Тогда в феврале, когда все началось, похолодело внутри даже у самые смелых. Оказалось вдруг, что вся эта привычная жизнь (да просто жизнь) может закончиться в один момент. Или не закончиться, но измениться до неузнаваемости.
Было страшно и непонятно. В один день потерял человек опору и болтался между прошлым и будущим в этом странном настоящем, которое больше напоминало книги или фильмы, но никак не реальность. Да, громыхало давно, но не так, чтобы близко.
И не только опереться стало не на что, но иногда и ухватиться не за кого. Проклинали друг друга, ненавидели. Потому что один здесь, а другой там. Еще вчера друзья и братья. А иногда оба там или оба здесь, а далеки как никогда.
Потом подуспокоились, попривыкли. И даже те жуткие дни, когда сидела у кого-нибудь там какая-нибудь старая полуслепа бабка в подвале без света и воды… И не мог дозвониться отсюда какой-нибудь внук. Потому что и связи не было… А в новостях – обстрелы, снаряды, именно в тех местах… И молилась там бабка. Здесь молился внук, которого уже давно раздражала она своим вечным: «Ты почему плохо кушаешь?!» А теперь: «Я кушаю, ба, я кушаю. Ты только ответь…» Но молчал телефон. Жива ли?
В общем, и это сгладилось у многих. Вроде все и продолжалось, конечно. Но и не затронуло кого-то сильно. Здесь, по крайней мере.
Хотя нет, первого сентября еще звонила я друзьям туда и в прямом эфире слушала разрывы снарядов… Жутко.
А так, как и раньше, многие из нас пили, ели, гуляли, отдыхали, в море купались, смеялись. Даже с теми, с кем спорили недавно и ругались. Но как-то поотпустило… Да, удивительное все же существо – человек.
***
Мы забыли, но нас не забыли. И вот опять внутри похолодело. И опять не жизнь, а книги и фильмы. Мобилизация… Слово-то какое – киношное…
Пишет мне наша прихожанка: «Сына мобилизовали. Прошу молитв». Как мобилизовали? Я ж его помню мальчишкой совсем!
Но закончились фильмы. И пишет мне сообщение наша прихожанка: «Сына мобилизовали. Прошу молитв»…
Как мобилизовали? Я ж его помню мальчишкой совсем. Тонкий-звонкий. У него еще сестренки. На литургии наши дети рядом стояли. Маленькие же вот еще…
Я перезваниваю, она держится, но проскакивают всхлипы… И тут же:
– Ну а что делать. Кому-то надо. Но он даже щетку зубную не взял… Хотя зачем она ему? У него даже пасты нет. Из вещей только паспорт. Пошел в военкомат – и тут же увезли. Может, посылку можно будет?
И опять растерянные всхлипы…
А через два дня пишет: «Были у него. Мысли в раскоряку, слезы льются…»
Соседка в деревне голосит: «Сашку забрали. Внука!»
Как Сашку? Он же вот только нам помогал во дворе что-то делать… И просит бабка для него хоть чего-нибудь «церковного», какого-нибудь маслица освященного. Чтобы помазался… А делать-то что?
Говорю с другом-прихожанином. В первый день его не взяли, но обязательно возьмут во второй или третий. Он – 1-я категория и специальность проходящая.
Мать его плачет, что он у нее один. И даже внуков нет. Кто-то советует бежать, спасаться, спрятаться и затаиться. В Белоруссию, в Монголию, куда угодно. Шлют тексты всяких экспертов, которые популярно объясняют, почему идти не надо и умирать не за что.
А другие хлопают по плечу: «Ничего, братуха! Станешь героем, привезешь медалей». Их самих точно не мобилизуют. Пока, по крайней мере.
Я смотрю новости. Жены рыдают, обняв мужей, матери – сыновей. Где-то это уже было. А, в кино… Но не кино это. Теперь это наша жизнь
– Поджилки у меня, конечно, трясутся. Очкую, что тут врать. Тут еще искушения эти – бежать. Мама плачет… Но не будешь же вечно бегать. Да и стыдно это. Если все разбегутся, что будет? В квартиры к нам это придет? На все воля Божия.
Четвертый пишет в ВК, что позвонил в военкомат сам. Но сказали сидеть пока дома…
У пятой, верующей, повестки пришли обоим зятьям. И молятся все вокруг…
Звонят из нашего храма. Пришли ребята – военные по виду. Крестики себе покупали, перед иконами долго стояли… И пришел бомжик. Тоже за крестиком:
– Вдруг с улицы меня заберут. Я же служил когда-то… А у меня крестик с собой…
Я смотрю новости. Автобусы… Жены рыдают, обняв мужей, матери – сыновей. Где-то это уже было. А, в кино… Но не кино это. Теперь это наша жизнь, и в нее сложно пока поверить.
***
Кричит приятельница в трубку… Мужу пришла повестка. Ругается на всех. И на «диванных экспертов». И на меня заодно:
– У тебя пятеро! И Маша – инвалид! Вадима-то не загребут! А моему идти! …да ты прости, я не к тому… Страшно просто.
Я молчу. И слушаю. А что я могу сказать?
– Поубивают у нас лучших мужиков, останутся в стране одни таджики! – продолжает она.
А я сейчас как раз в санатории, с Машей на реабилитации. Тут многодетная семья таджиков с девочкой-инвалидом. Они давно россияне, но по происхождению – таджики. И там на семью – трое, кого могут забрать. Включая дочь.
Кстати, тут много всяких многодетных и «понарожавших инвалидов» – целый заезд. И многим в тот день, как и мне, свалилось вдруг на голову: «Вам-то хорошо…» Не хотели делать больно. Свои боль и страх рвались наружу.
Кто-то веселится. Слышала разговор мужчины по телефону:
– Повестка тебе? А веселый чего такой? Аааа… Ну от твоей жены и я бы с радостью на фронт пошел…
Кто-то ругает власти и законы из-за этой мобилизации:
– Тормозят машины, ловят прямо на улице – и на войну! И машины – на войну! Читал – знаю…
Кто-то защищает:
– Да кого там ловят? 1% всего населения. Тоже читал…
И все переживают и боятся: а что будет? Даже те, кто храбрится. Коснется ли это каждого или закончится быстрее? Все умрем или кто-то выживет? Третья мировая или нет пока?
Гудят соцсети, гудят люди… Ищем информацию, штудируем. Прямо противоположную. И все уже знают наизусть, кого мобилизуют в первую очередь, кого – во вторую, кого – в третью. А кто может расслабиться…
– Но ты помнишь, как было с ковидом? Сначала просто читали, что кто-то где-то заболел и умер. Потом заболели знакомые знакомых, потом знакомые. Потом друзья, потом семья, потом мы. Так и здесь, – говорит мама девочки с аутизмом.
И мне страшно…
Я в очередной раз читаю каких-то экспертов и психологов, которые советуют в такой ситуации «заземлиться» – и станет легче. Кому-то это, может, и помогает, мне – нет. Заземляйся – не заземляйся тут…
***
И в вихре этого хаоса мыслей, мнений, ругани, страхов и непонимания я вдруг увидела Евгению Сергеевну. Там, в санатории. Она, как и всегда, сидела на диване у нашего корпуса и, чуть запрокинув голову, смотрела вдаль – на море.
Мы с ней подружились пару недель назад. Она так же сидела с запрокинутой головой и чуть прищуренными глазами. И я подумала, что ей плохо. Оказалось – хорошо.
В тот день она рассказала, что дети купили ей путевку в тот крымский санаторий – отдохнуть и подлечиться. Она им очень благодарна, хоть и скучает по своему храму. Но тут красиво… На почве храмов мы и сошлись.
«А как вы относитесь ко всему этому?» – спросила я. – «С молитвой!» – тихо сказала она
– А как вы относитесь ко всему этому? – спросила я.
Объяснять, к чему конкретно, было необязательно. Наш санаторий весь «жужжал» только об этом.
– С молитвой! – тихо сказала она.
«С молитвой». Так коротко и так просто. То, о чем я забыла со всеми этими страхами и «заземлениями». Паникой и чтением всяких телеграмм-каналов. Как будто Господь вдруг дал ответ, показал опору…
– С молитвой! – повторила она более уверенно. – Можно спорить: кто-то там прав или кто-то неправ. Ненавидеть, бояться, соглашаться, рваться куда-то, от кого-то бежать… Но в конечном итоге – все в руках Господа. И судьба отдельного человека, и судьбы народов. Его и молю сохранить жизнь моему Вове, внуку. Его тоже призвали. Он офицер.
– И вам не страшно? – спрашиваю я.
– Страшно. Но у нас в семье все мужчины – военные. Сознательно шли в профессию, а она, к сожалению, предполагает такое. Муж покойный на границе служил. Сын в боевых действиях участвовал… Теперь вот Вовка. Страшно. Но с молитвой отношусь. Господь не оставит. Ему вверяю Вовку моего.
И пожилая женщина опять прикрыла глаза. Наверное, молилась за своего Вовку. А на что и на Кого можно еще сейчас опереться?.. «С молитвой». Так просто… И так сложно.
Тогда я вспомнила слова моего украинского друга. В тот день взрывалось у них. Я знала, металась по квартире, звонила всем знакомым там каждые пятнадцать минут. И ему тоже с женой.
– Хватит метаться! Над всем Господь. Спокойно, уверенно молимся. Только это может помочь…
Да! Наверное, правы они – мой украинский друг и Евгения Сергеевна из России…
…А санаторий жужжал, как улей, ругался, спорил… Как будто этим можно было что-то изменить.