«Никто не сказал, каким адом станет моя жизнь»

– Все в один голос говорили, что жизнь с таким ребёнком станет для меня адом. Но никто не сказал, каким адом она будет без него.

Валентина... У неё обычная, даже обыденная история. 9 лет назад она сделала аборт. По всем прогнозам, должен был родиться ребёнок с синдромом Дауна.

Давили врачи, давили родители и муж. Казалось – давил весь мир

Давили врачи, давили ее собственные родители и муж. Подруга тоже давила и рассказывала леденящие кровь истории о неадекватных больных детях и их несчастных родителях. Казалось – давил весь мир.

И Валентина испугалась. Идя на аборт, она была уверена, что делает все правильно. Зачем всем страдать, если можно просто исправить эту «ошибку природы»? А это именно ошибка! И все будет, как раньше.

Но получилось иначе...

«Я уничтожила две жизни»

Я не знаю эту женщину, и даже не представляю себе, как она выглядит. Не знаю – сколько ей лет и откуда она. Знаю только, что живет не в Москве, а в каком-то маленьком городке. Возможно, что и зовут ее не Валентина. Но так было написано в профиле в соцсетях. И ни фамилии, ни фотографий, ничего...

Под одним из моих постов она попросила открыть для неё личные сообщения (они у меня закрыты). Я это сделала, честно говоря, немного нехотя. Потому что, наученная горьким опытом, не жду от таких анонимов ничего хорошего. Либо гадостей напишут, либо денег попросят и окажутся мошенниками.

Но Валентина просто хотела рассказать свою историю.

В Интернете она периодически встречала то ту, то эту мою статью. Какие-то ей нравились, какие-то не очень. Но из них она узнала, что у нас с мужем 5 дочерей. И у младшей, Маши, – синдром Дауна.

Я много пишу о нашей особой девочке, рассказываю о нашем с ней пути. И делюсь историями таких же семей. Счастливыми, грустными, поучительными, иногда, увы, – трагическими.

– Я долго думала, рассказать о том, что случилось со мной и что происходит сейчас, или нет? – писала мне Валентина. – Это очень личное и очень болезненное. В конце концов решилась. Возможно, моя история кого-то убережёт от беды...

...Итак, 9 лет назад Валентина сделала аборт.

– И сейчас, когда прошло уже много времени, я точно могу сказать, что я уничтожила сразу две жизни – ребёнка и свою.

Праздник двух полосок

Ребёнок тот был долгожданным. До этого у них с мужем 5 лет не было детей.

– И когда выяснилось, что я беременна, это стало праздником не только для меня и моего супруга, но и для наших родителей, – рассказывала Валентина. – У нас обоих это первый брак и первый ребёнок... Был бы... И бабушки-дедушки с обеих сторон очень ждали внуков. Моя мама даже стол по этому поводу накрыла у себя дома. «Праздник двух полосок», – сказала. Свекор с моим отцом выпили и все делили будущего внука. Кто будет его к себе на выходные забирать. А бабушки хихикали между собой: «Вот дураки старые! А если девочка будет?» К концу застолья решили, что, если родится мальчик, будет Владимиром, в честь моего дедушки. А если девочка – Варвара. В честь бабушки мужа... В общем – весело было...

На первое УЗИ с Валентиной пошла мама. Хотел и муж, но у него в тот день была какая-то важная работа, и он не смог.

– Я до сих пор вижу, как менялось лицо узистки, когда она смотрела на экран. От приветливого, когда я легла на кушетку: «Так, посмотрим, кто тут у нас…» – до серьёзного, а дальше – даже какого-то брезгливого. Она со злостью что-то быстро накорябала на бумаге и в прямом смысле выпроводила нас с мамой из кабинета: «Идите к своему врачу! Там вам все расскажут». – «Но что у меня?» – «Идите!»

– Я бы советовала вам не тянуть с прерыванием, – сразу сказала пожилая врач, посмотрев бумаги. – Можно, конечно, ещё обследоваться, но, по-моему, и так все ясно.

По словам Валентины, врачи в их городке тактичностью в то время не особо отличались. Не все, но многие. Эта же доктор когда-то объявила ее маме, что у неё рак шейки матки – и «Ну, что вы хотите, стареете»... Непонятно, каким образом старость и рак связаны. Но главное, что, когда женщина поехала в областной центр на повторное обследование, никакого рака у неё не оказалось.

– Перестраховалась, ничего страшного! – объяснила ей тогда эта медик. – Валерьяночки попейте...

– Я была готова, например, к невнимательности, грубости, еще чему-то, – писала мне Валентина. – Но что меня сразу отправят на аборт, не объясняя причины... К этому я готова не была.

– Вам что, узист ничего не сказала? У вас там даун, – пояснила доктор, увидев оторопелые лица Валентины и ее мамы.

– И с таким недовольным видом это сказала. Как будто я специально пришла сюда создать ей кучу проблем своим «дауном»...

«На вас будут смотреть, как в зоопарке»

– Сказать, что это стало шоком – ничего не сказать, – рассказывала Валентина. – «Нет, этого не может быть!» – кричала я. «Ну, почему не может? – удивилась врач. – У вас там что – что-то особенное?» И показала понятно – где «там». С каким-то даже садизмом в голосе. Или мне так тогда казалось. А мама моя начала причитать: «Надо делать аборт, пока не поздно. Надо ЭТО убрать. Мы ведь можем опоздать, да?..» А ведь еще полчаса назад она заходила в кабинет УЗИ и ворковала: «Сейчас нам покажут ноженьки, рученьки». А теперь «это». И она даже не вспомнила ту историю с раком.

Но все дополнительные обследования, которые все же сделала Валентина, диагноз ребёнка подтвердили.

– Я очень надеялась, что это все же была какая-то ошибка, – рассказывала она. – Но в этом ничего необычного нет. Все в такой ситуации на это надеются. Но нет...

Ничего, увы, необычного не было и в том кошмаре, который начался. Не стоит, конечно, клеветать на всех врачей. Не все они запугивают и склоняют к абортам. Я сама – пример того, как бережно и с какой любовью могут они относиться к женщине, у которой рождается особый ребёнок. Но и то, что происходило вокруг Валентины, – это тоже не редкость.

– Ты молодая, родишь ещё. Зачем тебе инвалид? С ним ты не родишь больше никого...

– Вам хочется, чтобы вслед вашему ребёнку тыкали пальцем?

– Все оставшуюся жизнь будете страдать вы, и будет страдать ваш ребёнок. Вам это надо?

– В нашем городе таких детей очень мало, на вас будут смотреть, как в зоопарке.

– Ты будешь прикована к нему до самой смерти.

– Эти дети неадекватны, их невозможно социализировать...

– Твоя жизнь станет адом!

– А как относится к этому твой муж? Он от тебя не уйдёт?

Это и многое другое услышала от врачей Валентина – за очень короткое время. Ей было странно, что кто-то из врачей вдруг стал обращаться к ней на «ты». И она думала, что это потому, что, зачав такого ребёнка, она теперь – существо какого-то низшего порядка.

Нет, кто-то ей искренне сочувствовал. Но тоже убеждал, что эту беременность лучше прервать и не мучиться.

«Или я, или даун»

Муж... Уйдёт ли он, если Валентина родит такого ребёнка?

– А он мне сразу так и сказал: «Или я, или даун. Выбирай». Твердил, что над ним «все смеяться будут». Все – т.е. «нормальные мужики». У всех сыновья как сыновья. А у него – слабоумный ушлепок. Муж всегда был человеком резковатым. Но чтобы постоянно обижать меня – такого не было. Когда я забеременела, стал мягче намного. А тут полезло из него. Правда, через какое-то время он меня обнял: «Ну, ты же понимаешь... Рожать нельзя. Твоя жизнь станет кошмаром». Почему моя? А его?..

Бабушки и дедушки спорили: кто виноват и у кого в роду были инвалиды

Бабушки и дедушки, которые ещё недавно на «празднике двух полосок» спорили, как назовут внука или внучку и кто будет забирать ребёнка на выходные, теперь спорили: кто виноват и у кого в роду были инвалиды. Оказалось, ни у кого не было, но каждый назначил виноватой противоположную сторону.

Однако в главном старики сошлись: беременность эту нужно прервать, иначе позору не оберёшься. Одна бабушка – педагог, другая – врач. Деды – военный и чин в ГБДД. Часть из них, правда, на пенсии. Но в любом случае – уважаемые люди. Где они, и где больной ребёнок?

– Я видела таких детей: сопли, слюни, неконтролируемая агрессия, – говорила Валентине подруга. – Они как Маугли. Им нужны специальные интернаты, условия. А какие у нас в городе условия? Всю жизнь хочешь быть прикованной к нему наручниками? Оно тебе надо? Я видела таких родителей. Их самих уже лечить надо. Сделаешь аборт – и забудешь все это, как кошмарный сон. Там все равно ещё ничего нет. Кусок слизи.

В те дни Валентина даже зашла в храм. Зачем – сама не знала. Их семья не была верующей. Служба уже закончилась, и там была только уборщица.

– Ты чего такая? – спросила она.

– Так и так... Больной ребёнок. Не могу я его родить, понимаете?

– Ты чего это удумала? В ад захотела?

Быть может, если бы та женщина сказала что-то другое, все могло быть иначе. Я даже не знаю что. Пожалела бы... Сказала бы, что Бог всех любит и не оставит... Что такие семьи могут жить нормально... Но, услышав те слова, Валентина поняла, что тот, незнакомый и далёкий, и неизвестно ещё, существующий ли ад ее совершенно не пугает. Потому что она уже была в аду – здесь, на земле. И если она родит, будет ещё хуже. Так ей говорили все.

– Я совершенно не снимаю с себя ответственности, – писала она мне. – Это я убила своего ребёнка, никто другой. Но я часто думаю, если бы рядом со мной тогда оказался хотя бы один человек, который остановил бы, поддержал... Возможно, я не сделала бы того, что сделала. Хотя, кто знает... В любом случае история не знает сослагательного наклонения.

Она шла на аборт и говорила себе, что так нужно, так правильно. Нет условий, нет педагогов, нет врачей... Все смеялись бы... Они не вылезали бы из больниц... Слюни... Сопли... Агрессия... Все бы страдали... Муж ушёл бы... А так «там же ещё ничего нет». «Слизь». А она родит ещё, обязательно родит.

Она шла на аборт и говорила себе, что так нужно, так правильно

Она шла и старалась не вспоминать, что у «слизи» на УЗИ была уже голова. И руки. И имя «слизи» уже дали. Если мальчик – Владимир. Если девочка – Варвара...

Аборт прошёл «хорошо». Ну, если он вообще может пройти «хорошо». Но так сказал врач, когда она проснулась:

– Все прошло хорошо. Осложнений быть не должно.

«А мы убили своего ребёнка»

Через полтора года от Валентины ушёл муж...

Не выдержал. Но если бы не ушёл он, ушла бы она. Просто жить дальше вместе стало невозможно.

Каждый день она плакала, винила его в том, что он отправил ее на этот аборт. Она не спала ночами и стала похожей на тень. Однажды она даже пыталась покончить с собой.

– «Покончить» – это громко сказано, конечно, – рассказывала Валентина. – «До конца» умирать я не собиралась. Я хотела, чтобы меня спасли и пожалели. И тогда, наверное, эта невыносимая боль прошла бы.

Невыносимая боль... Она появилась не сразу. Сначала вроде бы все действительно «прошло без осложнений». И они с мужем даже думали о «новом ребёнке».

– Он так и сказал: «А давай заведём нового ребёнка!» Меня это сначала покоробило, я даже не могла объяснить себе, почему. Но потом отмахнулась, и мы начали над этим работать...

Но однажды в сквере Валентина встретила их – женщину с дочкой. Это была совершенно случайная встреча в обеденный перерыв недалеко от ее работы.

– Я сидела на лавочке, пила сок. До сих пор помню – вишневый. Блуждала взглядом по прохожим. В поле моего зрения на секунду попали и они. Я хотела уже переключиться, но глаз как-то сам «зацепился» за девочку. У неё был синдром Дауна. И это перевернуло все! Я не преувеличиваю, так оно и есть. Да, я видела таких детей по телевизору, в Интернете. Но там переключил канал – и их как будто бы нет. Не существует. А тут – вот она, перед тобой – живая девочка.

Они шли, держась за руки, и смеялись – те мама с дочкой

Они шли, держась за руки, и смеялись – те мама с дочкой. Женщина что-то говорила, девочка что-то отвечала. Валентина встала и тихонько пошла за ними. Зачем? Она не знала. Просто шла и смотрела.

Они остановились у пруда и начали кормить уток с утятами.

– Утка-мама и утка-малыш, – сказала девочка и прижалась к женщине.

А та улыбнулась и поцеловала ее в макушку.

Валентина даже поперхнулась своим вишневым соком. И он, красными полосками, стекал по ее белой рубашке.

– Меня это тогда просто вывернуло наизнанку, – рассказывала она. – В голове начался какой-то хаос. «Заведём нового ребёнка». А старый?! А старый был «бракованный», и мы его выкинули! «Кусок слизи». «Маугли». «Агрессия». «Жизнь – ад»... Но вот – мама и дочка.

У женщины зазвонил телефон.

– Да, алло! Привет. Мы гуляем. Сейчас дам трубку.

Она передала трубку девочке:

– На, поговори с папой...

– Папочка, – засмеялась та.

Женщина тем временем строго посмотрела на Валентину. Слишком явно было ее к ним внимание.

– Я развернулась и пошла прочь. «Или я, или даун. Выбирай!» «Папочка»... У этой девочки есть папа, который ее любит. Мама. А мы?.. А мы убили нашего ребёнка! Тогда я впервые это четко осознала. Хотя, наверное, нет. Где-то очень глубоко я чувствовала, что так и есть. Но гнала это от себя. А теперь мне казалось, что у меня вообще начались галлюцинации. Что этот вишневый сок – это кровь моего ребёнка. На мне!

Тогда и пришла та боль...

«Об этом молчат!»

Муж Валентины ушёл. Очень тяжело было общаться с родителями. Отвернулась от неё та подруга. А кому нравится находиться рядом с больным человеком?

Больным... Несколько раз Валентина лежала в больнице. Лечила тяжелейшую депрессию. Она пила антидепрессанты и сильно поправилась. На время ей легчало, но не сильно. А потом – опять темнота.

Несколько раз Валентина лежала в больнице. Лечила тяжелейшую депрессию

Она не ела, не спала, в квартире был бардак.

Ей пришлось поменять работу – на более простую и менее ответственную. Со старой она уже не справлялась. Но работа – это мелочи.

Каждый день Валентина мысленно видела перед собой ту женщину с девочкой. И представляла, какой была бы ее собственная дочка. Сейчас она почему-то была уверена, что это девочка. Варвара.

Сколько бы ей было сейчас? Несколько месяцев. Полгода. А сейчас уже 9 лет. Они смотрели бы друг на друга и улыбались. И она целовала бы дочь в макушку.

Она уже давно не винила мужа, не винила врачей, не винила никого. Наступила стадия собственной вины. И страшного понимания, что уже ничего не исправить. Никогда!

Однажды она опять зашла в храм. Не в тот, где старая уборщица ей сказала об аде. Туда ей не хотелось. Особенно сейчас, когда у нее тот же ад на земле. Это был другой храм, чуть дальше.

– У вас что-то случилось? – сразу подошёл к ней священник.

Обычный священник – ни молодой, ни старый, ничем не примечательный. Она даже не знала, рассказывать ему или нет. Рассказала... А что ей было терять?

– Я вам очень сочувствую, – неожиданно сказал он.

Сочувствует? Почему?! Она же убийца!

– Вам очень тяжело, я вижу, – продолжал он. – Это и понятно. Ребёночек... Но вы не отчаивайтесь, приходите сюда. Господь милостив!

Так Валентина начала ходить в храм. Не сразу, но исповедовалась и причастилась. Стала прихожанкой.

– Если есть в моей истории что-то хорошее, так это то, что я оказалась здесь, в Церкви... Мне так же тяжело! Уже 9 лет тяжело. Моей солнечной девочке тоже было бы 9 лет, понимаете? И это невыносимо. Но здесь, в храме, мне становится чуть легче. Я всё так же на таблетках и из цветущей женщины стала старой развалиной. Меня так же накрывает – и тогда хоть в петлю лезь. Моя жизнь разрушена. Но... Это дерзко, я понимаю. Но я действительно надеюсь на милость Божию. И на то, что этот мой ад когда-нибудь закончится. А в новой жизни, там, будет что-то хорошее. И там я обниму мою девочку. Да, я знаю, что у этого всего есть умные названия – посттравматическое расстройство, постабортный синдром. Но мне кажется, это плачет душа. Рыдает. Воет. И я не знаю, когда и чем она успокоится... Вот такая история. Мне кажется, что об этом обязательно нужно говорить. Прямо в поликлиниках! Не только о том, что ждёт женщину с больным ребёнком. А что ждёт ее, если она его убьёт. Это может стать еще большим адом, чем тот, которым пугают врачи и все вокруг. Но об этом почему-то молчат.