Почему Бог – Человеколюбец

В молитвах и песнопениях Церкви Бог многократно именуется Человеколюбивым, Человеколюбцем, и ни у кого, казалось бы, не должно возникать вопроса: почему мы Его так называем? Мы, христиане, знаем, что Бог есть любовь, что Он «нас ради человек» воплотился и принес Свою Крестную жертву, что Он прощает нам грехи, что Он воскресит нас в последний день… Наконец, мы, безусловно, чувствуем Его помощь, верим в Его благой Промысл. Как же не назвать Его Человеколюбцем? Что тут неясного?

Мне тоже было всё ясно – до недавнего времени. А потом я вдруг поняла, что мое восприятие Его человеколюбия на самом деле... очень поверхностно; что я до сей поры не отличала проявления любви от ее сущности. Говоря проще, я путала понятие «любовь» с понятиями «милость» и «милосердие». Что есть милость? По сути – доброе отношение. Отзывчивость на наши нужды, терпимость к нашему греховному состоянию, помощь, поддержка, подсказка – всё это нам, действительно, необходимо, и мы это от Него получаем, конечно, – иначе совсем тяжко было бы. Но это лишь проявление Его любви к нам. И наши взаимоотношения с Ним не должны сводиться к ожиданию и получению этих благ, пусть и необходимых. Любовь Божия к нам и наш ответ на эту любовь – понятия совсем не такие элементарные. Когда это до меня дошло, я стала иначе воспринимать и себя, и свою веру, и свое членство в Церкви.

Итак, что же такое для Бога человек? Почему он так много для Него значит? Люди задумывались об этом с древнейших времен.

«Яко узрю небеса, дела перст Твоих, луну и звезды, яже Ты основал еси.  Что есть человек, яко помнишиeго? или сын человечь, яко посещаешиeго? Умалил еси eго малым чим от ангел, славою и честию венчал еси eго. И поставил еси eго над делы руку Твоею, вся покорил еси под нозе eго» (Пс. 8, 4–7).

Эти стихи Псалмопевца обращают нас к самому началу, к книге Бытия.

Бог творит небо и землю, отделяет свет от тьмы, Он собирает воду в моря, дабы явилась суша, Он велит произрасти всякой зелени, создает большие и малые светила… наконец, Он творит разнообразных животных. И видит, что всё это – хорошо. И лишь после всего этого творит человека – «по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт.1, 26). Очевидно, человек – не просто последнее хронологически, но исключительное создание Бога, не стоящее в ряду прочих, единственное, что создано «по образу и подобию» Его Самого.

Человек – исключительное создание Бога, не стоящее в ряду прочих, единственное, что создано «по образу и подобию» Его Самого

Животные по-своему прекрасны, но они не богоподобны. И ведь не случайно так нападала материалистическая наука именно на эту истину – исключительность человека во вселенной; не случайно так упорно пыталась она вписать «гомо сапиенса» в общую картину развития органического мира, произвести от общего с обезьянами предка, усадить на верхушку древа эволюции. Что интересно, отрицая царское достоинство человека, дарованное ему Творцом, материалистическая цивилизация, нисколько не задумываясь, предоставила «родственнику обезьяны» неограниченную власть над природой, по сути, власть узурпатора, приведшую к трагическим последствиям: последствия начались с истребления животных и дошли до операций по смене пола... Но это отдельная тема.

Итак, Господь создал единственное в материальном мире подобное Ему, более того, родственное Ему существо: разумное, духовное, обладающее свободной волей. Бог создал Своего другого. Своего друга! Того, кто вступит с Ним в диалог, кто отзовется на обращенный к нему призыв, кто сможет продолжить в созданном мире Его дело.

Кто-то, может быть, не согласится, но, по моему наблюдению, во многих из нас с советских времен засело полусознательное восприятие православной веры как нашего личного, сугубо частного дела, которое никого другого не касается. Иначе говоря, мы склонны считать целью своей церковной жизни только наше личное спасение – и всё. Секулярный мир поддерживает в нас это убеждение, ведь для него религия – именно частное дело, только в таком виде и приемлема. Мы поддаемся давлению мира, мы принимаем его тезис: «Религия – частное дело». Отсюда наша разобщенность, отсюда вялость, блеклость нашей духовной жизни. Отсюда же и ложный страх – оказаться «некорректными», «нетолерантными», проявив свою веру, сказав о ней, защитив ее в конфликтной ситуации.

Наше членство в Церкви – это наша миссия в мире, продолжение Его дела в нем, то, в чем Сам Господь надеется на нас, немощных и грешных

А ведь на самом деле наша вера, наше членство в Церкви – это наша миссия в мире, продолжение Его дела в нем, то, в чем Сам Господь надеется на нас, немощных и грешных. При всем нашем несовершенстве, мы – по-прежнему соль земли и свет миру (ср. Мф. 5,13–14). Мы не превратим этот мир в рай, такой задачи перед нами и не поставлено; но мы призваны помешать ему превратиться в ад, погрузиться во тьму, окончательно утратить ориентиры спасения. То, что Христос говорил апостолам в последние часы перед Своим страданием, в той же мере относится и к нам, «верующим по слову их» (Ин.17, 20), – а говорил Он следующее: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам» (Ин. 15,16). И если мы слышим эти слова Спасителя именно как обращенные к нам, а не только к ученикам-современникам, мы начинаем понимать, что такое для Бога человек.

Человек пал, да; его природа помрачилась грехом. Противопоставив свою волю воле Божией, человек потерял рай, и ему приходится выживать на земле…

Но, заметьте, – Бог не оставлял Свое падшее творение ни на миг. А если бы это было не так, надломленный человек сломался бы окончательно, стал бы невозвратной добычей сатаны, превратился бы в демона. Но не с демоном, а с человеком говорит Господь в Харране, у дубравы Мамре и по дороге в Содом, на горе Синай и в восточной земле Уц. Не к погубленным, а к живым душам обращается Он устами пророков; не мертвые, но живые отвечают Ему бессмертными стихами псалмов. Ветхозаветный человек узнавал Бога во всем: и в радости своей, и в горе, и в благодеянии, и в наказании. Это говорит о том, что Бог продолжал пребывать и действовать внутри человека, в области его интуиций, в сердце. И «когда пришла полнота времени» (Гал. 4, 4), Бог Сам стал Человеком…

Каково же значение человека для Бога, если Бог вочеловечился – и вошел в человеческое сообщество, и вступил в отношения со многими-многими людьми… и добровольно принес тяжелейшую, немыслимую Жертву – ради всех людей, то есть ради каждого человека.

Это значение безмерно, как безмерен Он Сам. Человек – друг Бога, человек – надежда Бога, Его собеседник и сотрудник, активный участник Священной истории: каждое ее событие требует участия тех или иных людей, свободного и сознательного отклика человека на Божий призыв:

«И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня» (Ис. 6,8);

«Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк.1,38).

«Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (Ин. 6, 68–69).

Так говорят люди, а вот что говорит Сын Отцу, молясь о Своих учениках и о тех, кто, уверовав по их слову, пойдет за ними:

«Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены́ воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ин.17, 21–23).

Слышим? Любовь Бога к человеку такова же, как любовь Отца к Сыну. И разве не призван человек ответить на эту любовь – как Сын на любовь Отца, это в идеале, но идеала надо хоть попытаться достичь.

Слишком многое сегодня зависит от того, кем мы будем: светом миру или просто религиозной частью населения

Христиане должны знать, кто они суть на этом свете. Этого требовала любая эпоха, но текущая, когда человечество вдыхает уже полынный воздух Апокалипсиса, требует этого особенно остро. Слишком многое сегодня зависит от того, кем мы будем: светом миру или просто религиозной частью населения. Святейший Патриарх Кирилл на заседании Высшего Церковного Совета от 24 сентября говорил о миссии как проявлении существа Церкви:

«…миссия не является какой-то прикладной задачей – она тесно связана с Евхаристией, с совершением литургии, она в самом центре церковной жизни (…). Цели свидетельства о Христе в конечном счете подчинена деятельность любого церковного учреждения, да и каждого верующего. Действительно, каждый православный человек, каждый член Церкви призывается к миссии, призывается к свидетельству. К сожалению, в нашей Церкви, вообще в Православии, это не очень усвоено мирянами, в отличие от некоторых сектантских групп, как вы знаете, где каждый член считает своим долгом, своей обязанностью осуществлять миссию (…). У нас совсем не так. Даже некоторые архиереи, тем более священники, не относят миссию к первоочередным задачам...».

Христианство распространяется как свидетельство, как личный опыт, как огонь, передаваемый от сердца к сердцу

Читая это выступление, я подумала о том, что миссия – это ведь не просто просвещение, научение, передача каких-то знаний и сведений. Христианство вообще не распространяется как знание: можно всё знать и ни во что не верить. Христианство распространяется как свидетельство, как личный опыт, как огонь, передаваемый от сердца к сердцу. И здесь нам не должно мешать ложное смирение: «Мы такие грешные, такие немощные, что мы можем дать другим – разве что отрицательный пример; потому нам лучше сидеть тихо и каяться». Да, люди смотрят на нас сегодня и видят, что мы далеки от христианского совершенства; но это ведь не умаляет нашей искренности. Господь призвал к Себе не совершенных, Он, по сути, призвал к Себе, к свидетельству о Себе, к соработничеству, каждого, ибо Он – Человеколюбец.