Схиархимандрит Нектарий (Хаджипетропулос): «Владыка Лавр стал для меня живым примером святого человека»

Быть иеромонахом, служить в Русской Церкви, вести службы на церковнославянском языке и основать русскую православную миссию в неправославной стране – на все это отца Нектария (Хаджипетропулоса) благословил и сподвиг митрополит Лавр (Шкурла), Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви. Отец Нектарий, ныне предстоятельствующий в русском Свято-Троицком монастыре в Мехико, вспоминает о том, какие духовные и жизненные уроки он получил от владыки.

Владыка Лавр (Шкурла) и отец Нектарий (Хаджипетропулос) С владыкой Лавром мы были знакомы не так уж много времени: он жил в Нью-Йорке, а я там не был до тех пор, пока не приехал в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилль. Но за те 7‒8 месяцев, что я провел в обители, мне довелось видеть его каждый день, и, можно сказать, мы были близки. Просто видеть его, быть с ним рядом, получить опыт от праведного монаха – все это позволило мне понять очень многие вещи, почувствовать монашеский образ жизни.

В Джорданвилль я приехал изучать церковнославянский язык, богослужебную практику, русскую церковную традицию, русский типикон. Кроме того, я готовился там принять священный сан. Но когда вы находитесь в монастыре в другой стране, вы всего лишь приезжий. Вы не относитесь к этому монастырю, и, может быть, монахи даже не станут с вами разговаривать.

Поначалу я действительно чувствовал, что братия не особенно принимает меня. Много раз мне в голову приходили мысли: а действительно ли я нахожусь в правильном месте? Я был монахом уже довольно долго, но мне казалось, что там ко мне относятся недружелюбно.

Я увидел, что владыка Лавр повсюду ведет себя как самый обычный рядовой монах

Но затем я увидел, как владыка Лавр – этот праведник – повсюду ведет себя как самый обычный рядовой монах, и понял, что, может быть, я ожидал от монастыря слишком многого, и это моя проблема. Мне нужно было не строить никаких иллюзий, а просто делать то, что от меня требовалось, и стараться учиться, поскольку в этом состояла моя главная задача. Мне нужно было принять все, что происходило вокруг.

Я думаю, что стал более смиренным, глядя на этого монаха.

В то время я был, наверное, единственным схимонахом в Джорданвилле – еще до моего рукоположения. Но у меня даже не было места, где сесть в трапезной. Я пытался пристроиться рядом с мантийными монахами, но весь стол был занят. Тогда я сел с рясофорными монахами, но там сказали: «Нет, ты не можешь здесь сидеть». И мне пришлось отправиться к семинаристам, которые сказали: «Отче, вы можете сидеть здесь, но вы должны быть с монахами».

Таким образом, я долго не мог найти себе место. Но я смотрел на стол, где находился владыка Лавр. Иногда ему готовили какую-то особую еду. Однако он ел очень мало – буквально две ложки, а остальное отдавал другим священникам, которые сидели рядом с ним.

Однажды, когда мне довелось нести послушание на кухне, я спросил: «Вы готовите специальную еду для митрополита?» Мне ответили: «Ничего особенного. Митрополит очень смиренный человек, он не станет возмущаться по поводу пищи. Другие могут, но только не владыка – он будет есть все, что мы ему предложим».

У меня была возможность наблюдать за владыкой Лавром долгое время. Иногда ему нужно было ехать на какой-либо приход, посетить кого-то из священников или иерархов из других юрисдикций. Многие из братии мне говорили: «Мы не чувствуем себя в безопасности, потому что митрополит уехал».

Это правда ‒ когда митрополит уезжает, в монастыре множество искушений. В такие дни у нас всегда что-то происходило, случались какие-то инциденты. Кто-то попал в аварию, или сторонний человек забрался и что-то украл – всегда бывало что-то подобное. Сила молитвы этого праведника защищала нас, а когда его не было рядом, я чувствовал себя незащищенным. И всегда интересовался, здесь ли митрополит. Если это подтверждалось – значит, все в порядке, можно быть спокойным.

Сила молитвы этого праведника защищала нас, а когда его не было рядом, я чувствовал себя незащищенным

Для меня было просто необходимо видеть его в церкви – каждый день. Просто чувствовать его присутствие.

Я помню, как однажды узнал, что владыка приходит в часовню, где по утрам молятся семинаристы, чтобы помолиться вместе с ними. Думаю, он хотел таким образом сделать им сюрприз. Было 6 часов утра. Он вошел и тут же вышел обратно, потому что там никого не было. Все еще спали. Я видел, как он был грустен: ведь предполагается, что семинаристы молятся в часовне, а потом идут на литургию. А они все еще оставались в постелях и даже не подозревали, что митрополит приходил помолиться с ними.

Но он ничего никому не сказал – я просто лично был свидетелем этой ситуации совершенно случайно. И могу предположить, что он часто приходил в часовню.

Бывали ситуации, как эта, когда владыка огорчался. Но я ни разу не видел, чтобы он кого-то наказывал. Обычно, когда между семинаристами или монахами происходили какие-то разногласия, владыка просто смотрел на них с большой горечью и продолжал молиться по четкам. Только однажды я помню, как он потребовал от одного из монахов извиниться перед семинаристом. Этот священник довольно жестко обошелся с учащимся в алтаре, и владыка очень тихо сказал: «Отец, ты должен попросить прощения».

Очень многому я научился, когда одновременно занимался в семинарии и готовился стать иеродиаконом, а потом иеромонахом. Признаться, для меня это был физически очень непростой период: 40 дней подряд я ежедневно вел богослужения. А потом – еще 40 дней.

Представьте себе – мне нужно было каждый раз в 3 часа ночи приходить в церковь, чтобы совершить свои молитвы и прочитать десятки и десятки помянников. Потом мы начинали полунощницу, литии по усопшим, затем – часы, после чего была литургия.

По окончании литургии все семинаристы немедленно отправлялись в трапезную на завтрак. Это было около 7:15 утра. Но поскольку я был единственным священником, мне нужно было потребить Святые Дары, все поставить на место и убраться в церкви. Я завершал все это часов в 8, когда в трапезной уже ничего не оставалось. Мне приходилось немедленно бежать в семинарию, где уже начинались занятия. Я постоянно туда опаздывал минут на 10–15.

Уроки заканчивались в полдень, когда мы шли на обед. Он заканчивался в 12:30, и у меня было полчаса, чтобы вернуться в келью и заняться какими-то делами, а через полчаса бежать в библиотеку, где у меня было послушание. Там я работал до 15:00, а в 15:15 снова начинал в церкви всенощную, которая могла продолжаться три часа. После нее все шли в трапезную на ужин, но я должен был идти в другую церковь, чтобы в 18:15 начать новую службу.

Таким образом, все эти дни я ел только один раз – за обедом. У меня не было ни завтрака, ни ужина, поскольку я служил в храме по 10‒11 часов ежедневно, работал в библиотеке, а кроме того, учился в семинарии и делал домашние задания. И так повторялось каждый день долгое время. Я похудел, был очень худым. Наверное, такая нагрузка велика для любого человека, мне приходилось заботиться об очень многих вещах.

Поскольку я служил и причащался ежедневно, то должен был читать каноны каждый день. Я начинал их около 23:00. А в 3 часа утра – подъем, чтобы снова служить в храме.

Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле

У меня было такое напряжение, что иногда я даже не ходил в трапезную на обед: эти полчаса мне были нужны, чтобы побыть одному и отдохнуть. Так что иногда я вообще целыми днями ничего не ел – и так случалось неоднократно. Я просто шел на озеро, садился и молился по четкам. Такова моя была жизнь в Джорданвилле.

Конечно, это было трудно, но сейчас я понимаю, что это было прекрасное время. Просто великое время. Правда, если бы мне пришлось повторить все то же самое сейчас, здоровье не позволило бы мне это сделать. Я уже не так молод. И если это было трудно тогда, то сейчас оказалось бы еще труднее.

Одно время я не знал, будут ли меня рукополагать. Однажды спросил об этом своего архиерея, и он сказал, что все зависит от митрополита. Мне хотелось понять, что делать: я приезжал только на один семестр, и предстояло решить: отправляться обратно или оставаться в Джорданвилле.

Я поговорил с архимандритом Лукой (Мурьянкой) – ныне епископом, который в ту пору был деканом семинарии. Он сказал, что мне было бы хорошо присоединиться к братии.

Митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр (Шкурла) Но затем мне позвонил владыка Лавр. Конечно, я смутился: представьте себе, вам звонит митрополит, и, естественно, у вас возникают мысли, то вы сделали что-то не то. Но он сказал: «Батюшка, я бы хотел немного больше узнать о вас». Стал расспрашивать, как давно я принял постриг, что делаю. Я ему рассказал обо всем, сказал, что в Мехико служу на гражданской должности в университете, что учился медицине, но не практикую. Тогда владыка спросил: «Хорошо. Какие у вас планы?» Я сказал, что у меня нет никаких планов, что мой архиерей направил меня в Джорданвилль изучать русскую церковную традицию. Митрополит сказал: «Это хорошо, все в руках Божиих». Вот и весь разговор. Он тогда не сказал ничего больше. Но на следующий день отец Лука дал мне подписать документы, связанные с моим рукоположением в иеродиаконы.

Время рукоположения настало, и накануне я пришел на исповедь, как предложил мне владыка Лавр. Он сказал: «Это будет долгая исповедь, потому что вас рукополагают завтра».

В ту пору мне было очень сложно, потому что тогда я не мог еще служить на церковнославянском языке. Буквы знал, но читать не мог, поскольку у меня не было практики. В общем, я спросил: «На каком языке нужно служить?» Мне предложили на испанском, но я ответил: «Конечно, я говорю на испанском, но также знаю английский и предпочел бы служить на нем. Здесь много английских богослужебных книг, и мне было бы так проще». К тому же, я знал, как вести службу на греческом, но никак не на испанском.

В итоге я служил на английском, но все равно было довольно сложно: нужно было выучить столько новых для меня вещей, к тому же очень быстро. Потому что помимо всей работы, которую я должен был выполнять в монастыре, мне приходилось еще и заниматься в семинарии. Кроме того, я не понимал некоторые моменты, поскольку священники объясняли их по-русски. Я старался понять, но не мог. Вел службу по богослужебным книгам, но иногда, выходя из алтаря, забывал их там. В такие моменты я думал, что священник рассердится на меня.

Владыка Лавр однажды догадался, что я оставил книгу в алтаре. Я сказал священнику: «Прошу прощения, но я забыл книгу. Могу я вернуться и взять ее?» Я вернулся, там был митрополит, и я сказал ему: «Владыка, простите меня, я забыл книгу». Тогда он спросил: «Вы не знаете все ектении сердцем?» Я ответил, что перешел из Греческой Церкви, и знаю их по-гречески, но не по-английски. Владыка сказал: «Хорошо, читайте на греческом. Это будет звучать даже лучше, чем на английском. Если вам проще – читайте просто на греческом».

На греческом я знал службу без всяких книг, и мне стало гораздо легче. А затем я узнал, что владыка как-то сказал одному из иеромонахов обо мне: «Он так много учится, ему так сложно, потому что все разговаривают с ним по-русски, а он по-русски не говорит. Я разрешил ему читать ектении на греческом».

А к концу моих 40 дней я услышал, как он говорит обо мне: «Он все делает прекрасно. Каждый шаг делает замечательно. Теперь он знает, как нужно служить. Но он так заботится о службе – когда он будет молиться? Он уделает много внимания богослужению. Это хорошо, но когда ему молиться?»

Я понял, что владыка Лавр гораздо больше заботится о том, чтобы я молился, чем о том, как я служу

Тогда я понял, что владыка Лавр гораздо больше заботится о том, чтобы я молился, чем о том, как я служу. И это понимание, как и все пребывание в Джорданвилле рядом с ним, реально помогло мне «вырасти» в духовном плане. Для меня это стало хорошим примером. Первоиерарх в первую очередь думал о том, как я молюсь, и только потом – как я служу. Это потрясающе, просто потрясающе!

Затем митрополит попросил меня быть осторожнее и обращать внимание на все вокруг. Я спросил: «Почему?» ‒ «Потому что у вас может быть много искушений». Тогда я не знал, почему он сказал мне это, а потом со мной приключилась одна история. Дело было в декабре, стоял мороз. Я спускался по лестнице, чтобы идти в храм. Дорожка была скользкая, я поскользнулся и упал. Мне даже пришлось поехать в больницу. Тогда мне стало ясно, что владыка Лавр был прав: нужно быть очень осторожным.

На тот момент мне еще никто не говорил, что меня будут рукополагать в иеромонахи. И уже позднее я понял, что владыка таким образом хотел предупредить меня: «Будь осторожен, потому что ты будешь посвящен в сан». Словами он не говорил мне ничего подобного, но потом я понял, что именно имелось в виду.

На самом деле, владыка не был человеком, который говорит много слов. Но он всегда все видел и обо всем заботился.

В Мексику я вернулся тоже благодаря его решению и заботам. В первую годовщину кончины епископа Буэнос-Айресского и Южно-Американского Александра (Милеанта) в Джорданвилль приехали его сестра и другие люди из Южной Америки. Тогда митрополит Лавр получил письмо из Мексики, адресованное владыке Александру. Тот получил его незадолго до смерти, но так и не распечатал, поскольку уже был очень болен. Зато владыка Лавр его прочитал.

Это письмо написали несколько русских семей, которые просили владыку Александра открыть русскую православную миссию в Мексике.

В то время я уже думал о том, чтобы переехать в Джорданвилль на постоянное пребывание вместе с двумя другими монахами из нашего сообщества. Я считал, что это большой монастырь, где всегда нужны люди, и так будет хорошо и для нас, и для братии. Своими мыслями я поделился с владыкой Лавром. Сразу он ничего не ответил, но затем сказал: «Отец Нектарий, вы уже служили как монах и иеромонах. Какие у вас теперь планы?» Я рассказал, что с его благословения хотел бы вернуться в Мексику, а затем поехать в Сан-Франциско и поговорить с правящим архиереем нашей епархии о возможности остаться в Джорданвилле. Но митрополит сказал: «Я получил письмо, которое было адресовано владыке Александру. Люди просят открыть русскую миссию в Мехико. Я думаю, что вам нужно вернуться и открыть эту миссию».

«Я думаю, что такова воля Божия. Вы единственный человек, который может открыть миссию в Мексике», ‒ сказал владыка

Я сказал, что это будет очень трудно, поскольку у меня там нет ничего. Да, есть еще два монаха, но нет ни здания для миссии, ни понимания, что вообще нужно делать. К тому же, многие православные там знали меня, когда я был в Константинопольском патриархате. Теперь я в Русской Церкви, и, если открыть там русскую миссию, им это не понравится. Кроме того, у меня там не было работы, я не знал никого из русских и не понимал, с чего начать. Владыка ответил: «У вас есть наши молитвы. Я молился об этом, и я думаю, что такова воля Божия. Вы единственный человек, который может открыть миссию в Мексике: вы иеромонах, вы долго готовились у нас в Джорданвилле, знаете страну, знаете язык. Возвращайтесь в Мехико и открывайте там монастырь: людям там нужна русская церковь».

Мне нетрудно было смириться с этим решением. Я был открыт воле Божией, и когда митрополит сказал: «У вас есть наши молитвы», ‒ мне оставалось только ответить: «Да, так хочет Бог». Это не то, к чему я стремился, это выглядело совсем иначе, но, если у меня есть благословение митрополита и его молитвы, нужно просто принять это. И я сказал: «Да, владыка, я сделаю так, как вы мне сказали».

Владыка благословил меня ехать в Сан-Франциско и сказать своему архиерею, что мне назначено ехать в Мехико и открывать монастырь. Так и произошло, я вернулся в Мексику, рассказал обо всем своей братии, и они это приняли.

Архимандрит Нектарий (Хаджипетропулос)

Митрополит позаботился о нашей миссии даже в мелочах. Помню, однажды я сказал ему: «Владыка, у меня нет одеяний для богослужения. Как мне служить в Мексике?». Он ответил: «Не волнуйтесь», ‒ а потом нам передали некоторые облачения.

Владыка дал мне много наставлений о том, что не нужно делать во время службы, объяснял, как важно всегда следовать правилам. Он говорил, что если однажды пренебречь ими, то будешь делать эту ошибку вновь и вновь: «Вы научитесь всем правилам и будете служить так, как это нужно делать».

Он также благословил меня вернуться в Джорданвилль как можно скорее, во время Великого поста, чтобы научиться, как вести великопостные богослужения, литургию Преждеосвященных Даров. Я так и сделал: возвратился в обитель и служил всю первую неделю поста. Опять были длинные богослужения (смеется). Обычно их проводят несколько священников, но я снова был в одиночестве.

Однажды перед всенощной у меня разыгралась такая мигрень, что ничего нельзя было сделать. Рассказал об этом архимандриту Луке (Мурьянке), тот ответил, что нет никаких проблем. Но потом он сказал: «Владыка Лавр очень беспокоится о вас, вы должны пойти в церковь. Раз вы плохо себя чувствуете, то можете посидеть во время службы, но вы должны быть там, потому что завтра будете служить литургию». Мигрень была такая, что иногда мне приходилось закрывать глаза. Но я все время присутствовал на службе.

Каждая рекомендация, каждый пример, данные владыкой Лавром, очень сильно повлияли на меня

Все это вроде бы неприметные случаи, но каждая рекомендация, каждый пример, данные владыкой Лавром, очень сильно повлияли на меня. Он был живым примером святого человека. Занимая очень высокий пост Первоиерарха, он жил как простой монах и всегда молился.

Однажды владыка Лавр сказал мне: «Отец Нектарий, я хочу приехать в Мексику. Если Бог даст, я там побываю. Но если нет – пожалуйста, продолжайте служить». Тогда я рассказал ему, что уже веду службы на церковнославянском языке, и он ответил: «Это замечательно, потому что вы приехали в Джорданвилль для того, чтобы научиться и быть русским священником».

Так получилось, что в самый день кончины владыки Лавра я приехал в США, в Сан-Франциско на конференцию духовенства. Прошло не так много времени с моего отъезда из Джорданвилля, и многие семинаристы, с которыми у нас сложились хорошие отношения, помнили меня. Поэтому скорбную новость я узнал почти моментально.

Мне хотелось поехать в Джорданвилль проститься с митрополитом. Но я был ограничен в средствах, да к тому же в Нью-Йорке, куда предстояло лететь, было много снега. До Синода на Манхэттене еще можно было добраться, но до Джорданвилля – нет. В итоге я не смог приехать на похороны владыки, о чем сожалел.

Когда я позвонил одному из семинаристов, он сказал мне: «Да, владыка Лавр умер. Когда он не пришел на литургию, мы забеспокоились. Двое семинаристов пошли искать его и увидели его бездыханное тело. Его лицо было настолько спокойным, настолько прекрасным. У нас были такие чувства: мы должны молиться о нем или молиться ему?»

Тогда я понял, что тоже должен молиться ему. Потому что он был святым человеком. И сейчас я безусловно чувствую его присутствие в своей жизни. Однажды епископ Лука привез мне четки, которые были у владыки Лавра. Я молюсь по этим четкам, чувствую взаимосвязь с ним и знаю, что его молитвы защищают нас. Я знаю, что он молится о нас, о нашей миссии в Мексике. И его пример будет жить во мне до конца моей жизни.