О причинах кризиса единства Православия и путях его преодоления

О феномене так называемого современного «светского богословия», искаженной «новой экклезиологии», причинах расколов и разделений в Церкви и о том, что единство – это единство со Христом и всей Церковью, а не с какой-то ее частью, – митрополит Каменец-Подольский и Городокский Феодор. Информационно-просветительский отдел УПЦ публикует материал со ссылкой на пресс-службу Каменец-Подольской епархии.

За всю историю христианства Православная Церковь не раз была сотрясаема различными ересями и расколами, которые появились уже во времена апостолов. В период Вселенских Соборов Церковь явила нам много тружеников на ниве Христовой, которые своей твердой верой и святостью жизни свидетельствовали об истине. Все они рассматривали Церковь как средоточие святости и вечной жизни, где христиане, по апостолу Павлу, составляют Тело Христово (1 Кор 12, 12-14, 27). Каждый член этого Тела действием Святого Духа находится в живой связи со Христом – Главой этого Тела (Кол. 1:18).

Нужно отметить, что общение с Богом, пребывание в единстве с Ним не мыслилось без правой веры и благочестивой жизни. Еще святой Ириней Лионский подчеркивал, что «закон молитвы есть закон веры». Другими словами, опыт правильной молитвы не может быть без правой веры и наоборот.

Святые отцы утверждали, что истинное богословие всегда напрямую связано с нравственной жизнью и правильной молитвой. Так, по словам святого Нила Синайского, «Если ты богослов, то будешь молиться истинно; и если истинно молишься, то ты богослов». То есть, молитва, открывающая общение с Богом, и является истинным богословием, так как богословие – это не интеллектуальная деятельность, не поиск «новых путей», а в первую очередь правильная молитвенная практика Богообщения, вытекающая из христианской аскезы и догматической чистоты. Первыми выдающимися богословами Церкви были смиренные рыбари, мытари и делатели палаток…

К сожалению, подобное понимание богословия в современном мире находит все меньше сторонников. Богословие сегодня воспринимается в отрыве от личной аскезы, святоотеческого опыта жизни и представляется в качестве научной дисциплины. Более того, в последнее время мы все чаще встречаем феномен «светского богословия», а с ним встречаем «богословов», неверующих в Бога.

Такое искаженное богословие приводит и к искаженному пониманию фундаментальных основ христианства, что в первую очередь проявляется в экклезиологии (учении о Церкви) когда рассматривают Церковь не как Тело Христово, а как некое общество верующих во Христа, или конфедерацию «пост-христианских» общин. Основываясь на ложных вероучительных и канонических предпосылках, творцы «новой экклезиологии», если они из православной среды, то создают внутренние проблемы для Церкви Христовой и ее единства. А с другой стороны, если эти ложные богословские взгляды исходят от тех, кто находится за пределами Церкви, то они создают препятствия для возвращения в Церковь заблудших. И это хорошо иллюстрирует современное экуменическое движение.

Экуменизм появился не сегодня. Первые проявления экуменического движения можно отнести чуть ли не к первым векам христианства, когда императоры и иерархи Церкви искали пути единения с отпадшими от Церкви основываясь не столько на учении и Предании Церкви, сколько на политических соображениях или личных предпочтениях. Правда, в древности не существовало систематического экуменического учения. Но, к сожалению, главным пунктом многочисленных уний и договоров с еретиками, как правило, требовался от православных христиан некий недопустимый вероучительный компромисс.

Неоднократно попытки объединения за рамками святоотеческого понимания единства с отступниками от Церкви, приводили к отказу от определенных вероучительных истин Православия или умалчивания о них во имя гражданского согласия и церковного мира.

Например, в 648 году император Констант II во время споров о двух волях во Христе издал документ, озаглавленный «Типосом», то есть, «образцом» христианской веры. В этом документе, составленном по совету константинопольского патриарха Павла II, запрещалось говорить как об одной, так и о двух волях во Христе. Естественно, что православные христиане видели в типосе покровительство ереси монофелитства (монофелиты учили об одной воле во Христе), поскольку с одной стороны эта ересь не осуждалась, а с другой — запрещалось учить о двух волях в Иисусе Христе. Всех, несогласных с документом, подвергли жестоким гонениям и преследованиям. Именно за отказ признать «Типос» императора Константа II пострадали святой папа Мартин, преподобный Максим Исповедник и многие православные.

Святые нашей Церкви стояние в Истине предпочитали даже своей жизни, потому что понимали – компромисс с ложью, заключающийся в ереси, приведет к потери благодати и к духовной смерти. И если раньше такой компромисс навязывался извне, чаще всего государственной властью, то сегодня мы наблюдаем такие экуменические процессы внутри Святой Церкви или в других конфессиях, инициаторами которых выступают иерархи и богословы, строящие свою миссионерскую деятельность на богословских аргументах, чуждых Преданию Церкви и учению святых отцов.

Очевидно, это и создало определенные условия для современного кризиса Православия, который вытекает, прежде всего, из непонимания природы Церкви Христовой и привнесения в Церковь мирских инструментов решения проблемы единства. В этом случае отдается предпочтение внешнему единству, обеспечивающемся человеческими усилиями, тогда как внутреннее единство – есть результат Божественного действия и пребывания в благодати, сообщающей жизненную силу этому единству.

Самое интересное, что сторонники такой «новой экклезиологии», пытаются объяснять логику своих рассуждений и поступков понятием об икономии, то есть, снисхождением. В этом смысле, во имя икономии оправдывается нарушение канонов Церкви, выражающих Ее учение, для того, чтобы осуществить некое химерное единство.

Однако приверженцы такого взгляда почему-то не хотят видеть, что Церковь применяет икономию только по отношению к кающемуся грешнику, но не по отношению к нераскаянному отступнику.

Так, в 74-м правиле святителя Василия Великого читаем: «Если кто бы то ни был из падших в вышеписанные грехи, исповедавшись, соделается ревностным в исправлении, то принявший от человеколюбия Божия власть разрешать и связывать, не будет достоин осуждения, когда, видя крайне усердное исповедание согрешившего, сделается милостивее и сократит епитимию. Поскольку повествования Священного Писания показывают нам, что с большим подвигом исповедающиеся скорее получают Божие милосердие.

5-е правило Григория Нисского: «Таким образом, если будет истинное обращение, то да не соблюдается число лет, но с сокращением времени да ведется кающийся к возвращению в Церковь и к причастию Святых Тайн».

Как видим, Церковь обозначает, что принцип применения икономии может быть использован только по отношению к христианину, который искренне кается в своих грехах, своей жизнью показывает исправление и достоин того, чтобы получить прощение Церкви. Снисхождение, или принцип икономии, возможен по отношению и к раскольникам, и к еретикам, принимаемым в Церковь через разные чины (существует три чина приема отпадших от Церкви через Таинства Крещения, Миропомазания и Покаяния). Однако, каждый чин приема в Церковь предполагает отказ от заблуждений и покаяние. В некоторых случаях, принимая еретиков или раскольников без повторного крещения и миропомазания Святая Церковь осуществляет икономию, но только благодаря покаянию, которое становится проводником благодати Святой Церкви для отпадших и заблудших.

Поэтому применение принципа икономии для оправдания нарушения церковных правил не выдерживает ни малейшей критики. Икономия – исключительно внутрицерковный принцип, можно даже сказать инструмент применения церковных правил. Заменять правила икономией – это значит подменять сущность вещей, а в данном случае можно сказать и больше – это значит вносить смуту и разделение в Церковь.

В стремлении достичь единства с представителями других христианских конфессий современные экуменисты часто спекулируют еще таким понятием как христианская любовь. Любовью пытаются прикрыться чтобы продвинуть модернистские теории, которые разрушают внутреннее единство Православия.

Однако любовь к ближнему не подразумевает любви ко греху и заблуждениям ближнего. Господь обличал грех и не терпел его. Более того, евангельское понимание любви к ближнему как раз предполагает употребление всех доступных средств для его исправления – это и увещевание, и обличение, и призыв к покаянию. Апостол Павел во 2-м послании к Тимофею пишет: «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2). Святитель Василий Великий, объясняя это место из послания апостола Павла, говорит: «Всякое обличение ощутительно уязвляет обличаемого, сильно мучит его, представляя позор греха, а через это весьма благотворно для нечувствующего собственных своих падений, потому что приводит его в сознание и истинное раскаяние».

В то же время Священное Писание говорит, что истиной нельзя пренебрегать ради любви: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся» (Тит. 3:10). В другом месте, апостол и евангелист Иоанн Богослов пишет: «Всякий, преступающий учение Христово и не пребывающий в нем, не имеет Бога; пребывающий в учении Христовом имеет и Отца и Сына. Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его. Ибо приветствующий его участвует в злых делах его» (2 Ин. 1:10). Таким образом, верное учение о Христе является необходимым условием религиозного общения с другим человеком.

В свою очередь, святитель Феофан Затворник пишет, что «обличение идет и к тому, кто уклоняется в инакомыслие (догматическое, – м.Ф.), и к тому, кто заповеди нарушает. Обличение имеет своей целью раскрыть одному неправомыслие, а другому — неправость поведения; того и другого довесть до сознания вины и возбудить в них желание исправления. Оно требует крепкого сердца, чтоб не стыдиться лица».

Из этих слов мы видим, что истинная цель христианского понимания любви к ближнему заключается в исправлении греха – будь-то нравственного, или вероучительного. При этом, Церковь вправе употреблять и наказание. Но опять же подчеркнем, что делает это по любви, с исключительной целью – исправить грешника.

Другими словами, любовь – это не инфантилизм, не безразличие, а наоборот – живое участие в жизни человека, желание ему всяческих благ, а наипаче – исправления для достижения единства с Богом и спасения души. Без названия вещей своими именами делу не поможешь.

В этом смысле отсутствие призыва к покаянию по отношению к еретикам и раскольникам, а также отсутствие указания на их заблуждения в желании достичь единства с ними только основываясь на ложных принципах гуманизма, ничего общего с христианским пониманием любви не имеет. Любовь не подразумевает вседозволенности и пренебрежения жизнью в вере и в Духе Святом. Любовь к Богу и ближнему зиждется на Истине и без этого ее не бывает.

Гуманизм, опираясь на исключительно человеческое понимание ценностей, демонстрирует полное пренебрежение Божественным Откровением. Надо полагать, что привнесение в Церковь гуманистических идей серьезно повлияло на возникновение современного Всеправославного кризиса, который предлагает ложный путь к единству и являет отсутствие подлинной любви и согласия во внутренней жизни Церкви. Потому что, замещая Божественную мудрость человеческими знаниями, утверждающими человеческую гордыню и самонадеянность, нельзя достичь единства. Единство можно осуществить только через принятие Божественных установлений и содействия свыше.

Невозможно осуществить примирение с неправославными и отпадшими от Церкви без их покаяния и при этом сохранить неповрежденным учение Церкви.

В попытках объединиться с отступниками, применяя человеческие инструменты, может возникнуть иллюзия того, что за внутреннее единство можно в этом случае не переживать, так как оно незыблемо. Но это — огромное заблуждение, что и показывают нам история и события последнего времени, связанные с Критским собором, дарованием Константинопольским патриархатом автокефалии ПЦУ, а также неканоническим признанием этой автокефалии отдельными предстоятелями Поместных Церквей.

Единство, в первую очередь, – это единство во Христе и со всей Церковью, а не с какой-то избранной ее частью. Оно основано не на ложных богословских, гуманистических, национальных взглядах и личных предпочтениях, а только на Христе. И усилия в процессе объединения должны быть направлены не на достижение преобладания кого-то над кем-то, не на получение власти в Церкви, а на достижение единства во Христе, которое предполагает пребывание в Истине и Любви. Все остальные пути – разрушительные. В этом смысле опора на Евангелие, канонические правила и святоотеческий опыт духовной жизни должны стать основой нашего единства, а без этого его достичь нельзя. В противном случае произойдет самообман, когда христианину будет представляться, что он по собственному или коллективному измышлению совершает нечто более важное, чем то, что он должен совершать по указанию Церкви. Это ложный путь, который предлагает враг рода человеческого – это путь, который уводит от Бога. Таким образом, церковное единство может осуществляться во Христе, через Христа в Его Божественной Истине, и путь к нему лежит через святоотеческую веру и покаянный подвиг, рождающие согласие и любовь.