От Тбилиси до монастыря Самтавро ехать недолго, не больше часа. Вахтанг, мой добрый приятель, взявший на себя труд гостеприимного грузинского окормления, провозгласил: «Быть в Грузии и не навестить преподобного Гавриила – это как-то не по-русски. Быстро в машину!»
Вахтанг мудро сумел избежать общения в стиле восторженного живописания различных чудес: «Я такое могу рассказать, там такое чудо было – закачаешься. А там было еще интересней – вообще упадешь!» – чего-чего, а нездоровой гонки за непроверенными чудесами не было. Гостеприимный приятель поведал мне о своеобразном «чуде Георгия о змие». Зеленом змие.
Приятель поведал мне о своеобразном «чуде Георгия о змие». Зеленом змие
– Мы едем сейчас к преподобному Гавриилу – давай вспомним одно из его самых, наверное, ярких и грозных наставлений: «Если увидишь убийцу, или блудницу, или пьяницу, валяющегося на земле, не осуждай никого, потому что Бог отпустил его повод и не хранит его, а твой повод держит в Своих руках. Если Бог твой повод тоже отпустит, ты окажешься в худшем положении: можешь впасть в тот грех, в котором осуждаешь другого, и погибнуть».
Тбилиси – город небольшой, почти все друг друга знают, отношения почти родственные. В 1990-е годы одном из районов жил некто Георгий. Ну, как – «жил»: бомжевал и пил беспробудно. Ночевал на картонке между гаражами, а если шел дождь, то под деревянным столом на площадке, где старики играли в шахматы или пили вино по вечерам. Никто его особо не гнал – больше или жалели, или снисходительно презирали, не позволяя себе опускаться до ругани. Базарные тетки с перекрестка, продававшие ужасного качества пойло, знали его давно и иногда давали спирт в долг – до тех пор, пока тот принесет собранную где-то милостыню.
Немногим была знакома его история превращения в отчаявшегося бродягу. Оказывается, несколько лет назад его жена привела в дом другого, «умеющего зарабатывать» мужика, а самого Георгия вышвырнула из собственного дома – он и не смог справиться с потрясением и предательством. Безобидный тихий алкаш, смущающийся и стыдящийся самого себя, стал привычной частью городского пейзажа.
Однажды мне пришлось проходить тем двором, где обитал этот Георгий, мы встретились взглядами. Тот спросил незнакомца: «Рогорохар, биджо?» («Как дела, парень?»). Я ответил: «Каргат, мадлоб» («Хорошо, спасибо»). Всмотрелся пристальней. И столько в его взгляде было боли, ты не поверишь. Я решил отложить все свои дела на сегодня и провести этот день с этим страдальцем, разузнать о нем побольше. Я чувствовал, что он хочет поговорить о своей жизни, избавиться от своих страданий, что стыд его мучает. А как я с ним, спрашивается, буду разговаривать? По-грузински, конечно: сходил к теткам на перекресток, взял у них пойла, вернулся во двор, усадил Георгия за «его» обеденный стол, и мы начали долгую беседу.
Беседа обернулась настоящей исповедью исстрадавшегося человека
Беседа эта, скажу тебе, обернулась настоящей исповедью исстрадавшегося человека. Он мне поведал не только страшную историю предательства, но и другие, ничуть не менее ужасные – там был и его брат-убийца, которого он должен был покрывать, и многое другое. О Христе, как оказалось, Георгий ничего не знал – слышать, может, и слышал, но считал упоминания о Нем частью фольклора. Но чувствовался все-таки интерес, даже не интерес, а пытливый вопрос: а вдруг «всё это» правда, а вдруг Христос не только есть, но и действительно любит меня? Когда Георгий услышал, что и я всерьез воспринимаю Бога, он облегченно рассмеялся: «Значит, все-таки не так всё плохо, а? Христос есть, получается, а?» Потом начал мне рассказывать о своих грехах. Я встрепенулся:
– Ты не мне про свои грехи рассказывай – у меня своих куча. Ты их Богу расскажи при священнике, извинись перед Христом.
– А Он простит?
– А для чего, по-твоему, Он приходил?!
– Так, значит, Он и взаправду есть. Знаешь что: я хочу пойти к Нему. Не обращай внимания, что от меня воняет, – я хочу поговорить с Ним.
Христос разговаривал, по Его же словам, далеко не всегда с благоухающими «Шанель» гражданами. Звоню своему другу детства, отцу Давиду Квливидзе: «Отец Давид, прости, что поздно. Тут такое дело: Георгий хотел бы креститься». – «Какой Георгий? А, тот самый! Прекрасно. Пусть приходит в наш храм через пару дней. Только, Вахтанг… ты проследи, чтобы…» – «Прослежу! Пить не будет – придет трезвый». Так мы договорились с Георгием, что тот в течение нескольких дней, во-первых, не будет пить, во-вторых, как следует подумает о том, что хочет сказать Богу.
Следующие дни моего собеседника было не узнать: какой-то торжественный, таинственный, окрыленный, подходил он к старикам у стола во дворе, к теткам на базаре – и, как глашатай, сообщал о том, что «Скоро, очень скоро я иду к Богу – крещусь!» Старики жали ему руку, тетки же, видя, что бывший «клиент» озабочен совсем другими вещами, поражались. Кто-то и слезу смахивал, глядя вслед удаляющемуся непривычно твердой походкой Георгию: «Бывают же чудеса на свете. Слава Богу».
Вчера человек осознанно пришел к Богу – сегодня он в светлых ризах отправился к Нему
Крещение прошло. На следующий день я решил проведать Георгия. Во дворе и у гаражей я его не нашел – увидел только стариков, обсуждающих что-то за своим вековечным столом. Они подозвали меня:
– Георгий-то наш умер сегодня утром. «Скорая» увезла. Как пришел вчера из церкви, лег спать, а наутро умер.
Я стоял как вкопанный. Вот это смерть. Вчера человек осознанно пришел к Богу, Христос простил ему все грехи – сегодня он, чистый, трезвый, в светлых ризах, отправился к Нему. И кто я такой, чтобы судить-осуждать Георгия: мол, беспутный бомж-пьяница? Да если на меня свалится хоть малая доля испытаний, которые достались ему, во что я превращусь сам? Прав преподобный Гавриил Ургебадзе: «Господь показывает чужую беду, чтобы умягчить наши сердца». Кстати, вот и Самтавро – приехали.
Было о чем помолчать в гостях у преподобного Гавриила. И о чем подумать.