«Время незабвенное…»

24 октября (12 октября – по ст. ст.) произошло одно из ключевых сражений Отечественной войны 1812 года – битва за Малоярославец, отрезавшая Наполеону дорогу в неразоренные войной южные губернии и заставившее его идти старой, выжженной Смоленской дорогой, где неприятельское войско, терзаемое партизанскими отрядами, подгоняемое регулярными частями войск и просто голодом из-за своих прежних буйств на тех землях, очень скоро превратилось в беспорядочно отступающую шайку мародеров. О Малоярославце вспоминают гораздо меньше, чем о Бородинской битве, хотя и это сражение было очень тяжелым: город несколько раз переходил из рук в руки, и много воинов наших пало в тот день. Хотелось бы и в эту годовщину вспомнить великий 1812 год и его героев, а о некоторых из них поговорить особо.

Военная галерея Зимнего дворца

«У русского Царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата…
Ни плясок, ни охот – а все плащи да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги…»

Эти строки написал когда-то наш великий Пушкин о самом, может быть, дивном месте в Зимнем дворце – Галерее героев 1812 года. Долго можно бродить по ней, глядя на удивительно прекрасные и родные лица таких далеких и почему-то все равно близких воинов Отечественной войны. Она и впрямь была Отечественная, и драгоценным пламенем горела в сердцах тех, кто ее застал, и после не одно еще поколение; и, как родители наши, когда нужно вспомнить что-то святое из земного, вспоминают Великую Отечественную, так и предки наши в XIX веке вспоминали двенадцатый год, когда больше ничто уже не звучало, когда иное уже не пробуждало окаменевшую душу.

Война 1812 года и впрямь была Отечественная, и драгоценным пламенем горела в сердцах тех, кто ее застал

Для нас сегодня эта далекая война – что-то шумное, красивое и чуточку даже, за давностью двухсот лет, словно бы ненастоящее. Но… остановимся у любого из этих портретов, вглядимся в серьезное лицо, в горящие вдохновением или поражающие тихой внимательностью глаза, прочтем имя на золотой табличке – и словно бы иной мир откроется взору.

Вот сам император Александр I, внук Екатерины Великой, которого некоторые школьные учебники описывают довольно пустым и самолюбивым интриганом. Для Александра, всеми силами своей души переживавшего за Россию, Отечественная война стала личным этапом на его пути к вере, о котором он сам писал впоследствии:

«Пожар Москвы озарил мою душу, и суд Божий на ледяных полях наполнил мое сердце теплотою веры, какой я до сих пор не ощущал. Тогда я познал Бога, как Его описывает Священное Писание».

Приступишь – глубоко сердце человеческое…

Михаил Илларионович Кутузов. Художник: Джордж Доу

А вот – оглянитесь: великий «дедушка Кутузов», суворовский солдат, на самом склоне лет вызванный еще раз, последний, на службу любезному Отечеству и на ней и скончавшийся. Михаила Илларионовича любили все и верили ему всенародно: после назначения новый главнокомандующий отправился из своего дома на Дворцовой набережной (ныне эта его часть – набережная Кутузова) в Казанский собор помолиться пред иконой Казанской Божией Матери; на всем пути Кутузова от дома до собора по сторонам дороги стоял народ, с верой и надеждой взирая на долженствующего милостью Божией стать спасителем Отчизны, и Господь, как знаем теперь, не посрамил их упования.

Петр Иванович Багратион. Художник: Джордж Доу

Поглядим чуть влево вниз: лицо с густыми, грозно сдвинутыми бровями и решительным взглядом черных глаз – Петр Багратион, славный русский воин, родом грузин, горячий, смелый, безумно переживавший отступление русских войск в начале войны, пытавшийся остановить его и кричавший на главнокомандующего М. Б. Барклая де Толли, что тот, мол, сам не русский и оттого дела до русских нет ему!.. Багратион не пережил 1812-го года, он был смертельно ранен под Бородиным.

Для Пушкина Барклай де Толли, сей «немец», – подлинный герой, спокойно, верно и смиренно служивший своему второму Отечеству

А вот и сам «немец» Барклай де Толли, шотландец по происхождению, всю жизнь проведший на службе у русского царя. Проведший как будто бы не очень ярко, хотя и занимал он весьма видные должности, но все как-то приходился не совсем ко двору. Но взгляните – недалеко от его портрета то самое пушкинское стихотворение, с которого мы начали. Оно посвящено Барклаю до Толли, и – вот удивительно – для вдумчивого патриота России Александра Сергеевича сей «немец» – подлинный герой, спокойно, верно и смиренно служивший своему второму Отечеству. И, надо сказать, не один Пушкин разглядел в именитом, но непопулярном военачальнике и благородство, и талант.

Михаил Богданович Барклай де Толли. Художник: Джордж Доу

Чуть повернемся, сделаем два шага в сторону. Вот совсем другое лицо: оно обращено к нам в профиль, но и так видно, что от одного взгляда этого человека и самый ленивый прапорщик мигом полетит исполнять приказание. Перед нами А. П. Ермолов, будущий покоритель Кавказа, службой под началом которого гордился лермонтовский Максим Максимович. Кстати, на Кавказе Алексей Петрович, помимо прочего, всеми силами противостоял попыткам сектантов обосноваться там и при непростой религиозной ситуации старался всех развести и сохранить нормальную жизнь на вверенной ему территории. В чем, по отзывам современников, и преуспевал вполне.

Александр Алексеевич Тучков. Художник: Джордж Доу

Поглядим в верхний ряд. Вот лицо почти юношеское, тонкое, благородное; взгляд тихий, но что за сила сокрыта в нем! Это генерал-майор А. А. Тучков, младший из пяти братьев Тучковых. Конец лета 1812 года и особенно само 26 августа, день Бородина, стали роковыми для этой большой семьи: Павел Алексеевич, Тучков-третий, за несколько дней до великого сражения был тяжело ранен и попал в плен, но остался жив и после победы смог вернуться в Россию; а сам Александр был убит при Бородине, и брат его Николай тогда же смертельно ранен и тоже вскоре скончался.

Порой кажется, что Бородино – это прекрасные армии, лихие гусары, кони, ментики, кивера… А ведь бой тот был страшный, кровавый, жуткий; и вправду «смешались вместе кони, люди… и ядрам пролетать мешала / гора кровавых тел». И много месяцев спустя Бородинское поле было одной большой братской могилой…

Тонкое, почти юношеское лицо. А ведь Александру Алексеевичу было уже 34 года; и в маленьком тихом городке Кинешме на Волге его ждала горячо любящая и любимая молодая жена, прекрасная Маргарита.

Такие истории любви, верно, только в старину и могли быть. Маргарита, очаровательная, умная, романтическая и добрая, совсем юной была отдана замуж за человека, которого едва знала, и которого, к несчастью, недостаточно разглядели ее любящие родители: он оказался на редкость разгульным, и сложно представить, что пережила чистая шестнадцатилетняя девочка, попав в настоящий откровенно развратный ад. Несколько лет длился этот ужас, пока наконец родители Маргариты Михайловны не узнали о происходящем и не добились развода (что оказалось несложно в силу однозначности ситуации). Но неизвестно, как выдержала бы Маргарита это испытание, если бы Бог не свел ее с молодым Александром Тучковым. Между ними возникло нежное и чистое чувство; Александр Алексеевич поддерживал молодую женщину, был ей истинным другом; но, конечно, тотчас после возвращения Маргариты в родительский дом посватался… и получил отказ. Родители Маргариты были так напуганы ее первым замужеством, что и слышать не хотели о том, чтобы отдать дочь кому бы то ни было. Даже слезные просьбы и уверения самой Маргариты не имели силы; и влюбленные решили на время покориться. Он уехал, пытаясь забыться то путешествиями, то усиленными занятиями, но не мог, и писал своей «прекрасной Маргарите» (так он сам называл ее) письма и стихи. А она ждала его, ждала верно и постоянно; и родители, видя такую любовь, не смогли отказать Тучкову, когда он спустя четыре года посватался вновь.

Сыграли свадьбу. Но совсем скоро молодой муж был вынужден ехать в действующую армию (шла война со Швецией). Маргарита Михайловна, несмотря на уговоры мужа и всех родственников, поехала вместе с ним, стойко перенося многочисленные лишения походной военной жизни, шла на все, даже не раз переодевалась денщиком, чтобы как можно реже разлучаться с милым супругом. Солдаты, очень любившие Тучкова, вскоре так же привязались и к его жене, которая оказалась для них настоящим, по их собственному выражению, «ангелом-хранителем»: она ухаживала за ранеными, старалась помогать всем, кто нуждался в помощи, была всегда добра и приветлива со всеми. Но одному Богу известно, что было у нее на душе в то время, особенно когда, провожая мужа в очередной бой, она ждала его, стоя на молитве перед иконой и с трепетом прислушиваясь к отдаленным выстрелам! Но вот бой кончался, и Маргарита Михайловна, различив вдали знакомую фигуру, бросалась навстречу мужу…

Спасо-Бородинский монастырь хранит в себе тот настрой, который дала ему основательница его, мужественно преодолевшая свое страшное горе

Прошло время, у них родился сын Николенька; чаша семейного счастья наполнилась; и тут грянул двенадцатый год. Все разлетелось в одночасье в памятный день 26 августа на великом Бородинском поле, куда молодая вдова придет вскоре, чтобы остаться здесь навсегда: она станет основательницей и первой настоятельницей Спасо-Бородинского монастыря на Бородинском поле, места молитвы о России и ее воинах. Ныне маленький, а до революции и разорения великолепный, тихий монастырь, верно, хранит в себе тот настрой, который дала ему основательница его, героиня двенадцатого года, мужественно преодолевшая свое страшное горе и ставшая истинной матерью и сестрой сошедшимся к ней другим бородинским вдовам и сиротам, Маргарита Михайловна, в постриге – игумения Мария (Тучкова).

Игумения Мария (Тучкова)

…Какие прекрасные лица, как похожи они в этом свете благородства, озаряющем их, и как не похожи в характерах и судьбах. Вот портрет – роскошные курчавые волосы, лихие гусарские усы, подбородок задорно чуть приподнят… Позвольте представить: поэт и партизан, славный командир I баталиона Ахтырского гусарского полка Денис Васильевич Давыдов, впоследствии – генерал-майор. Но – кстати тут замечу в скобках – говоря «гусар» и повторяя «истинный гусар», имею я нужду отмежеваться от того легковесного мушкетерского значения, которое порой придают этому термину. Гусар есть русский офицер, и потому с непостижимым удальством и головокружительной (и непредсказуемого направления) энергией он непременно сочетает верность Богу, царю и Отечеству, честь и доброту. Никто не застрахован от падений, но русский офицер, покуда он русский, никогда не поставит их в ранг извинительных шалостей и, тем более, добродетелей в честь «красавицы и кубка». И ярчайший пример того – ныне описываемый Денис Давыдов. Человек, буквально покоривший свое время, «жизни баловень счастливой», «певец и герой» в стихах той эпохи, он имел несомненный военный талант и, хотя армиями не командовал и формально не мог выиграть «три победы», которые ему, еще маленькому мальчику, напророчил сам А. В. Суворов, однако на деле выиграл их бессчетное число.

Денис Васильевич Давыдов. Художник: Джордж Доу

Юношей Денис Васильевич всеми силами старался попасть в действующую армию, но к тому были препятствия; последовал ряд отчаянных усилий молодого Давыдова, в числе которых было поджидание высокого чина (фельдмаршала графа Каменского) в неурочный час в темном коридоре (только для того, чтобы просить о протекции, разумеется!), но помогло заступничество друзей. Потом была служба, участие в сражениях наполеоновских войн; наступил 1812 год, и после Бородина создаются партизанские отряды; одним из них командует Давыдов, и командует очень успешно (хотя, заметим, Наполеон потом с умным видом будет писать в воспоминаниях, что никакие эстафеты в «московский поход» не были перехвачены и т.п., однако против очевидности и документов не так-то легко поспоришь…). Быстрые налеты на неприятеля, обучение простым военным действиям крестьян (с непременным условием – действовать только так, чтобы на них, мирных жителей, не обрушились карательные меры захватчиков!), сражения, пороховой дым, панихиды, встречи и расставания, служба плечом к плечу барина и крестьянина, которые спустя столетие после петровского раскола общества снова становятся одним народом, вести от регулярной армии, отбитый фураж, пленные… и потрясающее милосердие русского православного воина, который не поднимет руку на побежденного врага и не даст ни за что сделать это другому – вот жизнь гусаров Дениса Давыдова и его самого. По натуре и жизнь, кипучая, яркая, благородная…

Но бывали и забавные случаи. Как-то, еще ранней осенью, когда дела французов были еще неплохи, одному французскому офицеру вздумалось поохотиться на захваченной территории. Вот идет он с ружьем (и собакой, кстати!) по лесу; воздух, птички… и тут наши партизаны! Повязали охотничка, ружье, собаку и прочее конфисковали. Полковник, понятное дело, расстроился, ходит, вздыхает, на собачку глядит, что уютно устроилась на казачьей бурке, на ружье, и ругает себя довольно громко за эту «пагубную страсть»… Потом подоспел его баталион и разделил участь своего командира. Но тем дело не кончилось; один из пленных офицеров подошел к Денису Васильевичу с необычной просьбой: мол, он понимает, что военнопленный и вещи его конфискованы, но там, в вещах, кольцо его любезной!.. Он очень просит господина партизана вернуть ему сию реликвию. Денис Васильевич, поэт в душе и в жизни, подошел к делу со всей тщательностью, отыскал не только кольцо, но и письма, локон и портрет, и все вручил французу, присовокупив и памятную записку наилюбезнейшего содержания. Француз дожил до окончания войны в Орле, с большим удивлением рассказывая всем о великодушии партизана Давыдова, а потом вернулся на родину и женился. Чистая мемуарная правда!

Вечером, когда Эрмитаж утихает, хочется долго-долго бродить и вглядываться в глаза великих прадедов наших

Время шло. Война кончилась, и было «время незабвенное! время славы и восторга!», когда так сильно «билось русское сердце при слове “Отечество”», и так «сладки были слезы свидания». Узнаете? «Метель» Пушкина. А что? Записки современника, все честно! И – «кто из тогдашних офицеров не сознается, что русской женщине обязан он лучшей, драгоценнейшей наградою?» Дениса Васильевича сосватали верные друзья; невеста понравилась жениху, жених невесте; дело шло к свадьбе. И тут маманьке невесты попались в руки стихи Давыдова… О ужас! Он вольтерьянец, повеса, кутила!.. Еле-еле друзья убедили, что Денис Васильевич нрава тихого, пьет очень умеренно и вообще прекрасной души человек. А стихи суть стихи, музы, вдохновение, эфир… Он же поэт! И, слава Богу, преуспели: свадьба состоялась, и жили молодые долго и счастливо, и было у них девять человек детей. Герой-партизан оказался истым ценителем семейного очага, любящим мужем и отцом…

Лица прекрасные, лица родные… О каждом можно говорить до бесконечности; и вечером, когда Эрмитаж утихает, хочется долго-долго бродить и вглядываться в глаза великих прадедов наших и словно бы видеть на миг их былые подвиги и досуги, слышать читанные где-то их выражения, шутки, слова веры, мужества и любви… Да, поистине Отечественной была та война…