Священник Лаврентий Фарли рассуждает о том, почему ограничения, которые накладывает на человека принадлежность к Церкви, не являются тиранией.
Потому ли это, что канадцы, среди которых я живу, люди светские, или потому, что в Северной Америке есть такая массовая тенденция – но я часто слышу, как люди говорят: «Я считаю себя очень духовным, но я не верю в организованную религию». Меня так и подмывает ответить: «Если не нравится организованная религия, вам понравится в православных приходах Северной Америки – такой неорганизованности нигде не найдешь». Но я воздерживаюсь от ехидства, зная, что они имеют в виду под «духовностью» и «организованной религией».
То есть когда большинство окружающих меня людей говорят о духовности, они говорят о вере в невидимую реальность, в возможность проникновения в эту реальность и обретения её скрытого потенциала путём неких индивидуальных практик – медитации, упражнений, позитивного мышления или песнопений. Примерно поколение назад, как я слышал, в духовный мир пытались проникнуть при помощи кристаллов. Эти люди обычно привержены ценностям социальной справедливости, толерантности и многообразия взглядов и убеждений. Со мной обходились они очень любезно.
Когда они говорят, что не верят в «организованную религию», так они обычно называют именно Церковь, хотя под давлением аргументов включат в это понятие и синагогу, и мечеть. Возможно, они открыто не враждебны к Церкви/организованной религии, просто не проявляют к ней интереса. Это напоминает мне, как К.С. Льюис описывал в автобиографии «Настигнут радостью» период, когда он уже обратился в теизм[1]:
«Сама по себе Церковь меня нисколько не привлекала, я не был противником духовенства, но плохо воспринимал самое ее устройство… Но, хотя священники нравились мне, как нравились и медведи, пребывание в Церкви устраивало меня не больше, чем жизнь в зоологическом саду».
Точно так же и люди, исповедующие свой интерес к духовности, хотят принадлежать к какой-либо Церкви не более, чем жить в зоосаду. Принадлежать к Церкви – это для таких «животных», как я, но не для них, спасибо, увольте.
Так почему же для них так неприемлемо принадлежать к какой-либо Церкви? Чем их отталкивает религиозная организация? По моему опыту, как бы неожиданно это ни было, проблема не в том, что некоторые, исповедующие себя христианами, компрометируют своей жизнью их вероисповедание. Эти светские люди достаточно умны, чтобы понять, что в каждой большой группе рано или поздно произойдут скандалы и что было бы нереалистично ожидать, будто в Христианской Церкви за два тысячелетия совсем никто не будет вести себя порочно. Их огорчают новости о сексуальных скандалах в Церкви, и, конечно, все они оплакивают жестокость инквизиции и крестовых походов (пусть и знают о них меньше, чем им кажется), но «организованную религию» они отвергают не из-за этого. Что на самом деле отталкивает их – то, что Церковь позволяет себе их учить, причём довольно настойчиво, во что они обязаны верить и как должны себя вести, что она, по их мнению, решает за них то, что они должны решить своим умом. Короче говоря, организованная религия ущемляет их чувство собственной независимости до такой степени, что они отвечают: «Вы мне не указ!»
Организованная религия ущемляет их чувство собственной независимости
Например, Православная Церковь учит её членов, как мыслить об Иисусе Назарянине – а именно, как об истинном Мессии Израиля и Сыне Божием, Боге по природе. Её члены не имеют права составить своё особое мнение по вопросам христологии и, например, выбрать взгляды Резы Аслана[2] вместо отцов Никейского Собора. Или, с другой стороны, Церковь учит её членов, какое поведение правильно и какое неправильно, так что женщина не имеет права на аборт, даже если решит, что некстати забеременела, и мужчина не имеет права добиваться интимных отношений с другим мужчиной, даже если испытывает к нему влечение. Решив сделать аборт или заняться однополым сексом, член Церкви от неё в той или иной степени отпадает. Каким именно образом отпадает – зависит от конкретной ситуации и от конкретной Церкви, но факт остаётся фактом, что практически во всех формах организованной религии есть нормы веры и поведения, которых должны придерживаться все члены.
Во всех формах организованной религии есть нормы веры и поведения, которых должны придерживаться все члены
Уже давно большинство людей относится к религии как к сугубо личному делу, так что, мол, ни у кого нет права навязывать другим свою веру и моральные нормы. Наша культура стала радикально индивидуалистской, а потому её носители с жаром отвергают притязания на такое ограничение их личной свободы. Но то, что некоторые считают тиранией, на самом деле значит лишь то, что если принадлежишь какой-то группе, то ей соответствуешь. Рассмотрим, например, участие не в религиозной организации, а просто в клубе для боулинга. Никто не принуждает меня бросать шар в кегли или присоединиться к клубу для боулинга, но если я вступлю в такой клуб (скажем, «Супер-сеньоры Суррея»), то клуб предъявит мне определённые требования – а именно, вовремя приходить на турниры по боулингу, играть за команду так хорошо, как могу, и не подстраивать проигрыш команды, если соперники (скажем, «Латунные ложки Лэнгли») меня подкупят. Бессмысленно идти наперекор этим требованиям, а потом ныть, что со мной дурно обошлись, когда меня исключат из команды. Вот что подразумевает принадлежность к команде по боулингу.
Или возьмём для примера политические партии. Если я (допустим) присоединюсь к Зелёной партии Канады, от меня потребуют поддерживать их политическую платформу, не осуждать её лидера и голосовать за местного кандидата на следующих выборах. Если я присоединюсь к Зелёной партии и потом пойду против их правил – если я при каждой возможности буду ругать её лидера, потом агитировать за Консервативную партию Канады, а голосовать за Либеральную партию, то Зелёная партия вполне оправданно исключит меня из рядов, ведь я не отдаю себе отчёта, что значит принадлежать к Зелёной партии.
Так же и с Церковью или любой другой группой, организованной по вере или убеждениям. Церковь ни от кого не скрывает, что исповедует свой Символ веры и требует от принадлежащих к ней вести себя определённым образом. Никто в Северной Америке не принуждает силой вступить в Церковь или любое другое организованное сообщество по вере, но если я вступил, я должен следовать её правилам – не потому, что это общество подавляет личную свободу, а потому, что это общество решило определённым образом веровать и определённым образом себя вести. Присоединившись к Церкви, я тем самым говорю, что так веровать и вести себя – и моё решение тоже.
Не Церковь навязывает мне свои убеждения – скорее, я присоединился к Церкви потому, что сам решил последовать её убеждениям
Не Церковь навязывает мне свои убеждения – скорее, я присоединился к Церкви потому, что сам решил последовать её убеждениям. Церковь является «организованной» потому, что требует от меня ответственности жить в соответствии с выбором к ней принадлежать. Так что альтернативой «организованной религии» является не «неорганизованная религия», а отказ индивида ограничить свою личную независимость и подчиниться кому-то ещё. Отвержение организованной религии – это, по сути, не защита личной свободы, а отказ от ответственности перед кем бы то ни было. В литературе прошлых лет этот отказ официально называется «гордыня».