«Смотрю: люди стоят со свечами. И песнопение чудесное раздается»

Валентина Максимовна Доронина – одна из старейших прихожанок Знаменского храма г. Ханты-Мансийска. Будучи верующей с самого детства, креститься, за неимением храма, ей удалось только в 51 год. Сейчас Валентине Максимовне почти 84. В своих воспоминаниях она рассказывает о своем детстве в сибирском селе Малый Атлым, о матери, остававшейся в советские годы верующей христианской и не скрывавшей это, и о своем пути в Дом Божий – в Церковь.

Три иконы

Валентина Максимовна Доронина Родилась я в 1940 году в селе Малый Атлым, что на 250 километров ниже по Оби от Ханты-Мансийска. Оно сохранилось до сих пор. Сейчас относится к Октябрьскому району и Югорской епархии.

Помню, там была старинная деревянная церковь^[1], но она была заколочена. Потом из нее сделали клуб.

Отца моего звали Максим Александрович Петров. Я его совсем не помню. Он ушел на фронт, когда мне было восемь месяцев, и вскоре погиб. Маму мою звали Анна Георгиевна Петрова. Она была верующей христианкой.

У нее в «божничке», как она называла, всегда стояли иконы: три самых больших – Спасителя, Богородицы «Неопалимая Купина», Николая Чудотворца – и другие маленькие. Икона Спасителя у меня сохранилась до сих пор. Остальные две тоже сохранились, но в неприглядном виде.

С этими тремя иконами связана целая история. Изначально они принадлежали какому-то богатому человеку в Омске, у которого была своя домашняя церковь. Это были храмовые иконы из иконостаса. Когда после революции его дом вместе с храмом реквизировали, он отдал эти три иконы моей бабушке, матери моей мамы. До 1938 года они хранились у нее в Омске. За это время моя мама вышла замуж, и они вместе с мужем решили поехать на север на заработки. Завербовались на три года работы по рыбозаготовке. Перед отъездом бабушка благословила моих родителей вот этими тремя иконами со словами: «Пусть они вас хранят». Так они оказались в моей семье.

Потом я родилась. Три года, на которые родители завербовались, подошли к концу. Собирались уже уезжать, но тут началась война. Отца взяли на фронт, а мама и я остались. Так она никуда и не уехала.

Произошло в деревне трагическое событие. Утонул в реке мальчик. Сергеем звали. Маме его показалось, что будто бы его голова в воде промелькнула. Она указала на то место, и мужики стали его там искать. Но ничего не получалось. Был среди них один верующий мужик по имени Серафим. Он и говорит: «Чтобы Сергея найти, нужно икону по воде пустить, чтобы она место указала». А иконы только у нас в доме. Пришли к нам, попросили икону. Мама дала икону Николая Чудотворца. Пустили они ее по воде, и стала она против течения кругами плыть. Долго плавала и все никак не останавливалась. У мужиков терпение закончилось. Икону достали, бросили и продолжили по-своему искать. Но все без толку.

Та самая икона Спасителя Тогда Серафим снова к маме пришел и говорит: «Нюра, дай еще одну икону. Я уж до конца дождусь, пока не остановится». Мама дала икону Божией Матери. Он ее пустил на воду, и она так же кругами против течения поплыла. Плавала-плавала и наконец на одном месте сделала большой круг, потом еще один поменьше и остановилась. Это было то самое место, где Сергей исчез под водой. Мужики забросили там кошку, веревку с крючьями, и сразу же тело вытащили. Учитывая течение, это вообще очень странно, что тело на том же месте оставалось, где под воду ушло. Никому и в голову не пришло, что оно может там быть. Когда тело достали, тут, конечно, плач, вопли начались. Икону вытащили из воды, бросили как попало. Не до нее уже стало. Мама забрала свои иконы. От воды они размокли, испортились, потеряли свой вид.

Но я их до сих пор храню. Хоть и молиться перед ними нельзя уже. Единственная целая икона осталась – икона Спасителя. Так эти три иконы со мной всю жизнь.

Мамины истории

Валя (7 лет) с соседской девочкой. Малый Атлым, 1947 г. Моя мама много читала и знала множество интересных историй о Господе, Богородице, святых. Как Господь ходил по земле, с кем встречался, кому что говорил. Она говорила, что ей всегда было интересно узнать побольше о жизни Христа и Его учеников. Какой-то врожденный интерес у нее был к Священной истории.

Помню, была у нас какая-то старая книга на старославянском языке. Может, «Жития святых». Не знаю точно. Я даже пробовала ее читать. Потом мой сын ее взял у меня.

Люди специально собирались к нам в дом, чтобы маму послушать. Просили: «Нюрка, расскажи что-нибудь». И она рассказывала. Все детство я ее слушала. Получается, она тогда христианской проповедницей в деревне была. Ничего не боялась и ни от кого не скрывалась.

Смотря на маму и слушая ее истории, с детства я всегда была верующей. Когда еще маленькая была, мама мне показывала на икону Христа и говорила: «Если ты что-нибудь напроказничаешь, мне Господь все скажет». И я, было, пойду куда-то, гляну, а Спаситель на меня смотрит; пойду в другое место, и там Его взгляд со мной. Поэтому у меня с детства осталась уверенность, что Господь нас везде видит, знает даже, о чем мы думаем и чего хотим. Так меня мама научила.

Храм

Валентина (13 лет) с мамой и младшим братом. Малый Атлым, 1953 г. Когда мне было лет 9, я уже в школу ходила, пришли мы с другими ребятишками к заколоченной церкви. Она был недалеко от школы, и дети часто туда бегали полазить, поиграть. Я тогда в первый раз туда пришла. Заглянула в окно, а там сплошняком люди стоят. Все свечи держат. Свечи горят. И песнопение чудесное слышится. Слов я не разобрала.

Я испугалась, отпрянула назад. А меня другие дети сзади толкают.

– Что ты? Иди давай, – говорят, – залазь! Тут вот надо только досочку отслонить и все. Мы тебе сейчас поможем.

– Там же люди стоят, свечки держат и поют, – отвечаю. – Нельзя туда идти!

Они мне: «Ты что, дура? Нет там никого. Мы здесь постоянно бегаем, играем».

– Да вы сами посмотрите! – говорю и еще раз заглянула. Так же люди стоят, молятся, а песнопение как будто силу набирает.

Я опять в испуге отпрянула и назад пошла. Все дети за мной. Испугала я их тогда. Все настроение испортила. Так что в церковь в тот раз никто не полез. Потом, конечно, бегали, но без меня.

В следующий раз я там оказалась уже в молодости. К тому времени церковь переделали в клуб. На месте алтаря сделали сцену. Стали показывать там кино, танцы и концерты организовывать. Я девушкой любила стихи читать. Часто там выступала.

Валентина (верхний ряд, 16 лет) с друзьями. Малый Атлым, 1956 г.

Но то место, где в детстве молящихся увидела, всегда стороной обходила, боялась. Мне всегда казалось, что на меня в церкви кто-то внимательно смотрит.

А песнопение, которое я тогда услышала, нет-нет да и напомнит о себе. Бывает, сижу где-то одна или иду, молитовку читаю и вдруг слышу, что это песнопение звучит. На душе так спокойно и тихо становится. Всю жизнь оно со мной.

С верой в душе

В деревне я прожила до 28-ми лет. Вышла замуж, родила двоих детей. Так же, как и родители, работала на рыбозаготовке. При этом была не крещена. Храм был закрыт. Батюшек не было. В деревнях были бабушки, которые крестили. Но мама им не доверяла. Говорила: «Надо, чтобы батюшка крестил».

В 1968 году я очень серьезно заболела и попала в больницу в Ханты-Мансийске. Несколько раз по четыре часа лежала под кислородной маской. Врачи боялись, чтобы кислород мне легкие не сжег. Слава Богу, выходили меня, спасли.

Валентина с мужем и детьми. Малый Атлым, 1967 г.

И вот возвращаюсь я домой после долгого лечения, а муж напился и руку на меня поднял. Он и до этого так делал. Я возмутилась. Подумала: «Зачем мне эти побои терпеть? Чтобы опять слечь, умереть раньше времени и детей без матери оставить?» Забрала детей и уехала в Ханты-Мансийск. Это было в феврале 1969 года.

Там я устроилась на работу в туберкулезный диспансер. Сначала была санитаркой, потом мне доверили быть кастеляншей. Так на одном месте я проработала до самой пенсии, на которую ушла в 1995 году. Являюсь ветераном труда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры.

До 1991 года я жила с верой в душе, будучи некрещеной

Замуж больше не выходила. Надо было детей поднимать. Приходилось много работать.

Все это время я жила с верой в душе, будучи некрещеной. Собиралась съездить в Тобольск, чтобы покреститься. Но из-за житейской суеты никак не получалось это сделать. Работа, дети. Потом у них свои семьи появились. Внуки пошли.

Внучка у меня приболела, и мне сказали, что надо ее покрестить. К тому времени в городе уже был устроен Знаменский храм, куда приезжал батюшка Зосима (Горшунов). Я об этом слышала, думала: «Туда надо мне сходить», – но почему-то не шла.

Крещение

У меня была соседка Надежда Васильевна Кашкарова, которая жила как раз над нами. Она приходилась родной сестрой Анне Васильевне Медведевой, которая была организатором Знаменского прихода.

И вот как-то утром подметаю я на крыльце дома, она как раз выходит и говорит: «Валя, ты не хочешь внучку покрестить?» – Я говорю: «Ой, Надежда Васильевна, очень хочу покрестить, только и сами-то мы некрещеные». – Она говорит: «Да какой разговор! Собирайся да иди. И покреститесь все вместе». – Я говорю: «Кто девочку-то будет из купели принимать?» – Она в ответ: «Покрестишься и сама примешь. Вы еще чай не пили? Не ели ничего с утра?» – «Нет, еще ничего не пили и не ели», – отвечаю. – «Тогда сейчас же собирайтесь и идите в церковь», – сказала.

Валентина Максимовна в Сочи, 1978 г. Пришла я домой и говорю дочери: «Оксаночка, давай собирайся, пойдем покрестим Леночку». Она удивленно на меня посмотрела и спрашивает: «А кто крестной матерью будет?» – «Я, – отвечаю. – Надежда Васильевна сказала, что так можно».

Я, дочка и внучка пришли в церковь, которая тогда была в здании нынешней трапезной, и там все трое покрестились. Дочь с внучкой о. Зосима сразу причастил, а я на следующий день причастилась.

Это было тридцать три года назад, внучке три года было. Получается в 1991 году. Как раз был День рождения комсомола. 29 октября. Мы еще смеялись тогда. Говорили: «Вот были комсомолки, а стали христианки».

После этого я стала потихоньку ходить на службы по выходным. В воскресенье у меня как раз выходной был. Помню, сколько тогда народу было. Невозможно было даже всем внутрь зайти. Для меня было праздником, если удавалось хотя бы на пороге постоять. Тогда я приходила домой и с радостью говорила: «Я сегодня даже на порог церкви попала!»

Потом стали строить уже полноценный храм. Начали собирать пожертвования. Все давали, кто сколько мог. Кто два, кто три, кто пять рублей…

Надежда Васильевна занималась организацией сборов на строительство. Нанимали строителей, кормили их тем, что приготовили в церковной трапезной.

Как-то она спрашивает: «Валя, можешь чем-то помочь?» – «Конечно, – отвечаю, – чем смогу, помогу».

Была у нас в городе небольшая организация, которая занималась доставкой продовольствия. И мы там заказывали консервы, другие продукты. Выписывали себе побольше, чтобы часть храму пожертвовать.

Первая исповедь

После того как я покрестилась и первый раз причастилась, я на службы ходила, но не исповедовалась и не причащалась. А о. Зосима мне еще при первом причастии сказал, что надо обязательно исповедаться. Решилась я на это только в 1995 году, когда у нас должна была состояться первая пасхальная служба в еще не полностью достроенном храме. Еще тогда везде стружки были, половые доски только положили, но не прибили.

Надо было приготовиться: поститься, вычитать все молитвы, вспомнить все свои согрешения. Как же мне было трудно в тот первый раз, но, с Божьей помощью, я все исполнила.

Помню, стою в огромной очереди на исповедь к батюшке Зосиме. Он исповедовал сидя, время от времени смотря на стоящих людей. И вот он смотрит, а мне кажется, что это он на меня смотрит, прямо в душу.

Пока я стояла в очереди на исповедь, рассказала о. Зосиме мысленно всю свою жизнь

Поэтому я, пока продвигалась в очереди, всю свою жизнь ему рассказала. Он глянет – я ему начинаю мысленно говорить. Отведет взгляд – замолкаю. Снова глянет, я снова заговорю. Когда подошла моя очередь, он меня даже слушать не стал, сразу же епитрахилью накрыл, прочитал молитву отпустительную и благословил. «Иди, – говорит. – Прощаются тебе грехи твои». Потом я уже осознанно причастилась.

Эту первую свою исповедь я запомнила на всю жизнь. Я просто шла и ни на кого внимания не обращала, рассказывала-рассказывала все, от чего сердце болело. И Господь меня утешил.

Ночное дежурство

В 1997 году, когда храм уже был построен и батюшка Сергий Кравцов уже год как настоятелем отслужил, Надежда Васильевна предложила мне стать ночным сторожем в церкви. Сутки через двое в ночь. Я сразу же без всяких раздумий согласилась.

С той поры, можно сказать, я из Знаменского храма не уходила.

Вечером, как заступала на дежурство, обязательно читала вечерние, ранним утром – утренние молитвы. Если служба была вечером, после нее помогала убирать. Дежурила я с шести вечера и до восьми утра.

Валентина Максимовна. Ханты-Мансийск, 1988 г. Помню, я только вышла, и тут в храм позвонил батюшка Сергий. А он как раз в отпуске был и не знал, что я стала сторожем работать.

И вот он говорит: «Алло». Я молчу. «Что молчите?» – спрашивает. – «Это я», – отвечаю. – «Кто это я?» – «Я, Валентина Доронина», – говорю. – «А кто такая Валентина Доронина?» – не может понять. – «Меня, батюшка, сторожем взяли», – объясняю. Он наконец понял и говорит: «Тогда отвечайте: “Дежурная слушает”». Учил меня. Я растерялась. Не знала ведь толком, как с батюшкой говорить.

Как-то было, пришла в храм, стала читать вечерние молитвы. Вдруг слышу, будто кто-то к дверям храма подходит. А я уже все закрыла: и двери, и калитку, и ворота. Все на замке. А я отчетливо слышу, что по крыльцу кто-то ходит, снег и доски под ногами скрипят. Я прислушиваюсь, но читать не перестаю. Потом кто-то стал дверь дергать. Ничего не могу понять. Думаю: «Что такое?» И окошечка нет, в которое можно было бы посмотреть, что там делается. Я позвонила нашей прихожанке Анне Ивановне, которая в домике напротив жила. Из ее окна крыльцо хорошо было видно. Говорю: «Посмотри, пожалуйста, что на крыльце храма происходит. Вроде кто-то ходит, дверь дергает. Боюсь, сломает». Она посмотрела и говорит: «Никого, Валя, нету на крыльце у тебя». Я в ответ: «Как нету? Вот прямо сейчас двери рвет, так что ручка еле держится». Тут мне так страшно и жутко стало! Я перекрестилась на алтарь и говорю: «Дергай, сколько хочешь, дергай. Ты сюда ко мне все равно не попадешь. Здесь у меня Господь, святые все. Никто меня не достанет».

И тут слышу по куполу очень сильный удар. Так что даже завеса на царских вратах пошевелилась. Я подумала: «Неужели крест сбили?» Посмотрела в окна: нигде ничего не упало. Говорю: «Дикуй, дикуй». Стихло все.

Ночным сторожем в храме я проработала два года

А меня всю трясет, колотит прямо. Успокоилась немного и говорю: «Надиковался?» Перекрестилась я, перекрестила дверь, открыла, вышла. Вокруг все хорошо.

Утром стала об этом рассказывать, надо мной стали смеяться, подшучивать. Только о. Сергий сказал: «Не смейтесь. Все может быть».

Была у нас еще одна ночная дежурная. Через какое-то время с ней тоже что-то похожее было. «Вот, Валя, теперь я тебе поверила, – говорила. – На самом деле так было, как ты рассказывала».

Ночным сторожем в храме я проработала два года. Обходила территорию. Все закрывала, проверяла и дежурила в храмовой сторожке. Не спала. Разве что прикемаришь 5–10 минут сидя – и дальше дежуришь.

Гордыня

Ушла я с этого послушания по своей гордыне. Женщина одна сказала: «А чего им по ночам не дежурить-то? Придут, выспятся и уйдут». Меня это так задело! Никогда я на дежурстве не спала. В сердцах и сказала: «Не буду больше дежурить». Был у нас парень, который снег нам помогал убирать. Вот он вместо меня и пошел ночным сторожем.

В это же время одна сотрудница отказалась церковными книгами в Окружной клинической больнице торговать, потому что ей холодно было зимой там возле окна сидеть. Мне предложили выйти вместо нее, и я сразу пошла. Два года торговала.

Лавки тогда еще никакой не было. При входе в поликлинику у окна раскладывали на столе литературу, иконочки и сидели с утра и до обеда. Дольше не разрешали торговать.

Когда у нас были праздничные выступления в городском Доме творчества, я и там с книгами и иконами сидела. На всех других мероприятиях, где участвовал приход. Люди подходили, интересовались, расспрашивали, покупали, просвещались понемногу.

Заодно я свою гордыню смиряла. Помню, когда освещали храм Покрова Божией Матери, меня одну оставили на улице торговать. Обидно стало. «Вот, – думаю, – такой праздник большой! Столько гостей отовсюду. Все в храме вместе служат, радуются. А я здесь одна на улице стою…»

Пожаловалась подошедшей знакомой, а она говорит: «Валя, видно, для тебя так лучше». Я задумалась. А потом ко мне так много людей стали подходить, спрашивать, покупать, что некогда было о другом и подумать. Прям все завертелось, закружилось. Быстро-быстро все. Так что я даже дочь попросила мне помочь. Без нее бы тогда не справилась. Так весь праздник на ногах за работой и провела. А на сердце так радостно было. Благодать Божия.

Когда в поликлинике построили церковный киоск, я перешла туда. Была там первой продавщицей.

Потом ушла оттуда и стала работать дневной дежурной в храме. Проработала я так до 2008 года, когда у меня начались гипертонические кризы. Это такая болезнь, при которой можно упасть в любое время. Стоит только как-то неосторожно пошевелиться, наклониться, например. Я стала опасаться стоять у подсвечников, убирать в храме, чтобы не упасть и людей не напугать. Поэтому вынуждена была отказаться от обязанностей дежурной. С того времени являюсь простой прихожанкой Знаменского храма.

Авария

Пока работала в церковной лавке, приходилось четыре, а то и пять раз в год ездить за товаром в Тобольск. Книги, иконы, крестики, масло, свечи – все оттуда возили.

Нам для этого давали небольшой такой автобусик, похожий на современные маршрутки-газели. Выезжали обычно в ночь, чтобы утром уже быть там, за день старались успеть все закупить, сделать все свои дела. Часто не успевали, и приходилось оставаться еще на день, а то и на два, пока все не сделаем. Обратно выезжать тоже старались в ночь так, чтобы приехать в Ханты-Мансийск днем.

Во время одной из таких поездок мы чуть не погибли. На обратном пути из Тобольска внезапно лопнуло переднее колесо, и машина потеряла управление.

Мы с Лидией Михайловной Мотошиной устроились за водителем в салоне на запасном колесе, приспособленном под сиденье. Возле нас стояла никак не закрепленная большая бочка масла, лежал другой товар.

Я услышала громкий хлопок, резкий свист воздуха, почувствовала, что машина куда-то несется, летит как ракета, наклоняется и резко останавливается. Когда мы через кабину водителя выбрались наружу, оказалось, что машина просто съехала по откосу вниз и уперлась в землю.

Слава Богу, что ее не вынесло на встречку, что она ни во что не врезалась, что нас не придавило бочкой и что мы ничем не ударились. Ни у кого не было ни царапины. Просто Божье чудо.

Мужчины-вахтовики, которые нам потом помогали вытаскивать машину, удивлялись, как это мы так легко отделались. По сути, только колесо порвалось, а все остальное – и машина, и люди – было в целости и сохранности. Колесо поменяли и поехали дальше.

После пережитого ехали, не останавливаясь. Приехали в Ханты-Мансийск из-за всей этой истории поздно. Мобильных телефонов тогда еще не было, сообщить нельзя было о происшедшем. Я. когда домой пришла, дочери рассказала, что произошло. Она разволновалась, спрашивает: «Ты еще поедешь?» – «Конечно, поеду! – отвечаю. – С Божией помощью».

***

Если считать с момента моего Крещения, то я живу в Церкви уже тридцать три года. Скоро мне исполнится 84. У меня двое детей – сын и дочь, – три внука, шесть правнуков и две внучки. Сын семь лет назад упокоился. Один внук недавно на СВО погиб. Царство им Небесное!

Если считать с момента моего Крещения, то я живу в Церкви уже тридцать три года

Много у меня в жизни было скорбей, проблем со здоровьем. Несколько раз было так плохо, что думала: «Не выживу». Но человек предполагает, а Бог располагает. Ничего. Уже, слава Богу, девятый десяток живу. Боженька меня хранит.