«Батюшка, ваш сын курил в туалете! И склонял к этому физрука!»

Недавно с умилением, граничащим с ехидством, в очередной раз слушала разговор молодых родителей, держащих на руках годовалую по виду девочку, и бабушки (чьей-то из них мамы):

– Молодцы, что носите Лидочку каждое воскресенье в храм, – говорила бабуля, любуясь внучкой в рюшах. – Вырастет, будет хорошей верующей девушкой. Замуж выйдет, деток нарожает. А то смотришь на эту современную молодёжь. Забредут раз, непонятно зачем, вот как та... И спят... Их же, нецерковных, сразу видно...

И сделала жест рукой куда-то в сторону.

Я проследила за ее движением и увидела, что конец жеста «уперся» в мою вторую дочь Соню, которая, да, спала в тот момент на лавке, но вообще-то родилась практически в храме. И не пропускала ни одной субботы, воскресенья и праздника. И тоже всегда была в рюшах, розовом, платочках, чётках, крестиках и иконках. И вызывала православный восторг и слёзы всех наших прихожан.

А потом грянул пубертат! И вот, в его разгар моя дочь после существенного протеста и перерыва сама решила прийти в храм причаститься. Да, оделась, как подросток. Да, в чёрное, «аниме» и капюшон. Да, до службы я обежала всех бабушек и батюшек и просила:

– Только ничего ей не говорите... Пожалуйста, ничего не говорите...

Да, Соня половину службы проспала! Но пришла же! Сама! И спала В ХРАМЕ, а не где-то там.

А тут: «Их же, нецерковных, сразу видно...».

– Ничего-ничего, подождём, – бубнила я себе под нос за спиной этой семьи. – Не вы первые, не вы последние... Посмотрим, что вы запоёте лет через 10–12.

И злорадно потирала руки. Каюсь!..

– А наша-то, а наша, – продолжала та бабушка, – к иконкам тянется, целует, креститься пытается... Ангел, а не ребёнок... И так будет всегда, вот увидите.

Я ещё злораднее потёрла руки...

***

Когда я была молодой, наивной и не такой умудрённой опытом, как сейчас, я тоже думала, что уж мои-то девочки не то что будут всегда радостно бежать на службы – волосы назад, но вообще убегут в монастырь, иконописную и регентскую школы, православный затвор и многодетные супруги иереев. Никакого мира, который лежит во зле! И, даже вынужденно пока пребывая в этом миру, будь он неладен, они будут вести себя, как и подобает истинно-верующим барышням, подвижницам и исповедницам. А не вот это все – светское, непотребное и хулиганское.

А как может быть иначе?!

Все беременности я исповедовалась и причащалась каждую неделю, молилась, читала сплошняком все существующие акафисты и мазала живот всеми освящёнными везде, где только можно, маслами. Мы крестили дочек сразу после нашего выхода из роддома, укладывали их спать и будили под православные песнопения и не кормили без предварительных просфор и святой воды. Вокруг их кроваток всегда стояли иконостасы и висели разные молитвы от сглаза, порчи, грехопадения и за все хорошее против всего плохого.

Мы прочитали им все существующие Детские Библии, Евангелия и православную детскую литературу. Мы объездили с ними все монастыри и окунулись во все источники. Мы не пропускали с ними ни одной воскресной литургии, разве что только с температурой под 40. Едва начав говорить, они уже знали «Символ веры», «Отче наш», «Богородицу» и «Царю Небесный». Сесть за стол без молитвы, а также лечь спать, проснуться, выйти на улицу и вообще что-либо сделать было невозможным, немыслимым и не про нас.

Едва научившись ходить, они ковыляли к аналоям и целовали кресты. А дома – иконки

Едва научившись ходить, они ковыляли к аналоям и целовали кресты. А дома – иконки. Да они их везде целовали!.. Так что нашла чем удивить та бабушка.

Старшая по собственному желанию выстаивала все службы и в свои 3 года убила наповал и так еле дышащую от прожитых лет храмовую старушку.

– Деточка, на тебе конфетку, -– прошамкала та.

– Спасибо! Но я съем ее после поста...

В общем, самое благочестивое благочестие меркло на нашем и наших девочек фоне, и святые украдкой утирали растроганную слезу, глядя на нас с икон. И, наверное, даже думали – не пора ли им уступить нам место.

И?..

***

...И однажды старшая сказала:

– Мама, вы с папой сами, осознанно пришли к вере, а нас привели в храм! Я тоже хочу сама все понять! А сегодня я не хочу на службу!

Это та девочка, которая когда-то мечтала стать монахиней!

Практически мой обморок, слёзы, разговоры с мужем... И сейчас она ходит по большим праздникам. Чтобы не расстраивать нас... И слава Богу! А я молюсь:

– Господи! Просто за то, что она пока нас слушается, зачти ей это в Своей небесной канцелярии.

...Что ещё?..

– Лена! Как же так! Ты православный писатель, муж – алтарник... А ваша Соня проболтала с подружкой всю службу. И вообще она в джинсах!

...Или вот:

– Лена! Ты православный писатель (прямо клеймо какое-то), муж у тебя – алтарник (опять же)... А ваши две средние подрались прямо во время Исповеди перед аналоем... И батюшка был очень недоволен...

Можно подумать, я была очень довольна. Но мы их этому не учили, чесслово. Мы водили их каждый день в храм и воспитывали в вере. И думали, что они навсегда так и останутся ангелочками в рюшах.

– Лена! Как же так! (дальше пропущу, ну, вы поняли)... Одна ваша дочка оплевала батюшку!

Ну да, было дело! Ей было года два, и священник призвал ее к порядку. За что и пострадал. Благо, у него у самого куча детей, и его уже ничем не удивить...

– Мама! Я не пойду на Исповедь к отцу N! – заявляет ещё одна дочь. – Он нарушает мои границы, личное пространство и свободу выбора!

Ась? Что? Пространство? Откуда они вообще это берут?!

...В миру будут исповедовать, проповедовать, миссионерствовать и вести себя как барышни из православного пансиона?

– Елена Александровна! Это классный руководитель! Дети напуганы, родители хватаются за сердце! Ваша дочь записывает всех в «Тетрадь смерти!»

Дети напуганы, родители хватаются за сердце! Ваша дочь записывает всех в «Тетрадь смерти!»

– Лучше бы она записала всех в тетрадь Страшного Суда! – проворчал муж, когда я прибежала к нему с криками об ужасах, которые, оказывается, творятся. Выяснилось, это у них игра дурацкая какая-то...

– Елена! Это сосед! А вы знаете, что одна ваша дочь с подружкой кидают из окна на прохожих шарики с водой! Как же так, Елена?! Вы же верующие! От кого, а от вас не ожидал!

Вы думаете, я ожидала?

У меня в этом смысле сейчас вся надежда только на Машу с синдромом Дауна. И то:

– Мама! Храм – нет! Гулять!

А она, между прочим, тоже родилась практически в храме и уже умеет креститься и молиться. И мне все доказывали, что такие дети – ангелы. И спят и видят, как бы не вылазить из церкви!

– Мама! Гулять! – повторяет Маша и топает ногой. А потом в знак протеста просто ложится перед алтарем. И молодой батюшка делает мне страшные глаза. Я ему в ответ – ещё страшнее. У него просто только родился первенец, и не знает он ещё жизни!

***

– Лена, не переживай! У нас не самый худший вариант, – утешает меня муж.

Тут согласна, у нас вообще прекрасные девочки.

– Мама, у нас это просто возраст, – успокаивают меня сами дочки...

...Что там ещё говорят про верующие семьи? А, вот... Что детей духовенства, например, видно сразу! А как может быть иначе? Это же святые дети святых людей, которые возрастают в окружении всего святого! Все плохое убивается наповал благодатью ещё на подлёте к ним...

– Батюшка! Это директор школы МарьВанна! А вы знаете, что ваш сын курит в туалете? – позвонили как-то знакомому священнику.

Священнику, который, между прочим, пару раз приходил на беседы в ту школу и рассказывал: «Будете, дорогие родители, водить деток в храм, и все у вас будет хорошо!»

– А ещё ваш сын склонял к курению физрука...

– Что? Сын? Алтарник и отличник воскресной школы? Первенец и гордость?

Парень и правда хороший. Проблем никогда батюшке с матушкой не доставлял. Только радовал. Пока в переходный возраст не вошёл. И как подменили! Такое ощущение, что вместе с первым подростковым прыщом у них в мозгу и других местах происходит короткое замыкание и начинает истошно орать какая-то красная кнопка. И все! Механизм бесконтрольно летит в неизвестном направлении.

Ну, и помимо всего прочего, о чем я рассказывать не буду, решил он с одноклассниками в школьном туалете электронные сигареты покурить. Лучше места не могли найти. Хоть бы со старшими и опытными посоветовались.

– Господи! А физрук тут при чем? – простонал в телефон батюшка.

А при том, что в этот момент сортир решил посетить какой-то молодой паренёк. Старшеклассник по виду. Мелкий, щуплый и на лоха похожий.

– Че, будешь? – вальяжно протянул ему сигарету батюшкин сын. – Или стремаешься?

– А че, можно, – ответил щуплый.

И вдруг скрутил парня, тот даже пикнуть не успел. И – к директриссе. Новый физрук, оказалось. Первый день вышел на работу. Кто ж знал. Как малец выглядел.

– Вы батюшка, не волнуйтесь так, – запереживала и сама МарьВанна. – Они все в этом возрасте курят.

– Но он же – мой, мой! Я же священник, и я сам говорил: «Водите в храм – и все будет хорошо!»

– Ну, вот так... Бывает.

Что там батюшка с сыном своим сделал, история умалчивает... Помолился, наверное... Ну, я надеюсь...

Это курение – вообще какой-то бич всех подростков. Вот тоже история.

Семья церковная. Мама иконы пишет, в трапезной работает, папа алтарничает, на клиросе поёт. Детки верующие, все такие из себя в православной гимназии. Едва не мироточат. Пример, образец и все такое.

– Алло! Это полиция! Мы задержали вашего двенадцатилетнего сына курящим у метро! Приезжайте за ним в отделение!

– Я сейчас не могу! Я на клиросе пою! – прошептал в трубку со службы обалдевший папа, вмиг перепутавший все ноты, крюки и молитвы.

– А мама?

– А мама поминальную трапезу готовит.

– Все ясно! Блаженные! Ну, мы сами его привезём.

Что дальше было, я тоже не знаю. Но вроде все живы.

***

У друга моего, отца Евгения, сына-подростка вообще забрали в обезьянник. Тоже пубертат подкрался незаметно. А такой хороший мальчик был. Церковные бабушки обрыдались от восторга, глядя на него. И сам священник украдкой тоже. Чудо, а не ребёнок. А тогда подрался на улице и витрину магазина разбил.

Нельзя сказать, что батюшка был до дрожи удивлён. Удивлён он был раньше, когда у его ангелоподобного сына, который все детство в монаха играл и кадил всем, что висит, что-то вдруг щелкнуло в голове, и он заявил, что «надоела мне эта ваша Церковь. И вообще, я свободная личность в поисках себя!» Ну, и пошло-поехало. И обезьянник, в принципе, стал вполне логичным завершением этих поисков и метаний молодой неокрепшей души.

Но все равно, сын попа в полиции, под арестом – это перебор. К тому же городок маленький, все друг друга знают. И когда из отделения, хихикая, ему сообщили эту приятную новость, отец Евгений справедливо вознегодовал.

Первым порывом любящего отцовского сердца было, само собой, надрать засранцу задницу. Вторым – поехать спасать беззащитное, попавшее в беду чадо. Тем более что батюшка сам – бывший мент. Это отдельная прекрасная история.

Знал он не понаслышке, что такое местный обезьянник. Это вам не заграничные тюрьмы, больше похожие на курорт. Удобств не имеется. Да и контингентец не самый гламурный. Можно и вшей домой принести, помимо всего прочего. И вообще душой повредиться.

Но, помолясь и здраво рассудив, решил отец Евгений, что пусть паскудник посидит пару-тройку деньков, чтобы неповадно было. Главное – супругу сердобольную удержать от спасательных порывов и женских эмоций. Да и самому слабину не дать. Тоже ж не камень, человек.

Помолясь и здраво рассудив, решил отец Евгений, что пусть паскудник посидит пару-тройку деньков, чтобы неповадно было

Выждав положенное, отправился вызволять. Понятно, что едва не расплакался, увидев драгоценного своего ребёнка, больше похожего на ощипанную курицу. Но драться и поучать не полез. Многозначительно и угрожающе молчал. Что ещё хуже.

А потом возликовал, когда полицейские ему по секрету сказали, что сынок его от таких потрясений в обезьяннике молиться начал. И даже проповедовал бомжам и алкашам. Что, мол, не по-христиански им вообще-то такую жизнь вести. Надо бы завязывать с пьянством и тунеядством и к Богу обращаться, чем быстрее, тем лучше.

В общем, подействовала батюшкина воспитательная хитрость. Да так подействовала, что сынок сейчас в семинарии учится. Священником хочет стать. Шоковая терапия…

***

А недавно у меня разговор с одним новоиспеченным отцом приключился. Который в маленькой своей дочке души не чает, обцеловывает всю, причащает, задыхаясь от гордости и нежности, и мечтает ей густые косы плести, когда на ее лысой голове хоть какая-то поросль образуется.

– Я вот даже представить себе не могу, что появится когда-нибудь грубое животное и заберёт у меня мою принцессу, – говорил он мне с неподдельным ужасом в глазах.

«Животное» – это мужчина, значится... Ну-ну...

– Я очень придирчиво буду отбирать ей женихов, – продолжал он. – Мимо меня даже мышь не проскочит.

– Ну, или дочка тебя даже не спросит, – жестоко и бесцеремонно «выстрелила» я в его наивную, чистую отцовскую душу.

И мне показалось, что он сейчас, и правда, склеит ласты прямо у меня на руках от такой перспективы.

Ну, и историю по случаю вспомнила...

Жил-был батюшка. Хороший, добрый, правильный, многодетный. Пастырь всяких разных овец, как он есть. Сыновья чудесные, дочки в платочках. Старшая – вообще загляденье. Умница-красавица, папина любимица. Глаза – озёра, коса русая до пояса, нрав кроткий. И всем другим Бог ее тоже не обидел.

Папа-священник мечтал и ее супругой священника видеть. Ну, и следил за дочкиным поведением и целомудрием изо всех сил. И она не подводила. Глаза в пол, «да, папочка», «да, мамочка», «спаси вас Господи»...

Женихов ей родители отбирали скрупулезно. Всех священников в городе объездили, ко всем поповским сыновьям присмотрелись. Выбрали самого перспективного. Высокий да статный, благочестивый не на шутку, борода пробивается, несмотря на юные годы, – знак будущего священнического достоинства. И пробор прямой! Как на картинках. Осталось только набриолинить.

– Вот, доченька, скоро свататься к тебе придут, – сказал заботливый отец.

– Да зачем же, папенька! У меня уже есть суженый!

И осел папенька, как громом поражённый. От кого-кого, а от доченьки любимой, кроткой да смиренной, такой строптивости и заявлений не ожидал.

Ну, и привела на следующий день поповская дочь в свой поповский дом женишка.

– Ты только не волнуйся, только не волнуйся, – махала на батюшку матушка всем, что машется. – Ты поговори сначала. Может, нормальный он человек. А что выглядит так... Ну, с кем не бывает.

Но с будущим батюшкиным зятем такого бывать не могло по определению. Куртка чёрная, кожаная, мотоцикл тарахтящий, в ухе серьга, взгляд наглый и вызывающий, речи дерзкие. И на красный угол не перекрестился.

Где их дочь, которая, кроме православных песнопений, ничего не слушала, и где рок-музыкант?!

– Папа, мама, это Гоша! Он рок-музыкант.

Матушка замахала на батюшку ещё активнее. Где их дочь, которая, кроме православных песнопений, ничего не слушала, и где рок-музыкант?! А вот поди ж ты...

– Да где ж вы познакомились то?

– На рок-концерте.

Все, чем махалось, закончилось...

Но, слава Богу, обошлось без смертоубийства. Священникам, как известно, это нельзя, а то бы... А дочка проявила такую настойчивость («Люблю, не могу, не благословите – убегу»), что пришлось несчастным родителям смириться.

Но парень оказался неплохой. Чудесный даже парень. А самое интересное, что со временем он свои железки поснимал, электрогитару на антресоль закинул, мотик в гараж загнал – и стал... священником. Так что сбылась батюшкина мечта. Правда, не без сопутствующих потрясений.

А по праздникам, в тёплой семейной обстановке, гитарку все же зятёк иногда достаёт. И под кагорчик песенки разные лабает. Но тут уж ладно... Тесть прощает. И даже подпевает. Ну, а что, не человек?

***

Ну, а если серьезно и возвращаясь к началу...

Конечно же, надо водить детей в храм, кто ж спорит. Но жизнь показывает, что совсем это не панацея от разных пердимоноклей и подростковых и детских выкрутасов. И не гарантия, что ребёнок однажды не скажет: «Не хочу я в этот ваш храм!» Или не придёт весь в чёрном, с синими волосами и тату, распугивая бабушек. И не заснёт на службе. Просто принципиально!

И не начнёт чудить. И искать себя вне Церкви. Это больно, это страшно, но это... нормально. Да, очень хочется, чтобы они не повторяли наших ошибок. Но и моя мама просила меня когда-то:

– Леночка, может, не надо? Не делай этого!

А я, вся в том же чёрном, с тремя серьгами в одном ухе, шестью – в другом и кольцом в носу, искала свой путь. И, совершив все ошибки, нашла.

И наши дети будут совершать свои ошибки, увы. А потом просить своих детей: «Может, не надо?» И так из поколения в поколение.

Поэтому сейчас я просто молюсь:

– Господи! Не оставь наших девочек! Прости им все! И нам прости! Исправь все, что я с ними напортачила! А я напортачила. Открой им Себя! Ведь открыть человеку Бога может только Бог! Только Ты! И да будет воля Твоя!

... И – да, «злорадно» потираю руки, когда молодые родители любуются в храме на своего ангела-младенца. И думают, что с их-то дитяткой точно ничего такого не случится. И дай им Бог.

Но знаю я, что пройдут годы, и они, так же, как и мы, родители подросших детей, будут шептаться в храме:

– Твоя пришла?

– Нет, не хочет.

– А мой сказал: «Только на Пасху!» И слава Богу!

– А мой пришёл, пришёл...

– Моя крест сняла....

... И ничего не остаётся делать, как только молиться, ждать и любить. И позволить действовать Богу! Он не оставит! Я это точно знаю! Пройдёт время, совершатся ошибки, и наши дети вернутся! Обязательно! А куда им ещё идти? У человека один только путь – к Богу!