Прп. Нил Сорский и третий путь монашеской жизни

Преподобные Нил Сорский и Иннокентий в Белозерском скиту. XVII век. Москва, ГИМ

После того, как нечто великое, выстраданное и вымоленное совершится наконец, после первой радости и — дай Бог чтобы всегда — благодарности Господу чаще всего наступает как бы затишье, порой кажется, даже некий спад, откат назад. Странно, горько это; но не случайно. Неполезно, говорят святые отцы, чтобы всегда была радость или всегда была скорбь: не выдержит душа человеческая ни того, ни другого. Вот и ведет нас Господь таким средним путем, и, зная это, не должны мы в радости забываться, а в скорби отчаиваться. А полную радость да сподобит нас Отец наш Небесный обрести в будущей жизни…

…После Куликовской битвы вздохнула Русь свободнее. Но не отпустила нас еще Орда, было и нашествие Тохтамыша, и — ни много ни мало — разорение Москвы, и снова дань. Не ушли еще пока в прошлое и княжеские усобицы: великому князю Василию Васильевичу, внуку Димитрия Донского, долгие годы пришлось отстаивать свои законные права на престол; в борьбе этой его ослепил двоюродный брат, но все же князь утвердился на отцовском троне. А впереди было устройство нового центра Вселенского Православия (как раз в эти годы пал Константинополь), старания найти пути существования освобождающейся Руси в этом мире, уже слишком далеком от того, что рухнул двести лет назад с Батыевым нашествием. Непростая, неспокойная, смутная пора.

Прп. Нилу суждено было принести Руси необычный, но чрезвычайно ценный подарок – скитское устроение монашеской жизни

И как раз в разгар этих тревожных событий появился на свет человек, которому суждено было принести этой новой, в неизвестность отправляющейся Руси подарок, удивительный, необычный, но чрезвычайно ценный. Подарок этот, как ни удивительно прозвучит на наш слух, есть… скитское устроение монашеской жизни, ведь до этого Русь знала только отшельнический и общежительный виды монашеской жизни. Странно, не правда ли? Но ведь независимость, богатства, слава — всё это приходит (и к Руси придет очень скоро), но нисколько не решает и не решит никогда зыбкости нашего бытия. Поскольку любое общество (село, государство, мир) только одно имеет непременным условием своего существования — присутствие в нем праведника. А вспомним, скольких святых подвижников дали Руси ее скиты, вплоть до расцвета знаменитейшего Оптинского Иоанно-Предтеченского скита, места подвига прпп. Льва, Макария, Амвросия… Неизвестно, имели бы мы или нет это величайшее богатство, если бы в далеком 1433 году не родился в Москве мальчик, будущий прп. Нил Сорский.

О детстве его нам ничего почти не известно; знаем только, что у него был брат по имени Андрей по прозвищу Майко, занимавший в свое время довольно видные государственные должности, а в конце жизни принявший монашество с именем Арсений. Сам будущий прп. Нил также в молодости побывал на государевой службе — он был «судиям книгъчием», как свидетельствует «Повесть о Нило-Сорском ските» (хотя, к сожалению, до сих пор неясно, что под этим выражением подразумевается — помощник ли судьи по каким-либо делам, требующим изучения письменных документов, или что еще), но довольно рано оставил мирскую жизнь и принял постриг в Кирилло-Белозерском монастыре. Но, к сожалению, в обители как раз в то время была достаточно напряженная обстановка: в конце 1470-х новый игумен и некоторые из новоначальных братий вступили в конфликт с ростовским владыкой свт. Вассианом I, а спустя всего несколько лет после улаживания этого положения произошло новое нестроение — по поводу новых земель, пожертвованных в обитель самим великим князем (многие старцы монастыря категорически возражали против того, чтобы иноческая обитель принимала на себя совершенно светские обязанности по заботе о многих имениях). Понятно, что такая обстановка «не располагала к созерцательному житию»^[1]; а ведь именно его-то и искал Нил, принимая монашеский постриг. Он оставляет Кирилло-Белозерскую обитель и вместе с несколькими единомышленниками отправляется паломником на Афон и, может быть, в Палестину, где изучает скитские уставы и практику «умного делания».

По свидетельству знавших святого, паломничество это по святым местам христианского Востока было довольно продолжительным. Вникая в составленный впоследствии прп. Нилом монашеский устав, можно увидеть, что он успел глубоко постигнуть афонские традиции, полюбить умное делание, узнал и Палестинские обычаи, изучил Типикон обители великого св. Саввы Освященного.

Можно только догадываться отдаленно, какое впечатление на внимательного к духовной жизни русского монаха могло произвести это путешествие. Знакомство с подвижниками Афона, Великой лавры прп. Саввы, жизнью этих замечательнейших монастырей, их уставами, духовным опытом было, надо полагать, чрезвычайно драгоценным для собственного пути ко Христу монаха Нила; как увидим, и для духовной жизни его земного Отечества, Руси. Прп. Нил, узнав и полюбив древние обители Востока, всё же возвращается в родную землю, чтобы и на северных землях русичей принесло плод то духовное знание, которым обладали Афон и Палестина.

Прп. Нил, узнав и полюбив древние обители Востока, всё же возвращается в родную землю

И вот он снова на Руси. Снова возвращается он в Кирилло-Белозерский монастырь, но в самой обители не остается, а «вне близ монастыря сътворих себе келию и тако живях»^[2] некоторое время, а затем и вовсе уходит за 15 верст от монастыря и там, на берегу речки Сорки, основывает скит.

Скит — восточное слово. Так называлась одна из пустынь Египта, где в древности совершали свой монашеский подвиг многие святые. Пустыня, безлюдное место, днем очень жаркое, ночью мучительно холодное; без растительности, без воды.

Конечно, окрестности Кирилло-Белозерского монастыря — около 100 км к северо-западу от Вологды — внешне совсем не походили на тот скит. Но в главном для прп. Нила сходство было: тоже безлюдно, тоже смирительно для плоти: дикий северный лес, и звери, и непогода (что такое, скажем, северные зимы, доподлинно могут рассказать только те, кто пережил их в деревенских условиях; а у преподобного и наших скромных благ вроде электричества не было), и трудности с пропитанием. Только Бог — и Его Единого ищущий человек.

Недолго прожил прп. Нил один — вскоре, «видя его строгую подвижническую жизнь, начали приходить к нему другие иноки»^[3]. Они-то и составили ту первую на Руси общину скитского жития. Преподобный составил для учеников (хотя сам говорил о них не как о учениках, а как о «господах братиях моих ближних, которые одного со мною духа»^[4]) устав на основе виденного на Востоке, «в соответствии с принципами древних скитов»^[5].

Монахи жили каждый в своей келлии, которые находились на некотором отдалении друг от друга, строго по одному человеку, и не должны были никуда надолго из своей келлии отлучаться, даже на общие послушания, потому в скиту их и не было положено. Каждый занимался рукоделием, чтением Св. Писания и трудов святых отцов и молитвой.

Как писал в одном из своих писем сам прп. Нил:

«И наипаче испытую божественаа Писаниа: прежде — заповѣди Господня и толкованиа ихъ и апостольская преданиа, таже житиа и учениа святыхъ отецъ, — и тѣмь внимаю. И яже съгласна моему разуму къ благоугождению Божию и къ пользѣ души преписую себѣ и тѣми поучаюся, и въ томь живот и дыхание мое имѣю»^[6].

Постригов в скиту не совершали: туда могли быть приняты только уже имеющие иноческий чин, и притом только грамотные. На богослужение скитяне собирались два раза в неделю, ночью со среды на четверг (или, если на неделе был двунадесятый праздник, то в день праздника) и с субботы на воскресение. Служили долго, всю ночь; пения почти не было: «пели только Трисвятую песнь, Аллилуия, Херувимскую и Достойно»^[7]; все в церкви и даже богослужебные сосуды были самые простые. Ничто в этой обители не должно было отвлекать ищущих спасения от Спасителя.

Постригов в скиту не совершали: туда могли быть приняты только уже имеющие иноческий чин, и притом только грамотные

Говоря о прп. Ниле Сорском, практически всегда вспоминают его современника, тоже удивительного святого монаха, шедшего, однако, совершенно противоположным внешне путем — прп. Иосифа Волоцкого. Он, хотя и так же был строг к себе и своим ученикам, для монастыря считал совершенно нормальным и даже спасительным иметь земли, благоукрашенные храмы, заниматься просвещением, благотворительностью и очень много блага Церкви через это принес. Церковь обоих, прп. Нила и прп. Иосифа, прославила в лике святых, оба пути признала как имеющие благое значение для душ человеческих; дела нужны, дела необходимы, без полнокровной деятельности невозможна жизнь Церкви. Но слава Богу, что были всегда на земле люди, подобные прп. Нилу, в жизни которых не оставалось места ни для чего, кроме самого малого, для выживания потребного — и Бога. Дай Бог, чтобы и до конца мира были такие люди. В чем-то, может быть, самые счастливые…

Время шло. На Руси многое менялось: долгое правление Ивана III (сына Василия Васильевича Темного) принесло государству окончательное освобождение от ордынского владычества (после победы на р. Угре), политическое преемство от Византии через брак великого князя с последней византийской принцессой Зоей (Софией) Палеолог, внутреннее единство после присоединения Великого Новгорода и его огромных земель к владениям Москвы… Это был очевидный и долгожданный политический расцвет. Те беды, что мучили Русь последние двести лет, ушли в прошлое; государство становилось сильным, богатым, независимым. Всё это пришло… Но на фоне внешнего успеха, как, увы, часто бывает, явились и внутренние проблемы. В Московском государстве стало появляться довольно большое число иностранцев, а чрез них проникли на Русь и увлечения всяким «тайным знанием»: астрологией, каббалистикой. А из Великого Новгорода великий князь привез в Москву двух очень понравившихся ему людей: священников Алексея и Дениса, которые были… главными агентами так называемой ереси жидовствующих, религиозной секты, проповедовавшей странную смесь иудаизма с оккультными учениями, крайне враждебно настроенной к Православию. Жидовствующие так осторожно вели свою деятельность по привлечению новых адептов, что целых 17 лет о них ни в Новгороде, где возникла секта, ни в Москве никто толком ничего не знал. Обнаружилось всё благодаря чистой случайности — кто-то из агентов проговорился в пьяном застолье. Митрополит Новгородский, свт. Геннадий, был потрясен открывшейся картиной: оказывается, множество клириков его епархии давно принадлежат ереси жидовствующих и потихоньку учат ей своих прихожан. Позже оказалось, что при дворе великого князя Ивана III дела обстоят ничуть не лучше, весьма многие придворные и даже кто-то из членов великокняжеской семьи сочувствуют этой секте. Немалых трудов стоило владыке добиться созыва собора на еретиков, но в 1490 году он наконец состоялся. В соборе в числе прочих принял участие и прп. Нил, несмотря на кажущееся полное отрешение от дел внешнего мира на самом деле всю жизнь глубоко переживавший за бытие всех ее членов Церкви и не упускавший ни одного случая помочь словом или делом.

Собор осудил жидовствующих, но само появление такой секты выявило огромный недостаток церковного образования среди народа. Требовались подлинно духовные книги; более того, на Руси к тому моменту не было даже полного свода переводов Ветхого Завета на славянский язык, на чем тоже сильно сыграли еретики. Свт. Геннадий Новгородский принял на себя подвиг составления полной славянской Библии (по его имени она впоследствии будет названа Геннадиевской; плодами трудов святителя мы и поныне пользуемся), прп. Нил составил сборник житий многих святых, боровшихся против ересей древности, в своих заблуждениях сходных с жидовствующими. В условиях того времени это был весьма значительный труд, поскольку книги были редки, поиск источников занимал много времени и сил, да и само переписывание — вручную, пером и чернилами — требовало времени и терпения. Трудами прп. Нила появился сборник, включавший жития прпп. Феодора Студита, Иоанна Дамаскина, Иоанникия Великого, Феодосия Великого, Евфимия Великого и Саввы Освященного. Жития оказались очень востребованными, их переписывали во многих монастырях Руси и даже при митрополичьей кафедре, и они «сыграли значительную роль в духовном просвещении русского монашества»^[8].

Прп. Нил составил сборник житий многих святых, боровшихся против ересей древности, в своих заблуждениях сходных с жидовствующими

В конце жизни преподобный Нил, по-видимому, тяжело болел, но не оставлял трудов по составлению и переписыванию книг для духовной пользы скитской братии и всех православных. Он, по глубочайшему смирению, нисколько не считал себя учителем, но, давая наставления, искренне писал:

«Может быть, и я благодатью Христовою, по молитвам получивших пользу, сподоблюсь сказанного в божественной “Лествице”: “Некоторые, погрязшие в нечистотах, объясняли мимоходящим, каким образом погрязли там, для спасения их об этом рассказывая, чтобы и они в тех же нечистотах не увязли. И за спасение тех и этих Господь от нечистот избавил”»^[9].

Поражает крайним уничтожением себя и повеление, данное перед смертью преподобным своим ученикам: не погребать его с почестями, а либо бросить тело его на съедение зверям, либо зарыть просто во рву «съ всякимъ бесчестиемь»^[10]. Скончался преподобный 7 мая, в третью неделю по Пасхе 1508 года.

Он явился основоположником скитского жития на Руси, проповедником строгой монашеской жизни и совершенного нестяжательства, требовательным, но удивительно любящим отцом для братии своего скита (хотя, весьма вероятно, всю жизнь оставался простым монахом и не имел священнического сана), оставил родной Русской Церкви довольно большое число книг, написанных и переписанных им. Оставил по себе он и небольшую, небогатую, но удивительно прекрасную обитель — Нило-Сорскую пустынь.