«Я вам не мешаю?»

Художник: Карл Людвиг Йессен

Недавно у нас с отцом Евгением, который живет и служит на новых территориях, случился день ностальгии по прошлому. А началось все с того, что он прислал мне видео девятнадцатилетней давности.

На нем – тогда еще маленький украинский храм, священники, прихожане, я. Я, кстати, уже беременна старшей дочкой Варей. Но никто, кроме самых близких и батюшки, этого не знает.

– А помнишь? – спрашивает меня отец Евгений.

– Помню.

«Мы теперь – настоящий храм!»

Удивительно, но я действительно до мелочей помню тот день – на видео.

Тогда освящали колокола, на которые долго и тяжело собирали всем приходом. По копеечке, по гривночке. Доходы у большинства были скромными. И вот они, наконец, пришли.

Настоятель, отец Роман, радуется как ребенок. Отец Евгений, тогда – второй священник, потом его переведут, тоже еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Улыбки не сходят с лиц прихожан: «Свершилось! У нас теперь свои колокола! А не какой-то странное звенящее приспособление. Мы теперь – настоящий храм!».

Для многих этих простых людей храм без колоколов – правда не храм.

Люди. Прихожане. На том видео – такие родные и любимые. «Иных уж нет; а те далече»

Люди. Прихожане. На том видео – такие родные и любимые. «Иных уж нет; а те далече».

Умерла баба Катя, умерла баба Зоя, Вера Андреевна, по-моему, тоже. А вот ту женщину, забыла, как зовут, говорят, убило прошлой осенью, когда Украина начала обстреливать город.

Молодая семейная пара. У них только родился сын. Стоят счастливые, светлые, с мальчишкой на руках. Звенят те колокола, муж с женой смеются, а пацан вопит как резаный. Испугался. Отец Евгений кропит всех святой водой. Капля попадает на малыша. Он вздрагивает и затихает. И начинает вдруг улыбаться своей беззубой младенческой улыбкой. Очень трогательно.

Они давно развелись, эти сейчас уже не молодые муж и жена. Я знаю, что в начале всех событий он был в украинской теробороне. Потом, когда уже присоединили те территории, что-то вытворил «хулигански антироссийское» и пару недель посидел в КПЗ или как там это называется. Сейчас он вроде где-то на Западной Украине.

Мальчишка тот вырос. Они с матерью уехали то ли в Ирпень, то ли в Бучу. Не захотели жить при России. До этого перестали ходить в храм: «Тому що ворожий». Она, кстати, русская. Ну а дальше переместились куда-то в Европу подальше от украинской мобилизации. Парню-то – девятнадцать.

Вот эта семья – в Польше. Другие – в Крыму. Я, кстати, сейчас в Ялте, и мы виделись. Третьи – где-то в «старой» России. А тех вообще «разорвало». Родители здесь – «под Россией», дети – «под Украиной». Уехали учиться, а обратно пока не вернутся. На видео им лет пять-шесть. Смеются, когда отец Роман, вдруг выхватив у отца Евгения кропило, попадает в них освященной водой. Он специально «хулиганит» и целится в лица.

Отец Роман – сейчас уже не отец. Но это случилось еще раньше, СВО тут не при чем. Там своя история. Но мы дружим, по крайней мере – дружили. После начала всего этого не виделись. И в храм он ходит – как прихожанин.

А вот тот, не помню имя. Священник, но сейчас в запрете. За самовольное оставление места служения. Батюшка ведь как солдат. Не выполнил приказ – трибунал. А до этого, рассказывали, еще на Рождество, поставил вертеп в желто-голубых цветах. Протестовал. Тогда он радовался колоколам вместе с нами. И мне очень нравилась его матушка. Добрая.

Да, разметало всех, раскидало.

– А помните, батюшка, как было тогда здорово? – спрашиваю уже я.

– Помню.

Слава Богу за эти моменты

Мы долго говорим о прошлом. О том прекрасном прошлом, когда еще никто ничего не знал. И хорошо, что не знал. Если бы нам было открыто наше будущее, многие просто не вынесли бы этой информации.

Мы долго говорим о прошлом. О том прекрасном прошлом, когда еще никто ничего не знал. И хорошо, что не знал

Мы вспоминаем маленькие и большие радости, которые пережили вместе. Удивительные светлые моменты. Как те колокола.

Вспоминаем, как родилась в местном меленьком роддоме наша Варя. И отец Евгений с моим мужем меня встречали. Как крестил ее батюшка, когда дочке было двенадцать дней. А сколько всего было говорено-переговорно-выплакано-съедено-выпито на их с матушкой маленькой кухне. Столько же всего было хорошего.

Вспоминает отец Евгений и тяжелые времена. Но и тогда Господь не оставлял без утешения.

– Вот слава Богу за эти моменты, – говорил мне батюшка. – Сколько же их было. Господь как будто давал крылья, и ты поднимался над всеми проблемами. Как в ковид ночами литургии служили, тайком. Тебя тогда не было. Самые близкие, самые смелые. На нас тогда «стучали». Полицейский к нам на службу заявился. Мы испугались: «Ну все, штраф». А он: «Я с вами, батюшка, только – никому! А с доносом порешаю». И плачешь от радости. Как храм мы все вместе ремонтировали. Мы недавно с Витьком все это вспоминали. Ты его знаешь.

Витька я правда знаю. Он часто мотается между теми местами и Крымом и не раз меня встречал в Симферополе. Сейчас тоже. Да я о нем уже рассказывала.

– Я жил у него тогда, – продолжал отец Евгений. – У него же дом рядом с храмом. Как же было хорошо! Сложно было, но хорошо! Вроде вся идеологическая государственная машина против нас. Но Господь был рядом. Все вместе трудились, ломали потолок, землю выгребали, два камаза вывезли. И денег ведь не было почти, а все получалось. И чувствовали, что есть на это воля Божия. Витек тогда весь в долгах был со своими магазинами – по пятьдесят тысяч гривен на каждом (сегодня – сто тридцать пять тысяч рублей). Электричество очень дорогое было. И товар вроде есть, а не покупает никто. А нам цемента не хватило на храм. И он десять мешков добрал, тоже в долг. «Витек, как же ты отдавать будешь?». – «А не знаю, бать. На Богородицу вся надежда! Она порешает». И ведь порешала.

Отец Евгений рассказывает, как «порешала» Богородица проблемы Витька. Началась СВО.

– Было страшно, непонятно. Но весь товар, который в магазинах у Витька завис, вдруг сметается. Появляются деньги на закупку другого товара. Он берет мой микроавтобус, который нашу воскресную школу возил. Это тоже Господь когда-то управил. И этот автобус появился у меня с помощью одного хорошего человека. В эту Каховку сколько ездил, в Крым. Магазины позабивал, хлеб мы пекли – мука у нас была. Кормили всех вокруг. Солярка была, военные давали. А Витек им – сигареты. Все по-братски было. Жили лучше, чем в городе. До кого могли дотянуться – помогали. Вот это был кайф. И вроде бы такое вокруг творится, но ты чувствуешь, что вот она – семья духовная. Что бы ни происходило, Господь все равно вот так берет и вдыхает в нас дыхание общей жизни. И понимаешь, что такое «хорошо быть братии вкупе». Потом ты, конечно, это растрачиваешь, в рутину куда-то уходишь. Но слава Богу, что все это было. И колокола те, Лен, слава Богу, что были.

И крылья вновь вырастают

Отец Евгений молчит. Думает о чем-то своем. Мы общаемся по видеосвязи, и я смотрю, как меняется его лицо. Оно вдруг становится серьезным.

– Но знаешь, – говорит он вдруг, – возможно, это все такие эйфористические радости. Они, конечно, имеют ценность, но начальную. Потому что все, наверное, должно быть глубже. Исполнять ведь заповеди Божии нужно не для того, чтобы кайфовать от этого. А чтобы из веры, из послушания рождалась любовь к Богу. Вот я сейчас смотрю на все, что происходит вокруг. Вроде бы и государство уже не против нас. И делать можно разные дела. А у нас дома эти больные. И тебя это ограничивает, это совсем уже другое качество жизни. Не до кайфа.

Тут я немного расскажу. Хотя уже вроде бы рассказывала. Когда началась спецоперация, одну старенькую прихожанку отца Евгения разбил инсульт. В один момент стала лежачей. А жила она со взрослой дочерью – тоже тяжелым лежачим ментальным инвалидом. И что делать – непонятно.

Тогда батюшка с матушкой решили забрать их к себе. Снаряды рвутся кругом, жизнь с ног на голову перевернулась, а у них еще и двое лежачих теперь.

– Это только со стороны кажется: такой у нас прекрасный подвиг, – говорил мне батюшка. – А это трудно. И крылья у тебя обрезаны. И роптать порой хочется. Но и сейчас, в этом всем, бывают такие моменты. Удивительные.

Дочка та – инвалид, чаще всего находится без сознания. Но на прошлую Пасху вдруг пришла в себя и до Троицы все понимала. Как будто бы пришел Христос, и потеряла болезнь свою власть.

– И вот я приходил ее кормить, – рассказывал батюшка, а она, такая: «Я вам не мешаю? Я вам не мешаю?» Тихо так, кротко. Несколько раз могла спросить. А тетя Оля, мама ее: «Ой, да это врач сказал, что у нее в голове что-то западает, не обращайте внимания». Но я вдруг подумал, что каждый человек – ведь образ Божий, и в нем – Христос. А что, если тебя это не человек, а Христос спрашивает. «Я вам не мешаю?». Кротко, тихо.

Сколько у нас моментов бывает в жизни, когда Бог нам мешает жить так, как мы хотим. Когда нам Он не нужен. А Он: «Я вам не мешаю?»

И захотелось заплакать и крикнуть: «Господи, нет! Несмотря на все трудности и сложности – нет! Ты мне не мешаешь!» Ведь сколько у нас моментов бывает в жизни, когда Бог нам мешает жить так, как мы хотим. Когда нам Он не нужен. Когда мы хотим свое что-то делать. Творить свою волю. А Он Такой: «Я вам не мешаю? Прихожу тут со своим крестом». Меня это сподвигло иначе смотреть на все мои трудности. Понятно, что это все непросто. Но благодарю Тебя, Господи, что Ты рядом. Вот такой – кроткий, тихий. И крылья вновь вырастают.

Он опять замолкает. И мне кажется, что вот это, последнее – это самое важное из того, что он мне сказал в тот день. Мне еще предстоит это переварить.

Мы прощаемся. А вечером он опять перезванивает:

– Точно какой-то день ностальгии. Увидел у нас в селе женщину с дочкой-инвалидом. Остановился, чтобы подвезти. «А помните, батюшка, я к вам с отцом Романом в храм ходила давно еще, до того, как вас перевели?». Я сразу не понял. «Меня еще в психушку хотели положить, а вы сказали, что я нормальная». Тогда я вспомнил. Много лет назад она ходила по городу и говорила: «Танки едут! Война будет!» Все думали, что она сумасшедшая. А оно вон как получилось… Два года назад, перед самым началом всего, они с дочкой квартиру в городе продали и дом в деревне купили. Как чувствовали. Благодаря этому и выжили. Вот такая была встреча. Повспоминали. И колокола те, Лен, она тоже вспомнила.