Неугасимая лампада веры

Участники Дроздовского полка

В истории человечества ХХ век был очень непростым, а в истории России – по-настоящему трагическим. Начало разрушения великой русской цивилизации положил безбожный октябрьский переворот 1917 года.

«В хаосе социалистического эксперимента погибали общество, государство и его институты, вкупе с достижениями всего пореформенного периода, – пишет историк К. М. Александров. – Установление партийной диктатуры, управление путем террора и насилия, уничтожение корпуса русского права и традиционной судебной системы, переговоры с врагом о сепаратном мире и предательство союзников, ликвидация старой армии и ее офицерского корпуса, отмена права собственности и захват чужого имущества, поощрение грабежей и аграрных погромов, подавление свободной экономики и предпринимательства, преследование политических оппонентов и закрытие неугодных газет, разгон Учредительного собрания, массовые убийства по социальному признаку, гонения на Церковь, расстрелы крестных ходов и протестных демонстраций, разрушение хозяйственной жизни и фактическое возвращение населения к натуральному обмену, сознательное подогревание самых низменных народных инстинктов с целью разжигания классовой ненависти и Гражданской войны, разрыв большевиков со всей предшествующей российской цивилизацией – все эти сумасбродные действия стали первыми шагами новой власти по осуществлению коммунистической утопии»^[1].

Ответом на преступные действия новой власти стало Белое движение. При всем разнообразии, даже разнородности антибольшевистских политических и военных сил, сформировавшихся в послереволюционные годы (среди них были монархисты, республиканцы, либералы, консерваторы, державники, западники и т.д.), можно выделить одну идею, объединявшую всех этих людей, готовых живот свой положить за Отечество. Это идея жертвенного служения Господу, противостояния безбожной власти, установившейся в России. Недаром официальным гимном Белого движения стал гимн «Коль славен наш Господь в Сионе», да и сам белый цвет традиционно считается символом Божественного, нетварного света, света Фаворского, виденного учениками при славном Преображении Христа. Белый – это сияние Божественной славы, святость, чистота помыслов и дел. Каждым своим шагом, каждой мыслью, каждым днем своей борьбы эти бесстрашные воины доказывали, что достойны называться белыми.

Философ Иван Ильин в своих работах подчеркивал колоссальную духовную силу участников антибольшевистского сопротивления, которая проявлялась «не в бытовом пристрастии к родине, а в любви к России как подлинно религиозной святыне»^[2].

Они были рыцарями без страха и упрека, готовыми отдать жизнь за спасение Родины

Он характеризовал Белое дело как «рыцарственное движение», борьбу «за дело Божье на земле». И они действительно были рыцарями без страха и упрека, готовыми отдать жизнь за спасение Родины, поскольку понимали, что не просто защищают территорию, занятую врагом, а под знаменем истиной веры готовятся принести себя в жертву для спасения Святой Православной Руси от безбожников, рвущих ее на части для удовлетворения собственных политических амбиций. «Легко быть смелым и честным, помня, что смерть лучше позорного существования в оплеванной, униженной России»^[3], – заявлял один из руководителей Белого движения, генерал-лейтенант С. Л. Марков. А генерал от инфантерии Михаил Алексеев, создавший на Дону Добровольческую армию, задавал приходившим в бюро записи всего один вопрос: «Я спрашиваю – не в какой вы партии, а любите ли вы Россию?»^[4]

Настоящим патриотам, истинным христианам, горько было видеть поругание своей Родины. «Россия погибла, наступило время ига, неизвестно на сколько времени, это иго горше татарского»^[5], – писал М. Г. Дроздовский, один из главных организаторов и руководителей Белого движения на Юге России, судьба которого, по мнению историка К. М. Александрова, «вместила в себя редкий по доблести жертвенный подвиг, основанный на добровольном, почти монашеском самоотречении от благ и выгодных приобретений. <…> Источником, питавшим его человеческую прочность, служила сила духа, бывшая следствием доброй семейной традиции, веры в Бога, неустанного самовоспитания и высокой взыскательности к себе»^[6]. Эти же слова можно отнести и к рядовым участникам Белого движения, которые прошли вместе со своими командирами этот славный и трагический путь. Некоторые из них сложили головы на полях сражений за родину и правду, другие вынуждены были покинуть Отечество и продолжить свое служение Богу и Истине в изгнании.

Архимандрит Исаакий (Виноградов)

Среди них мы можем назвать архимандрита Исаакия, в миру Ивана Виноградова. Он с детства мечтал посвятить себя служению Господу, стать священником, но судьба распорядилась так, что сначала твердость своей веры он был вынужден доказать как воин. Из стен духовной академии с началом Первой мировой войны он был направлен на офицерские курсы Владимирского военно-пехотного училища в Санкт-Петербурге, 1 (14) октября 1916 года, в день Покрова Пресвятой Богородицы, получил офицерский чин и был направлен на Румынский фронт, в 460-й пехотный полк.

«Перед отъездом на фронт он поехал к родителям попрощаться и получить благословение. Прощаясь, отец и мать молитвенно просили у Господа Бога для своего сына Божественного покрова и охранения. Отец надел на сына маленькую перламутровую иконку. Эту икону вместе с нательным крестом он всегда носил на груди»^[7].

После Октябрьского переворота перед каждым человеком встал вопрос: поддержать безбожную власть или остаться верным присяге и вере православной. Иван Виноградов сделал свой выбор: вступил в отряд Михаила Дроздовского, проделал знаменитый поход из Ясс на Дон, где отряд Дроздовского влился в состав Добровольческой армии. Участвовал в боях под Ростовом-на-Дону. В 1918-м году он написал такое стихотворение:

Мне приходится в руки свои
Взять оружье, простившись с мечтою
В тишине творить дело Любви,
Быть Единого Бога слугою.
Но есть подвиг святой и в борьбе,
Пусть венец его тех увенчает,
Кто за ближних живот полагает, –
И покорен я буду судьбе.

Капитан Виноградов Иван Виноградов за храбрость в боях скоро был произведен в чин штабс-капитана, потом капитана, дважды был ранен. Позже отец Исаакий вспоминал, что при первом ранении ему было видение Пресвятой Богородицы, а при втором он увидел своих родителей и духовника отца Александра, в руках которых были крест и икона «Всех скорбящих Радость». Не миновал его и тифозный барак. Но вера Христова и надежда на заступничество Пресвятой Богородицы поддерживали его в самые тяжелые минуты жизни и придавали сил. О его третьем ранении упоминает в своей книге генерал А. В. Туркул:

«Тяжелый бой под Гейдельбергом напомнил нам бои Великой войны. Мы выпустили до 5 тысяч снарядов; красные, я думаю, раза в два больше. Мы потеряли 600 бойцов. <…> Все полковые адъютанты были переранены или убиты <…> мой штабной адъютант штабс-капитан Виноградов – теперь, в изгнании, принявший монашество, – ранен»^[8].

С Белой армией прошел капитан Иван Виноградов через огонь Гражданской войны, с Белой армией (точнее, с тем, что от нее осталось) вынужден он будет разделить и трагедию изгнания. Великий Исход незаживающей раной остался в сердцах всех его участников. Но и для России он стал раной – возможно, смертельной, хотя и до сих пор по-настоящему не осознанной: страну покидали ее лучшие сыновья, честные, порядочные, благородные люди, всей душой преданные вере и Отечеству. Эту веру они пронесут через годы скитаний на чужбине.

Вера Христова и надежда на заступничество Пресвятой Богородицы поддерживали его в самые тяжелые минуты жизни

В ноябре 1920 года Иван Виноградов отправляется из Севастополя в Галлиполи, затем перебирается в Болгарию. Он с истинно христианским смирением принимает тяготы эмигрантской жизни и верит в Божественное Провидение, которое укажет ему правильный путь. Так и происходит. На одной из конференций «Русского Христианского студенческого движения» он узнает от епископа Пражского Сергия (Королева) об открытии в Париже Православного Свято-Сергиевского Богословского института и получает благословение на поступление в него.

С 1926 года Иван Виноградов обучается в Свято-Сергиевском Богословском институте. В 1927-м году сбывается его давняя мечта – митрополит Евлогий (Георгиевский) постригает его в монашество под именем Исаакий.

«Итак, я иеродиакон, – пишет он. – Это была весна моего монашества. Я был счастлив, когда ходил по храму с каждением. Тихонько щипал себя – я ли это, такой счастливый! Я хотел быть монахом, и только диаконом! Словами Иоанна Златоуста благодарил: слава Богу за все!»^[9]

Священническая хиротония состоялась в день Боголюбской иконы Божией Матери, 1 июля (н. ст.) 1928 года. Среди пришедших поздравить новопосвящаемого были и его бывшие однополчане, соратники по нелегкой воинской службе в годы Первой мировой и Гражданской войны, солдаты и офицеры полка генерала Дроздовского. На следующий же день иеромонах Исаакий служил литургию и поминальную панихиду по павшим бойцам Добровольческой армии. Так начинается путь его монашеского и священнического служения.

В июле 1928 года иеромонах Исаакий по просьбе настоятеля Пражского прихода епископа Бельского Сергия (Королева) был направлен в Прагу. По пути в Чехословакию ему было видение: образ святителя Николая. Отец Исаакий возблагодарил Господа, благословляющего его на служение в Праге. На вокзале его с ликованием встретили прихожане Никольского храма и сам епископ Сергий. Православная Прага была рада прибытию своего нового пастыря, открыла ему свое сердце, и он с готовностью распахнул свое навстречу ей.

Серебристо-пенистой реки Влтавы
Крутые берега встают передо мной.
На них я вижу памятники славы –
Страницы древние истории седой.
Мне дороги и бесконечно милы
Те храмы, где хранится старина,
Где мощи Вячеслава и Людмилы
И где царит святая тишина.
Мне слышится с чудесной силой,
Ревнивую препобеждая даль веков,
Живая проповедь Мефодия, Кирилла,
И к Богу вечному их вдохновенный зов.

Отец Исаакий служил сначала в храме Святого Николая на Староместской площади, в самом центре Праги, а затем и в возведенной на собранные русскими эмигрантами средства церкви Успения Пресвятой Богородицы на Ольшанском кладбище, где был выделен участок под православные захоронения. Для постройки и содержания храма было создано Успенское братство, которое сначала возглавляла супруга первого премьер-министра Чехословацкой республики Надежда Николаевна Крамарж, а с 1936 года эту обязанность смиренно взял на себя отец Исаакий. Именно под его руководством и духовным наставничеством осуществилась роспись Успенского храма по эскизам Ивана Билибина, над которой с благословения отца Исаакия трудились Татьяна Косинская, принявшая монашество с именем Серафима, Константин Пясковский, Михаил Ромберг, Андрей Рязанов, Виктор Гартман, Ростислав Карякин и другие художники.

Архимандрит Исаакий (Виноградов) В 1933-м году иеромонах Исаакий был возведен в сан игумена, а в Рождественские дни 1936 года из Парижа пришла телеграмма: «Поздравляю игумена Исаакия – архимандритом. Евлогий»^[10].

Все годы служения архимандрита Исаакия в Праге были наполнены истинной верой, глубоким послушанием и каждодневной заботой о пастве. Много сил, внимания и душевного тепла уделял он детям: духовно окормлял юношескую организацию «Витязи», посещал летние лагеря и русский детский садик. «Навсегда запомнились дни, когда в детский сад приходил архимандрит Исаакий, тогда еще молодой и веселый. Он не только читал проповеди, но мог и пошутить с детьми»^[11], – пишет историк русской эмиграции в Чехословакии А. В. Копршивова, которая с гордостью называет себя «выпускницей детского сада Фридман». Вера Александровна Фридман, заведующая русским детским садом в Праге, в годы Гражданской войны была сестрой милосердия Дроздовского полка.

«Из книги Туркула я поняла, – рассказывает дальше А. В. Копршивова, – что визиты архимандрита Исаакия в детский сад были еще и встречами однополчан. Архимандрит Исаакий, в миру Иван Васильевич Виноградов, прошел с дроздовцами весь их боевой путь, он является автором слов Марша 2-го офицерского генерала Дроздовского полка, походного Марша павшим при Белой Глине и известного стихотворения ‟Десант под Хорлами”»^[12].

Монах и воин, отец Исаакий с 1927 года стал членом Русского Общевоинского союза (РОВС). Когда чехословацкий отдел РОВС был преобразован в Юго-восточный отдел ОРВС со штаб-квартирой в Берлине, он был назначен духовником чинов ОРВС, проживающих в Праге.

Каждый мог услышать от него слово утешения и поддержки, получить благословение на доброе дело

Православная община объединялась вокруг отца Исаакия. Каждый мог услышать от него слово утешения и поддержки, получить благословение на доброе дело, укрепиться в вере. Он нес Слово Божие тем, кто так в этом нуждался – несчастным изгнанникам, лишившимся Родины. Как истинный пастырь, он не жалел себя, не ограничивал свои обязанности пражским храмом, выезжал для совершения богослужений в разные концы Чехословакии: в Пршибрам, Пльзень, Млада Болеслав, Градец Кралове, Остраву, Колин и другие города. Он неустанно трудился на ниве Божией, не щадя себя, посещал больницы и приюты, где жили одинокие и немощные русские беженцы, поддерживал бедных вдов своих соратников, бойцов Белой армии, не оставлял своей заботой и тех, кто по немощи не мог прийти в храм, причащал на дому. Архимандрит Исаакий был воистину духовным отцом для прихожан, помнил всех своих пасомых, знал о невзгодах и радостях каждого, не забывал ни о ком. Среди его духовных чад были князь П. Д. Долгоруков, Н. С. Трубецкой, В. И. Немирович-Данченко, Б. Н. Лосский, А. С. Ломшаков – цвет русской интеллигенции, скитальцы, не по своей воле покинувшие Родину и находящие утешение в Слове Божием, которое нес им их пастырь.

Начало Второй мировой войны стало еще одним тяжким испытанием, затронувшим всех и каждого. Но особенно сложным оказалось положение русских изгнанников после нападения Германии на Советский Союз. Православные пастыри молились за простых русских воинов, сражавшихся в эти годы на поле брани, как когда-то они сами, за веру и Отечество.

Май 1945 года принес русским эмигрантам не только радость от окончания войны, но и новое страшное испытание. Вслед за Красной армией в Прагу вошел СМЕРШ. Советская власть слишком строго отнеслась к своим соотечественникам. Начались повальные аресты среди эмигрантов, их ждал ГУЛАГ, и мало кому из них удастся пережить ужас лагерей. Многие русские уезжали на Запад, подальше от неприятностей. Архимандриту Исаакию и владыке Сергию было предложено перейти в англо-американскую зону, руководство РОВС было готово обеспечить их отъезд в Америку, но митрополит Евлогий (Георгиевский) не благословил их на этот шаг. Они должны были до конца нести свой крест, оставаться со своей паствой до последнего и, если понадобится, разделить с прихожанами их судьбу.

«24 мая 1945 года отделом контрразведки СМЕРШ о. Исаакий был арестован и этапирован во Львов. Взял он с собой только Евангелие, крест, мыло и полотенце. Архимандрит Исаакий покинул Прагу в вагоне с железными решетками, под строжайшей охраной. Мысленно он прощался со всеми своими духовными чадами и друзьями. О. Исаакий чувствовал, что в Прагу он не вернется. 17 лет служения в Праге прошли. В поезде через щели между досками товарного вагона о. Исаакию было видение – крест на небе, излучающий золотое свечение»^[13].

На изнурительных допросах, больше похожих на пытки, архимандрит Исаакий вел себя с поистине христианским мужеством. Он никого не оговорил, не дал повода ни к одному аресту, но при этом про себя говорил вполне открыто, не скрывая своих взглядов и убеждений. Он рассказал, что служил ежегодно молебны в день мученической смерти Царской семьи и в годовщины гибели генералов Белой армии Корнилова, Алексеева, Дроздовского, Врангеля и других. Военный трибунал Львовского военного округа на закрытом судебном заседании 27–30 июня 1945 года приговорил архимандрита Исаакия по статьям 58–2, 58-4, 58–10 УК к 10 годам лишения свободы, с отбыванием наказания в Карагандинском лагере НКВД СССР.

Даже в невыносимых лагерных условиях отец Исаакий оставался верным своему пастырскому долгу

Но даже в невыносимых лагерных условиях отец Исаакий оставался верным своему пастырскому долгу, стремился донести свет Православия до самых темных закоулков человеческих душ, проповедовал Слово Божие среди уголовников, убийц и бандитов, мысленно отпевал усопших. Сам он тоже был почти на пороге смерти: к типичной в ГУЛАГе дистрофии добавились миокардит, нефрит почек и другие тяжелейшие диагнозы. Но Господь не оставил его Своею милостью. В тяжелой болезни отец Исаакий увидел пророческий сон: старца, со словами поддержки подающего ему икону Воскресения. И избавление действительно пришло. В 1946-м году по ходатайству Патриарха Алексия I и архиепископа Сергия (Королева) он был освобожден из лагеря и направлен под надзор в Актюбинск. По пути к своему новому месту жительства на каждой пересадочной станции отец Исаакий, хотя с трудом передвигал отечные ноги и часто терял сознание от долгого недоедания и болезней, обязательно посещал храм, чтобы возблагодарить Господа за свое чудесное избавление от неминуемой смерти.

В Актюбинске он служил пономарем, затем, добившись подтверждения своего духовного звания, стал настоятелем Казанской церкви в Алма-Ате, а потом и Свято-Никольского кафедрального собора. Он не щадил себя, отдавал все силы для прославления Церкви Божией и проповеди Слова Христова. «Если не служить, то и не жить», – говорил он.

Только в 1950-м году архимандрит Исаакий смог поехать в Москву, чтобы встретиться с владыкой Сергием (Королевым), прибывшим из Чехословакии. Владыка Сергий привез пражским прихожанам, сохранившим добрую память об отце Исаакии, гостинец от него – хлеб, и раздал всем по кусочку.

«Если не служить, то и не жить», – говорил он

Окончательно выехать из Казахстана отец Исаакий получил возможность лишь в 1957-м году: Святейший Патриарх всея Руси Алексий I вызвал его в Троице-Сергиеву лавру, а затем направил в Воронежскую епархию. Из Воронежа архимандрит Исаакий в феврале 1958 года прибыл в Елец, где прослужил настоятелем Свято-Вознесенского собора до самых последних дней своей земной жизни, оставаясь заботливым пастырем, помогающим людям найти путь к Богу и твердо следовать по этому пути.

Архимандрит Исаакий, некогда храбрый воин Белой армии Иван Виноградов, скончался 12 января 1981 года, на 86-м году жизни. Его смерть стала невосполнимой утратой не только для его паствы в Ельце, которую он окормлял 23 года. Поминальные молитвы о нем возносили и его духовные чада в Чехословакии, и их дети, которым родители не раз рассказывали о своем любимом батюшке, отце Исаакии.

На могиле архимандрита Исаакия

Свою жизненную позицию он изложил в стихотворении «Я рыцарь и монах», написанном еще в 1919-м году, среди ужасов братоубийственной Гражданской войны, и оставался ей верен всю свою жизнь.

Я рыцарь и монах. Такое сочетанье
Необычайно в наш практичный век,
Когда монахом быть нет у людей желанья,
От рыцарства далек наш человек.
Но я, как Дон-Кихот, храню в душе стремленье
Бороться за мечту и верить в идеал.
Не лучше я других, но веру в Провиденье
И в справедливость я не потерял.
Нельзя на свете жить, надежды не имея.
Надеждой светлою и я всегда живу,
Мечту неясную так бережно лелея,
И видя сны, нередко наяву.
Как рыцарь, я готов, не пожалев ни жизни,
Ни сил своих, со злом бороться до конца.
И отдал я себя служению Отчизне:
Ведь смерть не так страшна в сиянии венца.
Когда ж настанет день надежды исполненья
И выйдет из беды Святая наша Русь,
Я брошу тяжкий путь военного служенья
И в келлии монахом затворюсь.
И позабуду я испытанные битвы
И прежних дней нечистоту и смрад
В словах божественной задумчивой молитвы,
В сиянии мерцающих лампад.

Архимандрит Андрей (Коломацкий)

Всеволод Коломацкий Эти слова с полным правом могут быть отнесены и к другому бывшему воину Белой армии, избравшему путь служения Господу и все свои силы отдавшему великому делу распространения Истинной веры. Речь идет о Всеволоде Коломацком, храбром офицере, прошедшем через огонь Первой мировой и Гражданской войн, участнике знаменитого Ледяного похода, пережившем вместе с другими бойцами славного Марковского полка и радость побед, и горечь поражений и в конце концов оказавшемся на чехословацкой земле и прославлявшем Господа уже под другим именем – архимандрит Андрей.

Начало его пути во многом схоже с историей отца Исаакия (Виноградова): он тоже с детства мечтал посвятить себя служению Господу, тоже учился в духовном учебном заведении (в Киевской духовной семинарии), и тоже с началом Первой мировой войны счел для себя невозможным остаться в стороне, когда Отечество в опасности. Всеволод Коломацкий вступил Чешскую дружину, которая в то время формировалась в Киеве.

Это было совершенно особое военное подразделение, состоявшее из добровольцев. В основном это были чехи, подданные Австро-Венгрии, проживавшие и работавшие в России, а также военнопленные. В надежде, что победа России в этой войне приведет к распаду Австро-Венгерской империи и восстановлению независимости Чешского государства, потерянной в XVII веке, они обратились к правительству России с просьбой разрешить формирование собственного национального подразделения. Помимо чехов, в дружину вступали добровольцами словаки, поляки, сербы, русские и другие славяне. В числе таких добровольцев оказался и 18-летний Всеволод Коломацкий.

С 1914 года он находился в действующей армии, участвовал во многих сражениях, был четырежды ранен и получил 6 боевых наград, в том числе ордена Св. Станислава и Св. Анны^[14]. Всегда глубоко веруя в великое предназначение Святой Руси и Святого Православия, военную службу свою он связывал со служением Христу Богу и Его Церкви, что подчеркнул в своем жизнеописании^[15].

Военную службу свою он связывал со служением Христу Богу и Его Церкви

Как и Иван Виноградов, да и любой порядочный и истинно верующий человек, Всеволод Коломацкий не мог и не хотел принять безбожный большевистский переворот 1917 года и вступил в ряды Белой армии. Это было единственно возможное, но отнюдь не простое решение: он полностью осознавал вероятность трагического поражения Белого дела.

«Русские сыны, воспитанные в верности России даже до смерти, оказались в жутком меньшинстве, – писал архимандрит Андрей. – Одни уже положили жизни свои или были искалечены в мировой войне. Немногих оставшихся в живых было так мало для совершения того подвига, который приняли на себя»^[16].

Всеволод Коломацкий был одним из участников знаменитого Ледяного похода.

«Этот подвиг – уход в ледяные степи – определяемый условным человеческим временем – 9/22 февраля 1918 г., – имеет бессмертный смысл – отсвет Голгофской Жертвы, – писал Иван Шмелев. – Этот подвиг роднится с чудеснейшими мигами человеческого мира, когда на весах Совести и Любви взвешивались явления двух порядков: тленного и нетленного, рабства и свободы, бесчестья и чести. Этот подвиг – проявление высокого русского гражданства: в подвиге этом не было ни различия классов, ни возраста, ни пола, – все было равно, едино, все было – общая жертва жизнью. Ледяной Поход длится. Он вечен, как бессмертная душа в людях, – негасимая лампада, теплящаяся Господним Светом»^[17].

Мукачево, 20-е годы ХХ века

Для участников похода был установлен знак в виде серебряного тернового венца, пересеченного серебряным мечом рукояткой вниз, носившийся на Георгиевской ленте с розеткой национальных цветов. В числе награжденных был и поручик Коломацкий. Этот знак стал символом Добровольческой армии, символом борьбы и мученического венца во имя спасения России.

Храбрый воин, он дослужился до звания подполковника, был награжден орденом Св. Николая 2-й степени, командовал 1-м генерала Маркова пехотным полком.

Всеволод Коломацкий в рядах Белой армии прошел весь ее крестный путь, был свидетелем и участником великих побед и трагических поражений, и в итоге вместе с остатками белогвардейских частей отплыл на Галлиполийский полуостров, затем перебрался в Румынию, а оттуда в Чехословакию.

Епископ Вениамин (Федченков) Как воин Чешской дружины, Всеволод Коломацкий получил чехословацкое гражданство и мог сделать блестящую военную карьеру. Но он избирает путь служения Господу. Отчасти этому способствовали наставления епископа Вениамина (Федченкова), возглавлявшего некогда военное духовенство Вооруженных сил Юга России (ВСЮР). Епископ Вениамин стал его духовным наставником, после войны писал ему и послал в благословение и назидание богослужебные книги, мягко наставляя искать священничества. Кроме того, молодой офицер Всеволод Коломацкий, страстно мечтавший о воссоединении со своей невестой Елизаветой Власенко, дал обет в случае ее приезда в Чехословакию принять священнический сан. При содействии Красного Креста это удалось организовать. По исключительному Промыслу Божьему тогда же Всеволод снова встретился с владыкой Вениамином, который управлял приходами Карпатской Руси и жил в Мукачево.

– Ну что? Готов? – был первый вопрос Владыки.

– Готов! – ответил без размышлений Всеволод^[18].

14 января 1924 года владыка Вениамин рукоположил Всеволода в диаконы, а 15 января, в день преподобного Серафима Саровского, – во священники.

Своему служению батюшка отдался всем сердцем, всей душой, всеми силами. А служение в Закарпатье, населенном в основном униатами, было непростым. Но своим личным примером, искренним дружелюбием и пламенной верой ему удалось многих привести к Православию.

Личным примером и пламенной верой ему удалось многих привести к Православию

Однако главное, чем прославился отец Всеволод, было храмовое строительство. Первый деревянный храм он возвел в селе Русском в 1926-м году, а уже в следующем году появился и первый каменный храм в селе Ракошино. Не имея специального образования, он под руководством архитектора Николая Пашковского с Божией помощью осваивал секреты мастерства зодчего и создания храмовых проектов. За время служения он возвел 26 храмов в разных концах Чехословакии^[19]. Отец Всеволод трудился во славу Господа по 16 часов в день. Несмотря на сильную близорукость, он, по словам его сына Игоря, «не только проектировал церкви, но сам работал прорабом и простым рабочим. Он же расписывал интерьеры храмов фресками святых или орнаментами. И дома он писал иконы»^[20]. И этот душевный подвиг, это рвение в распространении и укреплении Православия на чехословацкой земле, этот подвижнический труд с лихвой искупают ошибки, которые батюшка допускал в личной жизни.

В 1933-м году отец Всеволод был назначен временным военным священником к Земскому командованию в Брно, где в то время было немало православных воинов. Как истинный миссионер, он не только проводит богослужения, но и разворачивает храмовое строительство в Моравии, а также с 1928 года активно участвует в издательской деятельности.

Архимандрит Виталий (Максименко) организует в монастыре Преподобного Иова Почаевского в селе Ладомирова типографское братство. В качестве оборудования использовалась походная типография Чехословацкого корпуса, в котором некогда служил отец Всеволод, доставленная через Владивосток. Поскольку из всей братии только Всеволод (Коломацкий) имел чехословацкое гражданство, то именно он стал официальным главой издательства и главным редактором сборника «Православная Лемковщина» и журнала «Православная Карпатская Русь», который с 1934 года выходил под названием «Православная Русь», а с 1947 года стал издаваться в Свято-Троицком монастыре РПЦЗ в Джорданвилле, США.

Архимандрит Андрей (Коломацкий) В годы Второй мировой войны представители Православной Церкви, как священнослужители, так и миряне, подверглись жестоким преследованиям со стороны властей. 27 мая 1942 года в Праге было совершено покушение на нацистского протектора Богемии и Моравии  Р.  Гейдриха. Осуществившим его чешским парашютистам позволили укрыться в крипте православного собора Святых Кирилла и Мефодия. Это был по-настоящему христианский подвиг: служители Церкви не могли не понимать, что расплата их не минует, и все же предоставили героям защиту. По приказу немецкого командования были расстреляны: владыка Горазд, священники собора Вацлав Чикл и Владимир Петршек с семьями и староста прихода Ян Сонневенд, арестовано было около 260 человек. Православная епархия была распущена, под страхом смертной казни было запрещено проводить православные священнодействия. Протоиерей Всеволод Коломацкий 28 сентября был арестован и по окончании расследования отправлен на принудительные работы в Германию. Через некоторое время по состоянию здоровья ему разрешают вернуться в Прагу под надзор гестапо.

«Неслучайно в феврале 1942 года меня надоумил Милостивый Господь купить, прочесть, увлечься и увлечь ряд священников к совершению молитвы Иисусовой, – рассказывает отец Всеволод в своем жизнеописании. – Единой утехой и великой поддержкой была эта краткая, но действенная молитва во имя и с именем Господа нашего Иисуса Христа. Сбылось слово Господне: ‟Не бойся, только веруй!” и ‟Когда поведут вас <…> к начальствам и властям, не заботьтесь, как и что отвечать; ибо Святой Дух научит вас в тот час, что должно говорить” (Лк. 12, 11–12). Молитва Иисусова перед самым допросом и во время его подавала бодрость духа, хотя обвинения были смертельные, и во время многих и долговременных допросов Сам Господь научил не запутаться, не выдать других, наоборот, защищать Святое Православие и Церковь Христову»^[21].

Несмотря на строгий запрет, отец Всеволод продолжал нести слово Господне людям, читал вероучительные лекции, тайно совершал богослужения и требы, издал и подпольно распространял житие преподобного Серафима Саровского с текстом его пророчеств. Он любил и духовно поддерживал своих прихожан, они отвечали ему взаимностью и помогали, когда он в этом нуждался.

В майские дни 1945 года отец Всеволод присоединился к восстанию против нацистского режима

В майские дни 1945 года отец Всеволод присоединился к восстанию против нацистского режима. Тут очень пригодился его боевой опыт: он участвовал в строительстве баррикад и отважно сражался против оккупантов.

В 1945-м году Чехословацкое правительство, учитывая миссионерскую деятельность отца Всеволода в годы войны, поручило ему и протоиерею В. Червине управлять Чешской Православной Церковью (ЧПЦ). Много труда, душевных и физических сил положил он на то, чтобы вернуть Православной Церкви в Чехословакии все права, которых она была лишена нацистами: вел переговоры с руководством страны и отдельных городов, реконструировал пострадавшие во время войны храмы, в том числе кафедральный собор Святых Кирилла и Мефодия. В июле 1946 года, после прибытия в Прагу представителя РПЦ архиепископа Елевферия (Воронцова), отец Всеволод был назначен настоятелем Успенского храма на Ольшанах.

К этому времени он уже принял решение об отказе от мирской жизни, и в 13 декабря 1945 года в монастыре Святого Иова Почаевского в Ладомировой из рук архимандрита Саввы (Струве) принял монашеский постриг с именем Андрей, в память святого апостола Андрея Первозванного. В автобиографии он упоминает, что его «духовным отцом и молитвенником был отец Георгий Новак, а после его отхода ко Господу – отец архимандрит Исаакий (Виноградов)». Так два бывших воина Белой армии, Иван Виноградов и Всеволод Коломацкий (теперь отец Исаакий и отец Андрей), оказались навеки соединены неразрывными узами духовной связи, освященной Господом.

В послевоенные годы отец Андрей во славу Божию продолжил великое дело строительства храмов, а также преподавал в Православной семинарии в Карловых Варах (с 1948 года) и на Православном богословском факультете в Прешове (с 1950), участвовал в издании церковной литературы.

19 июля 1946 года отец Андрей был возведен в игумены, а к Пасхе 1947 года – в архимандриты, о нем говорили как о возможном кандидате на епископскую кафедру в Словакии. Однако недоброжелатели начали чинить ему препоны, и вместо продвижения по церковной иерархической лестнице в апреле 1952 года он был направлен в Чешскую Липу, отдаленный район на севере страны. Потом его переводили с прихода на приход. Собственного жилья он не имел, существовал как аскет и скиталец, истинный подвижник Божий, не ищущий благ земных, а заботящийся лишь о чистоте души. Воину, пережившему знаменитый Ледяной поход, к трудностям было не привыкать. Он принимал все испытания с воистину христианским смирением и продолжал славить Господа делами своими.

Он принимал все испытания с воистину христианским смирением и продолжал славить Господа делами своими

Только в 1957-м году, когда отцу-труженику уже был 61 год, ему был предоставлен старый храм Святого Иоанна Предтечи на окраине города Румбурк, находящийся в крайне плохом состоянии: без окон и дверей, с голыми облупившимися стенами. Отцу Андрею удалось сплотить верующих и с их помощью отремонтировать и привести в порядок храм и приходской домик, в котором он прожил до конца своих дней. Впрочем, дома он проводил не так уж много времени, продолжал ездить по стране и заниматься созданием и украшением Божиих храмов. И это несмотря на то, что давали о себе знать прожитые годы и старые раны, оставшиеся еще со времен Первой мировой и Гражданской войн.

Архимандрит Андрей (Коломацкий) скончался в Румбурке 13 февраля 1980 года, в день святых бессребреников и мучеников Кира и Иоанна. Все 84 года его земной жизни по праву могут служить примером великого труда во славу Божию, готовности принести себя в жертву и на полях сражения за веру и Отечество, и на ниве мирного служения и прославления имени Господа нашего.

И сегодня, в дни юбилея великого исхода Белой армии, мы вспоминаем и тех, кто погиб, отстаивая честь и свободу своей Родины от безбожной и беззаконной власти, и тех, кто, выжив, продолжил святое дело защиты Православия, не щадя живота своего, как и в годы войны. Горько и страшно осознавать, каких сынов потеряла Россия, сколько великого и прекрасного могли бы сделать они на Родине, если бы не были вынуждены покинуть ее, не сумев смириться с новой властью, противной законам Божеским и человеческим. Так пусть память о воинах Белой армии сохранится в сердцах всех православных христиан.

27 апреля 2020 года. Чехия.