Поделись со мной

«Дух дышит, где хочет» (Ин. 3, 8)

Наверное, в жизни у каждого есть сюжет, ставший откровением, поворотной точкой, катарсисом. Сюжет из книги, из фильма. Далеко не всегда это шедевры мирового искусства — «когда б вы знали, из какого сора…». Для меня в 14 лет таким откровением стал коротенький рассказ Кира Булычёва «Поделись со мной».

Я читала сборник фантастических рассказов — просто для развлечения. С 6 лет я заглатывала книги почти без разбора, и серьёзные, и не очень; процесс чтения не прекращался даже на день — я заканчивала одну книгу и тут же брала с полки новую. Поэтому к 14 годам в моей голове накопилось уже огромное количество сюжетов, выводов, мыслей. Тем удивительней стало впечатление, которое произвёл на меня фантастический рассказ — я буквально споткнулась об него, потрясённая.

Для меня откровением стал коротенький рассказ: я буквально споткнулась об него, потрясённая

Землянин прилетает на чужую планету в дальнем конце Вселенной. Он поселился в семье коллеги и поневоле включился в жизнь обитателей дома. Ему кажется, что жители планеты владеют телепатией: умеют читать чужие мысли. Болезнь бабушки открывает землянину правду.

«Домашним кошкам не положено жить в клетках, но она была здесь экзотическим, редким зверем. Я тоже был редким зверем, который не понимал происходившего и не мог рассчитывать на понимание. А ведь мне казалось, что мы с этими людьми стали близки. Моя неполноценность обнаружилась в неподходящий момент, но в чем неполноценность? Я понимал, что надо поехать в больницу, — там я узнаю нечто важное. Никто не звал меня туда, и, вернее всего, мое присутствие будет нежелательным. И все-таки я не мог не поехать.

Меня никто не остановил у входа в больницу. Лишь девушка у серого пульта спросила, не помочь ли мне. Я назвал имя бабушки, и девушка проводила меня до лифта.

Я шел по длинному коридору, странному, совсем не больничному коридору. Вдоль стен его стояли кресла, вплотную друг к другу. В креслах сидели люди. Они были здоровы, совершенно здоровы. Они сидели и молчали, и им было больно.

У матовой двери в операционную я увидел моих друзей. И Лину, и ее отца, и братьев. Тут же, в соседних креслах, сидели наши общие знакомые — те, кто работал вместе с нами, жил рядом. Лина взглянула на меня. Зрачки ее скользнули по моему лицу. И в них была боль.

Я опустился в свободное кресло. Неловко было рассматривать людей, которым до меня нет дела. Я уже знал то, что казалось тайной час назад».

Я ощутила, что мне непременно, во что бы то ни стало нужно этому научиться

Жители чужой планеты умеют делиться чувствами — делиться на физическом уровне. Забирать плохое и отдавать хорошее.

С невероятной силой я ощутила, как важно то, что я только что прочитала. И что мне непременно, во что бы то ни стало нужно этому научиться. Что это, возможно, главное, чему я должна научиться.

« — Поймите, — сказала Лина, когда отец отошел. — Очень трудно было бы объяснить все с самого начала. Для нас это так же естественно, как есть, пить, спать. Детей учат этому с первых дней жизни.

— Это всегда так было?

— Нет. Мы научились этому несколько поколений назад. Но потенциально это было всегда. Может, и в вас тоже, скрытое в глубине мозга. Даже странно думать, что другие миры лишены этого. Ведь в каждом разумном существе живет желание обладать такой способностью. Неужели нет?

— Да, — сказал я. — Если рядом с тобой человеку плохо. Особенно если плохо близкому человеку. Хочется разделить боль.

— И не только боль, — возразила Лина. — Радость тоже».

И вместе с тем я понимала, что это не просто умение, навык. В рассказе возникает слово «дар» — так я и восприняла это свойство: как некую высшую особенность. То, что может быть даровано.

Тогда мы ещё жили в Советском Союзе. Никаких разговоров о Боге и религии не велось — разве что в атеистическом ключе. В городе, где я росла, не было даже храма. Слово «молитва» в моем сознании существовало где-то в разделе архаики. Но я встала у окна, подняла глаза к небу и без слов стала молить о даровании мне такой способности. Кого я просила? Мой ум не знал. Но сердце — знало.

Только теперь я могу точно сказать, почему меня так потряс этот простой рассказ. Для меня он стал притчей, раскрывающей самую суть христианства: «Носите тяготы друг друга, и так исполните закон Христов» (Гал. 6, 2). И сердце моё рванулось туда, где виделись цель и смысл человеческой жизни, умом пока не осознаваемые: исполнение закона Христова.

Теперь, спустя много лет, я воспринимаю землянина из рассказа как человека, ещё не обретшего глубину и силу веры. Не ведающего, что одна из самых ярких и чистых радостей — радость отдавать себя другому, ближнему, исполняя тем самым замысел Бога о человеке. Кто-то скажет — но и неверующий способен на жертву. Да — однако лишь потому, что в его душе тоже звучит голос Божий.

«Я добрел до дому пешком. Чуть побаливала нога, но я старался не думать о боли. Иногда она возникала и пыталась овладеть мною. И тот из прохожих, кто оказывался ко мне ближе всех, оглядывался, смотрел на меня, и мне сразу становилось легче. Но я прибавлял шагу, чтобы не утруждать людей. Мне встретились молодые женщины. Они несли по большой охапке цветов. Они смеялись, болтая о чем-то веселом. Они увидели мою постную физиономию и наградили меня своей радостью. Чужая радость обдала меня душистыми свежими брызгами. Старик, сидевший на лавочке опершись о трость, подарил мне спокойствие. Так бывало со мной и раньше, но я не замечал связи между своими ощущениями и другими людьми.

Им и труднее, и легче жить, чем нам. Они могут дарить и принимать дары, вернее, должны. Ни один из них не может отгородиться от людей — потому что если мы видим человеческие слезы, то они чувствуют их. А ведь зрение куда менее совершенно.

В тот день я стал завистником. Я завидую им и даже порой чувствую к ним нечто вроде неприязни. Я всегда буду чужим для них, как нищий среди щедрых богачей. Я могу принимать дары, но не способен дарить сам».

Господь вложит в раскрытое сердце дар, которого сердце жаждет

Финал рассказа печален — герой улетает, расставаясь с любимой девушкой. Другого выхода нет — оставаясь на чужой планете, он будет чувствовать себя неполноценным. И Лина не может улететь с ним на Землю, где люди не умеют делиться чувствами.

В детстве я не хотела смириться с этим финалом — знала и чувствовала, что может, должно быть по-другому. И действительно — что невозможно человеку, возможно Богу. Господь вложит в раскрытое сердце дар, которого сердце жаждет. И станем мы совершенны, как совершен Отец наш Небесный.