Доклад на Международной конференции «Соборность Церкви: богословские, канонические и исторические измерения», 11 ноября 2021 г., Киев.
Фото: иеродиакон Симеон (Кивайло) / Православие.Ru
Церковь не может быть сведена к обыкновенному человеческому институту
Церковь имеет богочеловеческую природу, по этой причине невозможно дать ее всеохватывающее и исчерпывающее определение. Церковь не может быть сведена к обыкновенному человеческому институту. Ее сущность и историческая реальность содержит в себе много аспектов не только видимого, но и невидимого мира – по причине своего внутреннего единства с Богом она сочетает в себе не только лишь человеческое, но и божественное. А Бог не может быть вписан в рациональные категории ограниченного человеческого разума. Святой апостол Павел, используя в качестве метафоры жизни Христовой Церкви брак, говорит: «Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф. 5: 32).
В Святом Писании и Новом Завете отсутствует какое-либо определение Церкви, хотя слово «церковь» встречается там 110 раз. Вместо точного понятия святые писатели говорят нам о Церкви языком образов, метафор, аллегорий и притч, описывая ее разнообразными символами и раскрывая через них различные аспекты ее бытия и единства с ее Основателем и Главой – Господом Иисусом Христом. Святой апостол и евангелист Иоанн передает слова Господа, в которых Спаситель сравнивает Церковь с лозой и ее ветвями (Иоанн 15: 1–8), с Пастырем и Его стадом (Иоанн 10: 1–16). В притче о добром самарянине Господь говорит о Церкви как о лечебнице, в которой человеческая природа получает исцеление от Лекаря души и тела. Святой апостол Павел, раскрывая учение о Церкви, использует образ строящегося здания (Еф. 2: 19–22), брачного союза (Еф. 5: 23; 5: 32), дома (семьи) (1 Тим. 3: 15; Евр. 3: 6), града Божиего (Евр. 11: 10), главы и тела. Общим началом во всех метафорах по отношению к Церкви является Богочеловеческая Личность Господа нашего Иисуса Христа – Он является формирующим фактором, основой и связью между членами Церкви. В Нем и через Него находят основание и сущностные свойства Церкви (т.е. относящиеся к самой сути Церкви и по необходимости проистекающие из нее), указанные в девятом пункте Символа веры, среди которых – соборность.
Именно метафора живого организма используется апостолом Павлом как образ, раскрывающий соборную природу Церкви
Уже в первые дни после Воскресения Христова мы видим Христовых последователей в Иерусалиме, пребывающих в Сионской горнице, как общность единодушную и единомысленную в вере и молитве. В день Пятидесятницы Святой Дух сходит на малое стадо Христово и Своей животворной и животворящей силой начинает мощно и неуклонно действовать на этот зачаток Церкви, оживляя, укрепляя и взращивая его в стройный, крепкий и разрастающийся в своих масштабах духовный организм. Именно метафора живого организма используется святым апостолом Павлом как самый сильный и насыщенный смыслом образ, раскрывающий с самой большой глубиной соборную природу Церкви. С самого начала верные Христовы последователи представляют собой не разрозненное стадо без пастыря, не братство, основанное на взаимных близких отношениях, и даже не общество, благоустроенное на духовном и нравственном союзе воли и чувства, но общество ангельское[1], общность живых членов, связанных между собой в невиданное до этого благодатное единство и гармонию внутренней жизни, жизни нового человечества во Христе Иисусе:
«И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах… Все же верующие были вместе и имели всё общее.
И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви» (Деян. 2: 42, 44–47).
«У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян. 4: 32).
Для этой благодатной соборности, объединяющей в истинном учении, молитве, любви и преломлении хлеба в Святой Евхаристии, не существует разделения по признаку богатства и бедности, знатного происхождения и низкого общественного положения, власти и рабства, внешней учености и неграмотности. Врата Церкви уже с первого мига ее существования широко открыты для всех без различия звания, состояния и национальности.
Термином «соборная» в Символе веры передано греческое слово „Καθολικὴ“, основа которого происходит от слова „ὅλος“ – целый, совершенный.
«Приставка каф – имеет одним из своих трех значений усиление понятия, с которым оно соединено. Таким образом, в целом здесь обозначается ничем не ограниченная полнота, всеобъемлемость, “плирома”…»[2].
Но не географический или этнографический аспект этой всеобщности бытия, цели и духовной жизни выражает термин «соборность», а ту полноту, о которой говорит святой апостол Павел в своем послании к Ефесянам: «Отец… и поставил Его выше всего, главою Церкви, Которая есть тело Его, полнота Наполняющего все во всем» (Еф. 1: 22–23). Соборность является сущностным свойством Церкви, доводящая через благодать Святого Духа до каждого своего члена полноту жизни во Христе, связывая отдельных членов Тела Христова в дивное богочеловеческое единство. Подобно тому как в теле все члены участвуют в полноте его жизни, будучи связаны между собой в органическом единстве и гармонии.
Воссоединение разъединенного и разрозненного человечества осуществляется в Евхаристической действительности Церкви
Тайна богочеловеческого единства, единства внутреннего, сокровенного, органичного есть тайна соборности Церкви. Это воссоединение разъединенного и разрозненного человечества осуществляется прежде всего в Евхаристической действительности Церкви. И святой апостол Павел, называя Церковь Телом Христовым, вписывает этот образ в его литургическую реальность: «Един хлеб, и мы многие единое тело, ибо все причащаемся от единого хлеба» (1 Кор. 10: 17). В Таинстве святой Евхаристии по знаменитому выражению святого Кирилла Иерусалимского верующие становятся «сотелесниками и единокровными Христу»[3], а вместе с тем сотелесниками друг другу. В литургическом опыте Церкви ее соборная природа самым ясным образом раскрывается не как моральная действительность, а как действительность онтологическая, являясь иконой Царствия Небесного. Соборность предполагает собрание, а именно – собрание верующих около Трапезы, их участие в Тайной вечере.
Истина дана соборности, соборность не знает частных мнений или личных истин
Тайна соборного единства в Церкви включает в себя и единство в вере и истине. Первоначально слово «соборная» изпользовалось святыми отцами именно в этом контексте, чтобы обозначить чистоту и нерушимость учения Христа, веры, которая, по слову святого Викентия Леринского, исповедуется везде, всегда и всеми. «Истина и спасение даны любви, то есть Церкви»[4], – сказал священномученик Иларион Троицкий. Продолжая эту мысль, мы бы сказали, что истина дана соборности, соборность не знает частных мнений или личных истин. И в этом контексте опять соборность является характеристикой не внешней и количественной, но внутренней и качественной. Соборная истина Церкви может выражаться даже малым количеством исповедников веры, как это было в случае со святым Марком Ефесским.
«Святой Максим, которого церковная традиция называет Исповедником, ответил тем, кто хотел принудить его причаститься с монофелитами, так: “Даже если вся вселенная причастилась бы с вами, я единственный не причащусь”. “Вселенной”, под которой он понимал пребывающих в ереси, он противопоставил свою соборность»[5], «а такой муж, как святой Василий Великий, в особо трудный момент борьбы за догматы смог воскликнуть с соборным дерзновением: “Кто не со мной, тот не с истиной”»[6].
Иерархия не противоречит соборности. Напротив, она призвана быть ее хранителем и выразителем
Православной экклезиологии абсолютно чужда любая эгоистическая обособленность, индивидуализм, самодостаточность. Соборная природа Церкви неизбежно находит выражение и в ее земной организации и управлении. «Ибо угодно Святому Духу и нам» – это вечный и неизменнный принцип, с которым соборный разум Церкви подходил к решению всех возникащих вопросов и проблем, касающихся ее исторической реальности, а апостольский собор в Иерусалиме в 51 году стал прототипом Вселенских соборов Православной Церкви, которым принадлежит высшая церковная власть. Православная Церковь знает не «я», а «мы», не «меня», а «нас». Господу было угодно дать Своей Церкви иерархическую структуру, но иерархия не противоречит соборности, напротив, она призвана быть ее хранителем и выразителем. В соответствии с известной мыслью святого Игнатия Богоносца:
«Где будет епископ, там должен быть и народ, подобно тому, как где Христос, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь»[7].
В этих словах святой Игнатий сопоставляет отдельную Поместную Церковь, объединенную вокруг своего епископа, со всей Вселенской Церковью, как частное с общим, выражая Православное учение о равнопоставленности Поместных Церквей. По отношению к Телу Христову всякая Поместная Церковь является не частью Тела, а самим Телом, пусть и в умаленном по масштабу виде, она содержит в себе образ целого, подобно тому, как в Святой Евхаристии всякая частичка Святых Даров содержит целое Тело Христово. Ту же смысловую нагрузку несет греческое слово «ὅλος», которое мы рассматривали выше, потому что им обозначается «такой предмет, части которого не представимы без целого, без того главного, которым они связуются во единое тело. Каждая часть является здесь образом целого»[8]. Как и Церковь в Иерусалиме, такой же соборной Церковью стали Церкви и в Антиохии, Коринфе, Риме, Александрии… Апостолские мужи в своих посланиях к другим Поместным Церквям обращались не как имеющие власть над ними, а как наставники и советники. В своих письмах они призывали подчиняться не им, а своим епископам, а себе оставили единственное право молитвенно ходатайствовать перед Богом о благостоянии, то есть стоянии в истине и Духе Святом братской поместной церковной общины.
Православию абсолютно чужда римско-католическая экклезиология, персонифицирующая высшую вероучительную и судебную власть в лице только одного епископа. Православная Церковь никогда не признавала право данного епископа принимать апелляции по догматическим или судебным постановлениям, принятым данной Поместной Церковью. Так, например, отцы Карфагенского собора в 419 году, ссылаясь на 6 и 7 правила Первого Вселенского Собора, решительно отвергли право римских епископов на юрисдикцию в других Поместных Церквях, указывая на глубокое экклезиологическое основание:
«Ибо отцы судили, что ни для одной области не оскудевает благодать Святаго Духа, через которую правда иереями Христовыми и зрится разумно, и содержится твердо, и более того, каждому, если появится сомнение о справедливости решения ближайших судей, позволено приступать к Соборам своей области, и даже ко Вселенскому Собору. Разве есть кто-либо, который бы поверил, что Бог наш может одному только некоему вдохнуть правоту суда, а безчисленным иереям, сошедшимся на Собор, откажет в оном? …О том, чтобы некие, словно от ребра твоей святыни, были посылаемы, мы не обретаем определения ни одного Собора Отцов».
В заключении послания содержится пророческое предостережение:
«Итак, не соизволяйте, по просьбе некоторых, посылать сюда ваших клириков исследователями, и не попускайте сего, да не явимся мы вносящими дымное надмение мира в Церковь Христову, которая желающим зрети Бога приносит свет простоты и день смиренномудрия»[9].
Православие не знает других отношений между епископами и их церквями, кроме духовно-родственных и братских
Православие не знает других отношений между епископами и их церквями, кроме духовно-родственных и братских, потому что их объединяющее начало едино и Глава Церкви один – Господь наш Иисус Христос. Он является объединяющим началом всех членов Церкви независимо от их иерархического положения, в Нем находит свое основание соборность Православной Церкви. И единственным путем к соборному единству всегда был путь благодатного озарения любви в Святом Духе, как учит нас святой апостол Павел:
«Но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви». (Ефес. 4: 15–16).