Святая с «новых территорий»

Портрет старухи. Художник: Ахмат Лутфуллин

– Ты не представляешь, что это за человек! Как у владыки Тихона (Шевкунова) – несвятая святая нашего времени, – говорил мне мой друг отец Евгений. – Смотрит она на этих людей, которые ее гонят, издеваются над ней, и плачет. Не о себе плачет – о них. Это как Христа вели среди злобствующей толпы, и Он о них плакал. А они Его ещё и к кресту прибили.

Батюшка живет на «новых территориях». И женщина эта, Зинаида, – тоже. Как раз в том селе, где у отца Евгения храм. Но на службах бывает редко. Возможности нет. К сыну больному, лежачему, прикована. 40 лет уже.

«Как могут люди в Бога не верить?»

– И знаешь, Лен... Заедешь иногда к Зинаиде, посидишь немного, поговоришь, и как будто душу тебе святой водой омыли, – говорил мне отец Евгений. – Выходишь, а на сердце – Пасха. Столько в ней кротости, тихости, какой-то детской веры, любви. И благодарности... Главное – благодарности Богу. Она так и повторяет все время: «Батюшка-батюшка! Господь такой милостивый, я так Ему за все благодарна! Как люди могут в Него не верить? Бедные, бедные люди».

Благодарность... Человеку нецерковному, да и церковному тоже, тяжело понять, за что Зинаида благодарна Богу. Сложно осознать, как она вообще живет, а тут ещё и благодарность.

Сын... 40 лет ему, а Зинаиде 70. И все 40 лет он лежит. ДЦП у него или что-то подобное. Батюшка точно сказать не может. Ходит под себя, кормит старая мать его с ложки. 40 лет пелёнки и простыни из-под него стирает. Памперсы меняет, которые не всегда есть. Дорого. Моет, переодевает. 40 лет! И мало что он понимает. Улыбается только иногда, и слюни текут. В такой ситуации даже хорошо, что лежит. Хуже было бы, если б ходил. Наверное.

Но это ещё полбеды. Семейное это у них. Наследственное.

– Ген какой-то поломан. Девочки рождаются здоровыми, а все мальчики – тяжелобольными, – объяснял отец Евгений. – Зинаида сама – обычная женщина, а брат ее покойный – лежачий. Я его отпевал. Она родителям все детство своё и юность за ним ухаживать помогала. А потом своего такого же родила... Кроме сына, у неё ещё дочь есть. Здоровая. А у дочери – сын, внук Зинаиды, – тоже был лежачим. И за ним ухаживать помогала. Умер подростком. И его я отпевал... Так что и внука она похоронила. Ну, а муж у неё погиб лет 15 назад. Вот так, Лен. А она благодарит! За что? Да за то, что Бог рядом и помогает ей крест ее тяжеленный нести. За то, что Он есть. Просто есть! Все! Кого-то беды такие ожесточают. А ее – наоборот. Добрая она, я таких, наверное, и не встречал больше.

Зинаида, как я уже сказала, в храме гость нечастый. И рада бы, да сына оставить не может. Дочь работает много, да и своя семья у неё. Но на Рождество и Пасху старается. И обязательно исповедуется, причащается.

Кто-то из «матёрых прихожан» посматривает на неё снисходительно. Бабка уже – а не знает почти ничего. И сядет не когда нужно, и спросит что-нибудь не вовремя. Шикнут на неё, а она не обижается:

– Люди добрые помочь хотят. За что ж обижаться?

– С точки зрения богословской науки, Зинаида – человек, конечно, необразованный, – рассказывал батюшка. – Она и молится просто, как ребёнок. Слышал я однажды, как говорила она, глядя в небо: «Папка, мамка, если можно вам там, у Бога, за нас попросить, попросите, пожалуйста». Они у неё умерли давно. Но так бывает, что люди мало знают, а сердце для Христа открыто. И тянутся они ко Господу всей душой. Живут по Его законам.

Бывает, что люди мало знают, а сердце для Христа открыто. И тянутся они ко Господу всей душой. Живут по Его законам

И все, что она говорит и делает, – это так по-евангельски, что просто диву даёшься. Вот, например, сын у неё засыпает рано, часов в 8–9 вечера. Так она вместо того, чтобы тоже отдыхать, ведь немолодой уже человек, по сельским бабушкам бежит. Которые старше ее. «Теть Мань, вам чего нужно? Воды принести? Сейчас». – «Баб Шур, вы хотите чего-нибудь? Молочка? Уже бегу». Она мне потом говорила: «Вот представьте, батюшка, баба Шура умерла бы утром – ей же лет-то сколько!.. А молока с вечера не попила. Хотела, а не попила. Я, окаянная, не принесла. И как мне потом с этим жить?»

«Везёт! Даже инвалид у тебя!»

На днях отец Евгений по пути из храма заехал, по обыкновению, к Зинаиде. Просфорок привёз, еще чего-то. А она сидит и плачет.

– Что вы плачете, тетя Зина?

– Людей жалко...

Жалко ей подругу Валентину.

С Валентиной они ровесницы. В одном селе выросли. В тот день вместе ходили пенсию переоформлять. Зинаиде ещё и с «инвалидными» выплатами сына разобраться надо было. Там сейчас со всем этим непросто.

Сначала никаких «органов» не было, старые ушли, новые не пришли. Потом вроде бы пришли, но не очень понимали, что делать. Сейчас уже начали ориентироваться, но тоже иногда очень условно. Атакуют бабушки и дедушки испуганных сотрудниц новоиспечённого Пенсионного фонда. А тем бы самим кто что рассказал.

В общем, очередь огромная, душно, нервно, зло. Это вам не наши талончики в МФЦ. Встали Зинаида с Валентиной в конце, ждут.

– А тетя Зина скромная такая. Кто-то приходит: «Так, мне на работу, я без очереди!». Другая: «У меня дома внучка одна! Мне надо! Ну и что, что уже подросток! Она ж ребёнок!» А тетя Зина стояла, молчала, даже не думала никуда лезть. И, кроме Валентины, никто и не знал в той очереди, что дома у неё инвалид лежачий. Только молилась про себя, чтобы сын не очень разволновался, что ее долго нет. Это ему опасно.

Вдруг дверь кабинета открылась и вышла девушка молодая:

– Иванов, Петров, Сидоров, Ромашкина (допустим) в очереди есть?

А Зинаида как раз «Ромашкина».

– Я есть! А что случилось?

– Ничего! Вы без очереди!

Та даже растерялась: «Как так?!» Но, наверное, там в документах прочитали, что за сын у неё. А отец Евгений вообще считает, что Господь так распорядился.

– Давайте-давайте быстрее, что вы стоите? – торопит ее девушка.

Пошла Зинаида к кабинету, а тут подруга ее, Валентина:

– Да что ж это такое! Одним ничего, мучаются они в Пенсионных фондах этих! А кому-то все! «Пройдите, будьте любезны! Вам без очереди». А чем ты лучше меня, что тебе так везёт! Даже инвалид у тебя, чтобы тебе без очереди ходить!

– Тетя Зина даже извиняться перед ней начала, пропустить вместо себя хотела, но девушка ее затолкала в кабинет. А когда вышла, Валентина и не попрощалась с ней, – рассказывал отец Евгений. – «Да не плачьте вы, теть Зин, – говорю. – Люди не всегда вам помогают, так вам помогает Господь! Милует вас. Видите, как Он все управил! Вы домой быстрее вернулись, к сыну вашему». – «Ой, Боженька всегда рядом, – отвечает. – И так Он меня любит! Я иногда спрашиваю Его: ‟Господи! Ты за что мне так помогаешь? Я же Тебе ничем ответить не могу. Даже в храм почти не хожу”. А Он – все равно помогает! А плачу я чего? Так Валентину жалко. Как же она злилась в очереди той. Всю жизнь ведь меня знает, сына моего. Как брата, внука хоронила – знает. А позавидовала... Плохо ей, вот и плачу. Помочь хочу, а чем тут поможешь? Хорошая она, но в Бога не верит. Вот и мучается».

«Даже в подвал с калекой спуститься не можешь?»

Жалко тете Зине и Романа Алексеевича. Тоже всю жизнь они в одном селе. И, как и Валентина, все он о ней знает, о тяготах ее. Казалось бы, жалеть ее должен, но нет.

– Знаешь, как бывает. Прет из людей злоба, и срываются они на самых слабых и беззащитных, – говорил отец Евгений. – Так и дед этот. Не зря у него прозвище – «Сыч». На войну злится, а на Зинаиде вымещает. Она же ответить не может.

Не так давно стали их село обстреливать с украинской стороны. Раньше редко было, а сейчас все чаще.

– Прилеты как раз недалеко от дома тети Зины были, – рассказывал батюшка. – Сидела она у кровати сына, за руку его держала, молилась. И тут дед Роман, Сыч который, звонит: «Ну, что? Небось даже в подвал со своим Генкой-калекой спуститься не можешь?!» И смеется. Издевается. Почему? Нормальному человеку и не понять... Конечно, тётя Зина не может сына в подвал снести. Как она его, сорокалетнего, снесет? На Одного Бога надежда.

Рассказывала Зинаида про это отцу Евгению и плакала:

– Как же жалко его! Страшно ему, больно, помолиться бы, а не умеет. Вот и звонит мне. Чтобы не одному больно и страшно было. Бедный он, тяжело ему. И Богу тяжело на него смотреть. Он же хочет, чтобы все мы радостными были! А Рома хороший, только в Бога не верит. Вот и мучается. А я что? Меня Господь вон как милует. Не попали даже осколки.

Десять ящиков сарделек

– Слушал я ее, смотрел на эти слёзы и думал: «Вот лежит человек у подножия Креста. Кроткий, смиренный, безропотный. И плачет. Не о себе. О Христе, Которому тяжело, Которого распяли. О людях, которые это сделали и делают. О мире, в котором ‟все должны быть радостными, но почему-то не радуются”. Именно так, наверное, бывает, когда святость сталкивается с нами – с человечеством. Видит святость эта, как люди ненавидят друг друга, завидуют, обижают, и сами от этого мучаются, и плачет о них. Они в эту святость плюют, а она ещё больше их жалеет. И понять не может: как так можно жить, если есть Бог?..». Вот такая наша тетя Зина. Несвятая святая.

Видит святость, как люди ненавидят друг друга, завидуют, обижают, и сами от этого мучаются, и плачет о них

...Стемнело тогда уже, а отец Евгений все сидел у Зинаиды. Тихо рядом с ней, мирно. Как будто Бог тут же, рядом. Помолились вместе. Ещё поговорили. Батюшка поделился, что пост, вон, закончился, Рождество Христово встретили, хорошо бы по селу проехать, поздравить «прихожанчиков», так он их называет, да особо нечем.

– Вы, батюшка, не расстраивайтесь, Господь всегда в хорошем помогает, – сказала ему Зинаида.

И засмущалась: кто она такая, чтобы священника жизни учить?!

– У неё к батюшке отношение такое... Как к Богу. Стыдно даже. Потому что никакой ты не Бог, а грешный совсем человек.

Ещё немного посидели. И тут у отца Евгения зазвонил телефон.

– Благодетель один, магазины у него: «Отец, сардельки хочу вам пожертвовать на Святки. Копченые. 10 ящиков». Мне даже страшно стало – вот как близко Господь, – говорил мне батюшка. – Кто-то скажет: «Совпадение». Но уверен я, что неслучайно мне позвонили, когда я у тети Зины был и с ней о поздравлении говорил. Может, вздохнула она про себя: «Папка, мамка, попросите там Боженьку отцу Евгению с подарками прихожанчикам помочь». А если и не вздохнула, то Господь все равно с ней рядом стоит, за руку ее держит, милует. Вот и мне, грешному, перепало. Я потом эти сардельки людям дарил. А что? Самое оно, после поста-то. И тете Зине оставил. Радовалась она, как ребёнок. И все удивлялась, за что ей Боженька так помогает? Она же ничем Ему ответить не может.