«Быть русским – это постоянное терпение и неумирающая надежда достичь света»

Фото: Сергей Ефремов     

Из детской литературы, почти автобиографической, тонкой, наблюдательной, притечь к исторической прозе удаётся далеко не каждому. Области эти почти не смежны, а если и сливаются, то в неукротимом стремлении к правде и жизни, и мечты…

В гостях у Правчтения – номинант Патриаршей литературной премии Владислав Бахревский

- Владислав Анатольевич, расскажите, пожалуйста, как, чем росло сознание маленького мальчика, родившегося в Советской России. Как оно ширилось, и однажды, посреди уже послевоенной действительности, не располагавшей к особенным сантиментам, пришло к тому, что советское может быть временным этапом, а не концовкой русской истории, и чтобы действительно понять Россию, стоит смотреть в сокровенную глубь её веков.

- Летом, когда началась война, на Веселый кордон нагрянули цыгане. Женщины и парни заполонили большую комнату: смотрелись в зеркало.

Потом у нас ночевали перегонщики скота – гнали в тыл коров.

Осенью дезертиры унесли улей. Два оставили. Отца дома не было: он собирал по деревням женщин и стариков пилить лес. Немцы заняли Донбасс. Дровами топили паровозы и трехтонки. Бензина не было.

Над моей головой что ни день, пролетали самолеты с крестами на крыльях. Однажды отец снял со стен лесничества портреты товарища Сталина, и маршалов Ворошилова, Тимошенко, Буденного. Аккуратно сложил, и – в печь. Я ужаснулся, но мама шепнула: «Так нужно». Мне было пять, и только через тридцать лет отец рассказал: его, сына священника, и нашу семью с ним, оставляли служить немцам, а военные тайны передавать своим.

Я готовился встречать немцев по-своему. У меня была армия: злобный коршун – он пытался утащить курицу, моя сова, собака Ральда, ящерицы, медянки, колючие ежи, мышки-норушки, и два улья пчел. Кусучих.

Неделями рассказывал себе, лесу, и белому свету о сражениях нашего Терема-теремка с немцами.

Перед сном я обязательно слушал сводки «Последнего Часа». Наутро бежал в лес, к моим зверям, и мы гнали немцев из городов, оставленных вчера Красной армией.

Господь знает, кто из нас вырастет. В феврале 44-го переехали в Кораблинский леспромхоз, а там школа. Взяли вольнослушателем. В деревенских школах 1 класс сидел с третьим, 2-й – с 4-м. В ту пору со второго полугодия третьеклассники изучали историю. Меня горько поразила судьба князя Игоря. Зато щит Олега на вратах Царьграда был великой гордостью. Вот так же и с немцами будет. Маршал Жуков водрузит над из

Рейхстагом свою маршальскую звезду. Друг у меня был один – Славка Золотов. У нас дома три книги и один номер «Мурзилки», а у Золотовых вокруг стен большой залы стелажи с книгами. Особо ценные – в шкафах. А еще у Славки было семь папок с нарисованными, вырезанными из бумаги воинами: Англия, Германия, Рим и Древняя Греция, гунны Аттилы, войско Чингизхана и хана Батыя, и папка русичей. В ней дружина князя Олега, богатыри великого князя Владимира Красное Солнышко, войска Святослава, и в отдельных конвертах половцы, печенеги, псы-рыцари, запорожцы. Современные войска и войска Суворова, Кутузова хранились в отдельной коробке.

Историческое образование я получил в первом классе. И политическое тоже. За какую-то провинность отца Золотова арестовали на фронте. К Золотовым приехал следователь. На лошаде леспромхоза, в телеге он вывез все книги – конфисковал. Драгоценное чудо долго валялось на полу конторы леспромхоза и в сенях.

В 10 лет, в Сабурове, в 20 км от Тушино, всю весну, все лето я пас корову. Отца по доносу уволили с работы. Он устроился в совхоз, который разводил белых мышей, морских свинок и лошадей для ученых опытов. Взяли его сторожем. Мама устроилась в этот же совхоз, выращивала мышек. Зимой в катух, где стояли коровы и годовалая телка, забрались бандиты. Телку зараезали, унесли через крышу.

В лесу корова – легкая добыча, но я говорил Богу не о страхе, не просил защиты. Сабуровский друг, мы с ним верили: все сказки – правда, отдал мне библию и жития святых иноков Киево-Печерской Лавры. Я хотел как Прохор Лебядник превращать лебеду в пшеницу, как Исаакий Затворник вставать на щели рассохшейся печи, и не давать огню волю. Они были моими: святой Кукша, летописец Нестор, врач Агапит, святой Илья Муромец. Я хотел быть пионером и святым. Святые отцы меня благословили. Мне, девятикласснику, мама купила путевку в Киев. Я, тимуровец, был в Каневе на могиле Гайдара, возле памятника Шевченко, обстрелянного немцами. Но главное – Господь привел меня в подземные, земляные пещеры монастыря преподобных Антония и Феодосия. Здесь я поклонился могилам, святых, которых любил с детства.

- Когда пришла к вам тема православия как определяющего фактора русской истории? Вас увлекли биографии протопопа Аввакума, патриарха Никона, боярыни Морозовой, преподобного Саввы Сторожевского, Иосифа Волоцкого и патриарха Тихона, и вы начали догадываться о том, что все эти коллизии – никакая не седая древность, а живые струны национальной души?

- Молитвам «Отче наш» и «Богородица, Дево, радуйся» меня научила старшая сестра мамы, тётя Поля. С тетей Дусей и трёхлетней Зойкой они приехали в наши рязанские леса после освобождения от немцев Воронежа. Из оккупации.

В нашем доме уживались две тайны. Мне запрещали спрашивать что-либо о дедушке, Евгении Порфирьевиче, отце моего папы. И в разговорах с ребятами помалкивать о мамином отце, Алексее Потапыче. Он был мельник. Умер до революции. Бабушка Анна мельницу остановила, но пришел народ из окрестных деревень и сел:

- Без мельницы пропадем.

Вот и оказались совсем молодые дядя Сеня и дядя Тиша в концлагерях. Семен Алексеевич пилил лес в Мордовии. Тихон строил Беломорканал.

Старожиловская мельница на реке Истье была меня местом таинственным и родным. Там же, в Старожилове, я узнал, кем работал дедушка Евгений: тётя Поля, рассердившись, укоряла меня:

- Ты Богу ленив молиться, а твой дедушка был священник.

Учеником третьего класса я решил для себя: как только вырасту – напишу правду о нашей жизни, и всю правду о дедушке.

Закончив третий курс института, я поехал к сестре отца Серафиме, в Чувашию. Она, выпускница Ардатовской гимназии, всю жизнь жила в глуши. А я приметил: отец боится общения с родственниками. Тут он и открыл мне кое-что из своих секретов. Фамилия наша Бахаревские. Писарь пропустил букву при смене паспорта. И я родился у студента. Маме бы такого писаря! Александре Алексеевне Родионовой, раскулаченной, учиться в институте воспрещалось. Продолжить учебу она могла. Маме предложили на выбор любой ВУЗ Воронежа, но чтобы учебу она совмещала с должностью сексота (секретного сотрудника). Мама перепугалась, учиться в институте не захотела, и всю жизнь работала бухгалтером.

Побывал я и на родине отца, в Диянове, Нижегородской области. Мой дедушка дружил, не помню точно, то ли с братом, то ли с дядей Льва Толстого. В Диянове до сих пор стоит барский дом. Моего отца водили к Толстым на елку.

Евгений Порфирьевич в семье слыл неудачником. Пять его братьев – священники. Василий, старший, был настоятелем главного собора Ульяновска, а Евгений даже в семинарии не учился. Делал ружья в Ижевске, стал революционером. Спасаясь от ареста, бежал в Дияново. Здесь его женили на дочери диакона, и наша семья породнилась с великим протодиаконом Константином Васильевичем Розовым. Это самый знаменитый русский бас. Служил в Успенском Соборе Кремля, пел «Многая лета» Святейшему патриарху Тихону в день интернизации. Оказывается, и Петушках, где я теперь живу, пел на освящении Свято-Успенского храма. Для моего отца он был дядя Костя.

Когда большевики взяли власть, они предложили моему деду должность комиссара по образованию. Евгений Порфирьевич был псаломщиком, замечательно звонил в колокола, учил детей в церковно-приходской школе. От комиссарской должности он не только отказался, но принял сан иерея, и погиб в концлагерях. Служил отец Евгений в селах Нижегородчины и Мордовии, был тихоновцем, а в этих краях церковь захватили обновленцы.

Так, что я собирался писать правду и о дедушке, и о святейшем Тихоне. С Тихоном у меня получился конфуз. Пришел к Орехово-Зуевскому батюшке: «Я – писатель. Собираю материалы о патриархе Тихоне». – Дверь – бабах – перед носом, и защелка лязгнула. И в Елоховской церкви иеромонах ушел от меня, услышав имя Тихона. Священники боялись провокации: Тихон проклял большевиков. Куда деваться? – В ЦК КПСС. Там работал знакомый мне по городу Гаю, Виктор Поляничко. Поляничко тоже призадумался:

- Сталина у нас с ног до головы обделали, а тут – Ленин…

- Не собираюсь я гадить своим словом! Горько мне было. – слово свет, любовь.

Позвонил Поляничко в Комитет по религиям:

- Вы собираетесь разоблачать церковников?

- Я напишу о том, что было, и как было.

А теперь о 17 веке. Вы правы, Сергей Сергеевич, 17 век тянул меня к себе личностями. Аввакум и Марковна… У нас церковь Петра и Февронию поминает, а вот государству воспитывать народ, семьянина надо бы на примере этих подвижников.

Царь Алексей, царь Федор Алексеевич, Ртищевы, Ордин-Нащекин, Артамон Матвеев, патриарх Никон, Семен Дежнев… Вот оно, сокровище русское! Неугасимое.

Книги о Савве Сторожевском и об Иосифе Волоцком написал по заказу детской редакции Издательского совета.

Почему многие годы я отдал 17 веку? Передо мной стояли две задачи: подготовить себя к работе над книгой о Святейшем Тихоне, и о моем дедушке – надо было знать жизнь Церкви. Заодно я познавал историю России, и глубины православной веры. Вторая задача – мечтал донести до народа истину: кто у нас великий царь, создатель необъятной России.

Я не стал разоблачать деяния Петра Великого, идти наперекор немецкой пропаганде, пропаганде династии Романовых. На самом деле, их род пресекся на самом Петре. Это Петр, создатель окаянного 18 века в России. Убил сына, Екатерина – мужа, Александр – отца. Морские победы на Балтике добыты Петром не парусным флотом, его парусники сгнили без дела, - гребными судами.

Величайшее в мире государство русских создано за годы правления царя Алексея. Получили территорию от Белого моря до Чукотки, Камчатки, Охотского моря, Амура. Без нашествий, армий. Без крови. Крошечный коч добыл нам Великую Россию. Говорят, Петр создал России международный авторитет. Это пустословие. А дело сотворено его отцом. Алексей Михайлович принял под свою руку Белую Русь, завоевал Литву (Ригу взять не удалось), присоединил Кавказ, побережье Каспийского моря, и Малороссию. За Малороссию, спасая народ и казаков от истребления поляками и крымскими татарами, Россия выдержала 13-летнюю войну с Речью Посполитой.

- Из книг серии «ЖЗЛ» для вас оказались значимыми две фигуры – великий Васнецов и великий же – он действительно велик – Савва Мамонтов. Один – творец настолько безбрежный, что дух при созерцании его полотен так и остаётся на вдохе, другой же – замечательный, добрейший помощник творцов. Я рос в Абрамцево, видел, вдыхал душу имения каждый день… так что же, может быть, эти два лика и есть гармоническая, вечная Русь?

- Люблю картины Нестерова. Пришел в ЖЗЛ, предложил себя в авторы. «О Нестерове у нас книга есть, - ответили мне, - а вот о Васнецове устарела. Напишите о Васнецове».

В Абрамцеве впервые был студентом первого курса пединститута, а потом 2-3 раза в год обязательно. Тем более, рядом Троице-Сергиева Лавра.

О Васнецове и Мамонтове, Сергей Сергеевич, вы говорите: великие. Такую задачу я тоже ставил перед собой. Был в Турции, встречался с художниками, а турки и армяне знают французов, итальянцев, и никого из русских.

В книге о Мамонтове у меня много редких сведений. Изучил весь архив. Изучая творчество Васнецова, ездил в Киев, во Владимирскую церковь. Когда наша Патриархия праздновала свое 400-летие, я смог подарить книгу о Викторе Васнецове киевскому митрополиту Филарету. Вы говорите, что мы не пророки, Сергей Сергеевич, и, конечно, мы не пророки. Между заседаниями, посвященными истории Русской Патриархии, нас возили обедать в гостиницу «Украина». В автобусе я сидел рядом с руководителем Православной Церкви Чехословакии, а по двору, со скучающим видом, ходил возле своего зима, митрополит Филарет. И я тогда вдруг подумал: он, высший иерарх, обедать едет в какое-то особое место, и, ради этой машины, пожертвует многим. Это были кощунственные мысли, но сбылось самым горчайшим образом.

Савва Мамонтов это сказ об искусстве России конца 19 века. Репин, братья Васнецовы, Нестеров, Серов, - он жил у Саввы Ивановича с 10 лет, Коровин, Поленов, Врубель. Новое сценическое искусство – это Абрамцево. Создание русских опер – это Савва Мамонтов. Если говорить об исполнении опер, вспомним Рахманинова, Федора Шаляпина, ставшего великим певцом, после уроков Саввы Ивановича. Новый театр 20 века, созданный Станиславским, истоками уходит в театральный кружок Саввы Мамонтова. А еще ведь железные дороги. Савве Ивановичу приписывалось открытие Севера, его несметных богатств. Узкоколейная дорога Мамонтова связала Архангельск с Москвой. Между прочим, в кабинете Мамонтова написаны две великие картины. Поленов писал «Христос и грешница», Врубель – «Демона поверженного».

- О чём ваша повесть «Долгий путь к Богу», не обо всех ли нас, и верующих, и ещё не верующих?

- Название двух томов книги об Александре Ксаверьевиче Булатовиче (иеросхимонахе Антонии) – даны редакцией. Первый том «Долгая дорога к Богу», второй – «Искания на Святой горе» - на Афоне.

У меня есть роман «Долгий путь к себе» - о присоединении Малороссии к России. А.К. Булатович – потомок потешного царя Симеона: Касимовский государь Бек Булат, венчанный Иваном ΙV на престол России. Александр Булатович – гусар лейб-гвардии – открыл горный хребет в Эфиопии, был другом и советником негуса Менелика, спас Эфиопию от рабства Великобритании, командир особых казачьих отрядов во время «Боксерского восстания» в Китае. Вернувшись с войны, постригся в монахи, спасался на Афоне. Невольно стал идеологом имяславцев. Участвовал в войне с Германией, как священник. Убит бандитами в 1919г. в Луциковке – имении матери. В конце 1916г. Антоний, близко знавший царя, написал ему два письма. Просил об одном: прекратите поругание имени Бога, иначе потеряете престол, а мы – Россию. Николай ΙΙ не ответил на письма, и через 3 месяца подписал отречение от России. В том же 17-м исчезла с лица земли Российская империя.

Мы виним в развале великого государства масонов Временного правительства, Ленина, Троцкого, американскую закулису – отправили в Питер 500 революционеров-евреев. Революционеры захватили власть в Зимнем, привели к послушанию всю Россию.

А я первые признаки развала империи нахожу в канонерке, направленной Николаем ΙΙ на Афон: 11 пушек, 20 пулеметов, 3 роты солдат. По приказу русских офицеров, православные солдаты более часа поливали молящихся старцев из брандспойтов ледяной горной водой. Не безбожники-большевики – русские офицеры разбивали иконы в руках молящихся. Солдаты били старцев прикладами винтовок, кололи штыками. И это в 1913 году, во дни трехсотлетия Дома Романовых.

Тысячу афонских монахов морем доставили в Одессу. Здесь со старцев сдирали одежды, заставляли покупать у евреев и платье, и ермолки на голову.

Ученые мистическую историю не приемлют, но Божье наказание было скорым: в 1914 грянула мировая война, несчастная для России, а там уж свержение царя, выборы! – во время военных действий – генералов и командиров! Умолкшие заводы и фабрики – вспомните 1991-й – разворованная казна, лишенный работы народ, как и в наше время.

Я взялся за книгу о Булатовиче в конце 70-х. Издательство дало мне 12 авторских листов. Побывал в Эфиопии. Видел удивительные церкви Лалибеллы, не сложенные из камня, но в камне высеченные. Поразил меня негус Менелик, мечтавший водить паровоз. А весь мир был поражен победой его босоногих воинов над итальянской, новейшего образца, армией. Кстати, победе негуса помогла русская берданка. Удивляет и церковь Эфиопии, великие подвиги ее святых. Обо всем этом я написал в повести «Страна тринадцатого месяца». О Булатовиче написано всего одна строка, причем, с ошибкой. У меня «Поручик Булатович едет в Эфиопию». Он был только корнет.

Замыслов было много, я понимал: рассказать о гусаре-путешественнике, иеросхимонахе, скорее всего, не удастся. Но Булатович сам позвал меня в Луциковку. Выкопали из могилы. Я опознавал. Бандиты стреляли в монаха в упор, в голову. Отец Владимир поднял крышку гроба. Я стоял перед Булатовичем, перед отцом Антонием.

12 лет отдал работе над романом. Оценки моей работы налицо. Жюри Издательского отдела Патриархии на конкурсе Достоевского мою книгу отсеяли. Жюри Государственной премии более достойными нашли труды митрополита Иллариона. Я прочитал сочинение лауреата высшей премии государства о Булатовиче – это пересказ доступных сведений. Современному государству художественная литература не надобна. Тираж моей книги о Булатовиче, изданной «Вече» - 500 штук. Ни я, нищий писатель, никому не нужен в нынешней России, ни Булатович, подвижник, разведчик, замечательный офицер, сохранивший Эфиопии свободу от колонизаторов.

- Что для вас – сказка? Жанр, почти утерянный в связи с урбанизацией, секуляризацией, зовущий к вечерам долгим и таинственным, без телевизора и планшета, а только при голосе старшего, повествующего о волшебных краях и делах? Или нечто немного иное – кодирующее сознание нерушимыми представлениями о добре и зле? Чем западноевропейская сказка отлична от русской?

- Сказка – ключ к сокровищнице, где у Бога Творца непознаваемая суть неповторимости народов, и нашего, русского «я тоже». Это суть явлена в сказках. В чем она – в мелодии речи, в слове, в величии духа или истинной простоте и обыденности его – неведомо. Но если нас лишат этой сути, племя русских иссякнет.

Разве случайно горе-перестройка началась с убийства великого Детгиза в 1989 году. Потом ликвидировали профессию «писатель», и вот уже тираж книг издательства «Детская литература» - 1000. «Мурзилка», ограниченная в СССР тиражом в 5 млн 800 тыс., скоро растеряет оставшиеся 15 тыс.

Сегодня для детей издают и «Красную шапочку», и «Дюймовочку», но без имени авторов. Сами сказки же искалечены вдоль и поперек. В 1945 г. моими любимыми сказками были «Мастер Мартин Бочар, и его подмастерье» Гофмана, сказки братьев Гримм, «Маленький Мук» и «Карлик Нос» Гауфа. А воевали-то с немцами!

В детстве я искал ребят, которые верили: сказка не выдумка, а правда о древней жизни. Все, о чем рассказывают сказки, было, и есть! Я находил таких ребят. Своих.

Нынче сказку уничтожают, понимая, что творят. Множество изданий русских сказок пересказано канцелярским языком. Вот я и создал «Общество хранителей русской сказки». Нас опекал сначала институт «Наследие», но сменился директор, а мой сын, бывший заместителем директора, тоже поменял работу.

А ведь сказки надо издавать, сказочников растить. Для такой работы нужны не случайные гранты, а постоянное финансирование. Сказка вернет народу его великий язык. Она должна быть с ребенком с детского сада, с первого класса. Я сотни раз говорил: язык на языке, а сказка, прочитанная вслух, пережитая, пересказанная, - это сладчайшая русская речь, это наше слово, умение мыслить образно, афористично, и, главное, это русская суть в человеке, называющим себя русским.

Затраты на сказку не превзошли бы денег, выплачиваемых футболисту, забивающему по 3-4 гола в год. Однако, хозяева газа и нефти – народного достояния – осыпают деньгами бездарный «Зенит» - футбольные задворки Европы. А почему бы с помощью «Единой России» не взять из этих бешеных футбольных денег хотя бы 10% на сказку? Ради детей, ради русской литературы, народа читающего, образованного. Или такой подачки от капиталлистов не дождешься? И ведь не дождешься! Но какую мы получили цензуру! Это при полной-то свободе быть безобра́зным, хаять русскую жизнь, народ, измываться над историей, цензура рынка уничтожает литературу светлую, растящую в детях великих тружеников, удивительных творцов, писателей, художников.

В 1989 году, когда уничтожали издательство «Детская литература», рассыпали набор моей сказки «Златоборье». Напечатать ее удалось только в 2008 году. Издательство Московской области выпустило красивую книгу, куда вошли первые 2 части «Златоборья». Дальше случилась кража денег министром Николаевым, и Московская область, богатейшая, с высоким интеллектуальным уровнем, прекратила издание книг. Четыре года моя сказка пылилась на складах. Ее собирались сжечь: бюджетная. Продавать нельзя, раздать по библиотекам – какого-то закона не было. И все-таки, до библиотек она дошла. Тираж 3000. Полностью, все 4 книги сказки были изданы в двух томах в 2015-м. Тираж 2000.

Слава Богу, первую книгу я напечатал в «Пионерской правде» - 13 миллионов. И в 2021 году газетный вариант издал бывший читатель. Обращались с просьбой издать книгу к президенту по «горячей линии». Ответ пришел положительный, но издевательский. Так как я живу в Петушках, если пройду конкурс во Владимире, напечатают 500 штук для библиотек области. Разумеется, книгу в 24 авторских листа, никто бы печатать не стал.

Мои сказки издавались миллионными тиражами в СССР. Они и теперь иногда выходят тиражами 5-7 тысяч. Сказки пишутся для народа, для детей, ради жизни нашего русского слова, а имеем вот что.

И об отличии от западной сказки. Русская сказка – торжество языка, образности. Наше сказочное общество создано для возвращения русскому народу русского языка. Ныне наш народ, утративший деревню, утративший сказку, и уже разучившийся читать, - носитель мертвого языка.

- Книга ваших статей так и называется – «Быть русскими дана нам воля». Что – в вашей версии – значит быть русским? Какую ноту вносим мы в мировой ансамбль цивилизаций? Какие качества определяют в России, свой ты ей или сердцем иностранец?

- Русский человек лишен обывательского европейского кайфа. Во все времена. А сегодня, так особенно, народ выдюживает жизнь. Быть русским – это постоянное терпение и неумирающая надежда достичь света. Недаром, наши землепроходцы, пробиваясь сквозь льды, стремились встречь солнцу.

- Что для вас Крым? Вы прожили на полуострове одиннадцать лет в пору ещё безмятежную, советскую. Не правда ли, Евпатория (я отдыхал там в 1977-м с родителями) – ещё одна модель «плавильного котла народов»? Русские, украинцы, греки, болгары… слышались ли уже тогда далеко не бравурные нотки в тогдашних людских разговорах, отголоски трагедий и прошлых, и будущих?

- Крым похож на сердце. Мы этого не понимаем, но Крым – это наше сердце. Весь мир ополчился на Россию, и, прежде всего, Украина, за то, что Крым – снова русский. В наше время закон жизни – бесстыдство. А жить надо по совести, так считают русские. Советским Союзом и Россией правили, явно и тайно, враги русского народа, ненавистники русского государства. Предатель Хрущев, будто царь, взял и подарил Крым Украине. Предатель Ельцин, который готов был оставить себе пятачок Москвы, лишь бы называться президентом, позволил обкорнать русское государство. О редчайшем из алмазов мира – Крыме – он даже не задумывался. Партийные руководители Украины чаще всего были тайными националистами, пытались заселить Крым переселенцами с Украинских земель. Все время шло переселение украинцев на крымские земли. Когда государство рухнуло, я каждый год приезжал в Евпаторию, и мои соседи, украинцы, которые сначала очень даже высоко держали головы, задавали мне один единственный вопрос: когда вы возьмете нас обратно?

Крым вместил в себя историю множества народов, ибо он – любовь Бога. Вот сатана и не оставляет Крым ни на мгновение.

- Изменились ли на ваших глазах дети, книгам для которых вы отдали столько ума и таланта? Детский писатель, как иконописец, постится ли перед новой книгой, чтобы вступить в мир чистый и свежий, как утренний росистый луг, безгрешным, малым, будто только что родившимся? Не выйдет же вторгнуться туда напрямую, без подготовки, из мира взрослого, испорченного, цинического?

- Семилетний Суворов читал книги об Александре Македонском. Для советских детей компасом была песня.

Улетают герои-пилоты,

В океан голубой высоты,

И на крыльях несут самолеты

Пионерские наши мечты.

Мы росли для дел самых великих. Мы считали себя защитниками всех обиженных землян. Сегодня дети мечтают покинуть скудную Россию, уехать в Америку, во Францию. Но главное – иметь деньги. Причем, деньги хотят не за какие-то великие открытия, редкостное мастерство, а вот, чтоб были, и точка.

Детство всегда со мной. Работая над большими романами, за месяц перед днем рождения, я оставлял тяжкие труды, и писал счастливую сказку. Прийти к читателю сегодня задача, но я пишу свои счастливые сказки, потому, что они, прежде всего, для самого себя. Они – служение Слову.

- Никто из нас не пророк, но что различаете вы в ближайших годах России? Для меня поражение наше в территориях начала 1990-х гг. так и остаётся поражением, а не избавлением от бремени заботы о «бывших республиках». Что в нас такого сегодня содержится, от чего пространство, собранное под единую руку царями, не собирается вновь во имя общей правды? В чём корни духовного раскола?

- Давайте вспомним историю Руси, России, РСФСР, СССР, и снова России.

Князь Святослав – на вершине власти с трех лет, Дмитрий Донской – с девяти, Иван ΙΙΙ – с 10, Иван ΙV – с трех, Федор Годунов – с 16, Михаил Романов – с шестнадцати, Алексей Михайлович – с пятнадцати, Федор Алексеевич – с четырнадцати, Петр Ι – с десяти, Петр ΙΙ – с 12-ти, Иван Антонович – с двух месяцев. Среди названных государей есть для России выдающиеся.

Но какие утраты понесла Россия и ее народ в молодые годы таких государей! Если брать последнее время, то, что ни государь – всенародная трагедия. Николай утратил царство. Временное правительство служило не народу, а масонам. Троцкий ставленник Америки. Еврей по национальности, он служил идеалам мировой революции. Ленин ответственен за уничтожение Церкви. Народ был нужен Сталину, но для него – превыше социализм. Повернуться к людям заставила война. Хрущев показал себя мужицким царем, но по сути своей, был предателем русского народа. Беда Крыма – его деяния. Здесь надо сказать вот о чем: у руля государства зачастую стояли тайные агенты вражеских государств. Так скажем, министр иностранных дел Шеварднадзе одарил Америку шельфом на Ледовитом океане. Горбачев и Ельцин разоружили страну, раздали военные базы, уничтожили промышленность, позволили американцам осуществить их мечту – отобрать у России республики, а, если что не удалось, - пока что, - так развалить и саму Россию на десятки государств.

Вроде бы у нас могучая армия, в норме атомный щит, но мы послушно уничтожаем образование народа. Мы лишили народ творческой работы. Наши сильные мужчины, замечательные профессионалы и труженики, работают охранниками, или пьют. Другого дела для них не сыскалось. Если народ не сумеет постоять за себя, он обречен. А пророчество тут одно: мы знаем, как росчерк пера прекратил существование Российской империи. Как закулисные разговоры Горбачева на Мальте закончились утратой Советского Союза. Вчера был, а сегодня не стало. Хочется верить, Господь возблагодарит Россию за ее бесконечное терпение, и позволит, наконец, быть хозяевами на русской земле – русским.