничего себе! Галлюцинации, что ль?” Ведь кроме меня никто не мог знать о моем деле. Я на коленях, люди в храме… Чей же это мог быть возглас? Надо, думаю, еще послушать… Опять я заплакал. Проходит еще минут пять или десять, и вдруг снова слышу:
– Иди в Оптину!
И вдруг снова слышу: «Иди в Оптину!» Уже громче, настойчивее
Уже громче, настойчивее. Я аж подпрыгнул на месте, а слезы высохли. Это не галлюцинация, а чей-то окрик. Поднимаюсь с колен и вижу такую картину: один блаженный перелез на солею, а монахи схватили его и выпроваживают. Выталкивают его, а я вытянулся во весь рост и понял, что слова-то эти от него исходили. Я к нему:
– Чего? Чего?
Про Оптину-то мне только батюшка Кирилл один и говорил. А он мне в ответ:
– Я тебе сказал: иди в Оптину!
Но тут его уже утащили. Я встал как вкопанный, думаю: “Ну ладно!” И поплелся назад, к отцу Кириллу, а он меня спрашивает:
– Ну, что тебе сказал Преподобный?
И улыбается, слегка прищурившись.
Я отвечаю:
– Ну что?.. Сказал: “Иди в Оптину!” Блаженный там один был…
А отец Кирилл мне:
– Ну ладно, пошли!
И мы отправились в келью, где отец Кирилл читал нам по вечерам».
«Я к вам в Оптину. А вы возьмете меня к себе?»
Отец Илиодор вспоминал еще:
«Приехал я в Оптину – полная разруха. Никакого настроения. Ни кола, ни двора. Ничего нет. Как будто “мессершмидты” бомбили два месяца. Ничего – ни забора, ничего нет – проходной двор. Всё заросшее, храмы стоят полуразрушенные, сараи, бабушки какие-то, мужики пьяные. Думаю: “Что такое? Какой это монастырь после Лавры? Где тут монастырь?”
А тогда только один Введенский храм был, я застал то время, когда мы оттуда станки вытаскивали. И там маленький придел был – святителя Николая. Смотрю, оттуда старичок выскакивает. Я на него смотрю, про себя думаю: “Откуда такой старчик?” А он так раз: “запеленговал” меня – он же читает мысли – “пеленгует”.
А я: “О, старец! А может, это – Илиан? Ну, если это Илиан, тогда я останусь!” Так я решил. И я так шаг ускоряю. Подбегаю к нему и говорю:
– Батюшка, вы – Илиан?
Он:
– Ну да – я!
– А я – я, Георгий!
Он:
– Да! Молодец!
– Меня батюшка Кирилл к вам послал.
– Хорошо!
– Я к вам в Оптину. А вы возьмете меня к себе?
– Возьму!
Я прямо так обрадовался. Такая благодать от него исходила. И я уже на крыльях в Лавру лечу! Отец Кирилл спрашивает:
– Ну что?
Я ему:
– Хорошо!
Он улыбнулся:
– Ну, вот видишь!»
В Оптиной пустыни
Так Георгий и оказался в Оптиной в 1989 году. В 1990 году был пострижен в иноки архимандритом Евлогием (Смирновым; будущим митрополитом Владимирским и Суздальским; 1937–2020) с именем Феофил – «любящий Бога». Первым послушанием было – помощник эконома. В этом же году, на Введение Пресвятой Богородицы во храм, был рукоположен в иеродиакона Святейшим Патриархом Алексием II.
Оптинская Пасха 1990 год в центре отец Василий (Росляков) крайний справа старец Илий (Ноздрин)
В 1994 году, на Благовещенье, был пострижен в монашество в честь Илиодора Магидского (Памфилийского) архимандритом Венедиктом (Пеньковым; 1939–2018), наместником Оптиной пустыни.
(Святой мученик Илиодор жил в городе Магиде, Памфилии, в царствование императора Авреалина, претерпел мучение за исповедание веры Христовой и был казнен в 273 году.)
Игумен Венедикт в своей келии в Троице-Сергиевой лавре
Как отец Илиодор избавлялся от лишнего в своей келье
История священника Димитрия Торшина
– Я служу в храме Успения в селе Озерском (Подборках), недалеко от Оптиной пустыни. Когда мы только приехали на приход с матушкой, оказалось, что жить нам там негде: приходской дом есть, но он недостроен. Поэтому первое время мы снимали квартиру. Помню, как первый месяц ждал своей первой зарплаты, а в конце месяца казначей сказала, что мы должны за свет и налоги заплатить 30 тысяч, поэтому пока не только не идет речь о моей зарплате, но я сам должен найти эти 30 тысяч, чтобы можно было и дальше служить в нашем храме. Через несколько месяцев я начал обустраивать комнату в приходском доме, где не было ничего, кроме стен.
Один из самых родных людей в Оптиной для меня – отец Илиодор. Он знает меня с младенчества, с того самого момента, когда родители привезли меня в Оптину и крестили.
Отец Илиодор был единственным человеком в моей жизни, кто мог позвонить и спросить: «Отец Димитрий, как у тебя дела, как обстановка, есть что кушать?» Я: «Да, всё хорошо», а он мне: «Открывай холодильник, что там у тебя есть?» Заставлял перечислить, что у меня лежит, чтобы убедиться, что не голодаем. И так не только со мной, заботился обо всех. Были случаи, когда у человека была тяжелая ситуация, и он приезжал, по-отцовски заботился.
Так что я поехал к отцу Илиодору просить его молитв и помощи. Он при мне занялся тем, что начал смиренно обзванивать все номера, записанные в его телефоне, с просьбой оказать мне какую-то помощь. Но все отвечали, что сейчас нет возможности, может быть, позже. Тогда отец Илиодор поехал со мной вместе на приход, посмотрел, какую комнату в приходском доме мне можно начать обживать, и предложил мне мебель: диван, стол и стулья.
Поскольку я уже бывал у него в келье, то сразу понял, что он перечислил мне всё то, что находилось в его собственной келье, и то диван у него появился совсем недавно, до этого никакого дивана не было.
Я стал отказываться, но на следующий день мне все это привезли, и водитель с улыбкой сказал, что сегодня отец Илиодор наводил порядок в своей келье и решил избавиться от всего лишнего.
Отец Димитрий и матушка София с отцом Илиодором в храме в Подборках
Духовный наставник
История игумена Свияжского Богородице-Успенского монастыря Симеона (Кулагина), бывшего насельника Оптиной пустыни
Отец Илиодор никогда не был без дела или занят собой – поэтому не знал, что такое уныние
– На протяжении 30 лет отец Илиодор нес подвиг, примеров которому не так много в Церкви: он всего себя отдавал служению тысячам и тысячам паломников, со всего света стекающихся в Оптину. И опять же, не так много примеров, когда монах в сане диакона стал духовным наставником поистине огромного количества православных христиан – священников, монахов, мирян.
Отец Илиодор полностью свою жизнь, свои силы и способности посвятил этому служению. Он никогда не был без дела или занят собой – поэтому он не знал, что такое уныние.
Он практически не спал – меня, многолетнего его соседа, это поражало. В 5:30 утра уже немолодой монах приходил на братский молебен у мощей старца Амвросия Оптинского. Обязательно служил Литургию в одном из храмов обители. После этого его уже ждали люди, приехавшие для духовного общения. Обойдя с чадами все оптинские святыни, потрудившись на просфорне и посетив соседние обители – Шамордино и Клыково, обязательно пропев «Агни Парфене» в храме после вечернего богослужения, поздно ночью отец Илиодор заканчивал свой день пением акафиста в часовне Трех убиенных на Пасху монахов. Вернувшись в келлию, он немного отдыхал в кресле, так как его кровать всегда была заставлена книгами, иконами, конфетами – духовными и телесными утешениями для богомольцев. И рано утром вновь начинался день, наполненный молитвой, радостью и трудами.
Его наставления отличались такими качествами, как любовь, рассудительность и тонкое чувство юмора. Не жалея себя, он был более чем снисходителен к ближнему, и этим многие пользовались. Но духовные дары, а также удивительный ум и эрудиция, зачастую скрываемые за юродством, позволяли ему глубоко видеть состояние души и дать верное наставление.
Архимандрит Антоний и отец Илиодор
Монастырская жизнь устроена по строгому уставу, и мне, по послушанию, иногда приходилось делать замечание старцу. Конечно, он всегда смиренно принимал это, а иногда и опускался на колени, прося прощения. Его духовные чада существенно помогали братской трапезной монастыря продуктами. И отец Илиодор просил разрешения после воскресной Литургии накормить их обедом. Получив благословение на это, авва вышел на крыльцо трапезной и стал звать на обед не своих вполне обеспеченных чад, а тех, кто искал около монастыря помощи, просил милостыню, покинул монастырь из-за своего пьянства. Увидев это, я не мог дальше призывать отца Илиодора к порядку, получив пример того, что Истинная Любовь выше наших представлений о порядке.
«Верим, что Царица Небесная возьмет отца Илиодора под Свой покров»
Могила отца Илиодора в Оптиной Что добавить к этим историям про отца Илиодора? Разве что закончить словами братии Оптиной пустыни:
«Все значимые даты в биографии иеродиакона Илиодора связаны с Богородичными днями. И даже оставляя этот мир, отец Илиодор упокоился в день Иверской иконы Божией Матери, а сороковой день его кончины приходится на главный праздник обители – Введения во храм Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. Верим, что Царица Небесная возьмет под Свой покров инока, посвятившего свою жизнь без остатка служению Богу и ближним». Аминь.