«Если бы не убили одного ребенка, второй бы не погиб»

Художник: Педер Кнудсен

Перед моими глазами сейчас проходит страшная трагедия. Когда в один миг у людей взяла и рухнула их благополучная жизнь. Вот же – еще вчера все было хорошо. Да что там вчера! Час назад. Все радовались, смеялись, любили друг друга, ходили в кино, если мороженое. А потом раз – и все закончилось! Ад на земле! И кажется, что хуже уже не будет. Но жизнь и летит-летит в бездну. Все темнее, все страшнее. И конца и края этому не видно…

На самом деле их благополучная жизнь закончилась не сейчас, а когда Анна сделала аборт. Просто этого тогда еще никто не знал

Но на самом деле благополучная их жизнь закончилась не сейчас. Просто этого тогда еще никто не знал. Закончилась она несколько лет назад, когда Анна (имя изменено по просьбе героини) сделала аборт. Так она сама сейчас считает.

А он мог бы жить!

Однажды в запрещенной ныне соцсети мне написала одна моя знакомая и попросила разрешения дать мой контакт женщине, которая была беременна ребенком с синдромом Дауна.

У нас уже была наша Маша, я активно о ней рассказывала, поэтому такие просьбы были не редкостью.

Я с готовностью делилась и делюсь опытом и высылаю видео дочки. И, конечно, очень радуюсь, когда женщины, с которыми я так общаюсь, рожают, а не делают аборты. Хотя понятно, что если человек связался с мамой такого ребенка, то он как минимум сомневается в убийстве, не уверен, боится. Просто его надо немного поддержать.

Не ставлю это себе ни в какую заслугу, просто благодарю Бога за новую «солнечную» жизнь, к которой я случайно прикоснулась. Или не «солнечную». Потому что бывает и так, что мы вдвоем с той мамой ждем ее ребенка, которому врачи поставили этот диагноз. Я высылаю всякие материалы, даю контакты, она то плачет, то смеется, отчаивается, боится, верит, надеется – как на качелях. Но уже хоть как-то принимает ситуацию. И муж ее тоже. И тут рождается обычный ребенок. И в первые минуты ей даже непонятно, что с ним теперь делать. Они же все уже выучили про синдром Дауна.

А бывает иначе. Пишет в WhatsApp женщина, которой так же дали контакт, и говорит, что будет делать аборт – у ребенка синдром. Ей не нужны никакие материалы об этих детях, никакие видео Маши. Ей не нужна поддержка. Точнее – нужна, но в другом. Она хочет, чтобы я ее поняла, оправдала и сказала, что жизнь с таким ребенком – сущий ад. И подтвердила, что она приняла единственно верное решение – избавиться от него. Называет она это, конечно, более мягко: «прерывание на раннем сроке», «когда там еще ничего нет». Зачем ей мое мнение – непонятно. Но оно ей нужно.

Но я не могу сказать, что жизнь с Машей – это кошмар. Потому что для меня это огромная радость. Вот такая у нас дочка. И я так и говорю. Женщина общается один день, второй. Вроде бы даже слушает. А потом исчезает. Неделю тишина, еще одну… Я пишу: «Как дела?» – а она меня в ответ блокирует. Это значит, что аборт сделан…

Это больно! Это правда больно! Хочешь не хочешь, а чувствуешь свою ответственность, даже вину. Не смогла, не объяснила, не нашла нужных слов… А ребенок мог бы жить. Вот такой – как Маша.

Будущее, построенное на расчлененном тельце

Вот так однажды написала мне в WhatsApp и Анна – с твердым решением сделать аборт и поиском его одобрения. А, может, и не поиском. Просто подруга настояла:

– Поговори-поговори! Ну, что тебе, трудно?

Подруга эта подписана на меня в соцсетях, знает про Машу и очень тепло к моей солнечной дочке относится. И она всеми силами боролась за ребенка Анны. Вплоть до того, что предлагала родить и отдать ей. Сама не знала, готова ли, но вот так вырвалось.

– Не говори глупостей! – отмахнулась Анна. – Там еще ничего нет! И не будет!

Они с мужем Николаем не были готовы к ребенку-инвалиду. Нет, они не были какими-то очень плохими людьми и принципиальными детоубийцами. Они даже считали, что аборт – это не очень хорошо. Но в их случае, когда у плода синдром Дауна, – это и не плохо. Это даже правильно. Зачем мучиться человеку и мучить всех вокруг? Зачем рушить жизнь?

Им, на самом деле, было что терять. Живут они в небольшом, но очень уютном городе. Нельзя сказать, что работа там разнообразная и всегда высокооплачиваемая, но как раз у Анны с супругом все было нормально. И работа, и зарплата – все было на уровне. Квартира своя – трешка с хорошим ремонтом. Да, многих этим не удивишь, но в том городе это правда было признаком немалого достатка.

Был у них и сын – Егор. Тогда – десяти лет. Хороший мальчишка. «Ботан-айтишник», как, шутя, называли его родители. На самом деле – очень одаренный ребенок. Точно – будущий математик, программист, почти что Павел Дуров.

Жили все в свое удовольствие и душа в душу. И ничего не планировали менять. А если и планировали – то только в лучшую сторону.

И вот откуда ни возьмись – инвалид! «Откуда ни возьмись» – потому что беременность была незапланированной. Больше детей они не хотели.

Зачем оставлять больного? Это же значит множить страдания, которых и так в мире очень много

– Если бы плод был здоров, мы бы, конечно, оставили, – объясняла мне тогда Анна. – Но зачем оставлять больного? Это же значит множить страдания, которых и так в мире очень много. Рушить жизнь ему, этому инвалиду, себе, сыну-подростку, над которым будут смеяться. Это конец всему! Да и нет там ничего. А нам еще строить будущее.

Так что исходили они вроде бы не из каких-то злостных, преступных побуждений, а из вполне себе «гуманных». Не считая одного «маленького» нюанса. Будущее свое они собирались строить на расчлененном тельце собственного ребенка.

Интересно еще, что Анна на все лады повторяла мне, что «там ничего нет», «никто ничего не почувствует», «там просто клетка». Как будто пыталась даже не меня, а себя в этом убедить.

Она восхищалась моей Машей, ставила под фото и видео сердечки. И мне казалось, что все не так безнадежно. А потом она пропала. И номер мой оказался заблокирован. Как это и бывает. И мне все стало понятно. И очень больно. Я опять не смогла. Я обняла свою прекрасную, удивительную солнечную дочку и едва не плакала.

Ружье отдал соседу – на всякий случай

Прошло несколько лет. Вдруг недавно со мной связалась Анна. Телефон мой у нее давно куда-то делся. И она написала мне под одним из моих постов ВКонтакте. Просила открыть для нее личные сообщения. Правда, я не сразу поняла, кто это. Но потом разобралась. Я скинула ей мой номер, и мы созвонились…

Я слушала ее и плакала. Мне хотелось ее обнять, как-то утешить. Но она была далеко, да и утешить ее может только Бог. А я могла только слушать и молиться. А еще благодарить за то, что она доверила мне это. Потому что это очень редкий случай – когда в свете таких событий человек делится.

Анна тогда действительно сделала аборт. Николай сам отвез ее и сам привез потом домой. Заботливый. Они с сыном даже букет купили и поставили на кухне в вазу:

– Чтобы мамочка вернулась из больницы после операции и обрадовалось.

Так отец объяснил это Егору. И зажили они как раньше. Даже лучше. И о той «неприятности» Анна с мужем даже не вспоминали. Вычеркнули из жизни, как будто и не было ничего. И строили будущее – счастливое.

Но восемь месяцев назад этого будущего не стало. Ни счастливого, ни обычного. Ни даже несчастного. Потому что слова «несчастье» здесь мало.

В тот день Егор пошел с друзьями в кино. Фильм понравился, потом они гуляли, ели мороженое. Он звонил маме по видеосвязи, и они смеялись. Он попросил погулять еще час, и она разрешила.

Но через час он не пришел. Не пришел и через два. Он никогда больше не пришел. Егора сбила машина – сразу, насмерть! Не стало «ботана-айтишника» и будущего Павла Дурова.

Через час он не пришел. Не пришел и через два. Он никогда больше не пришел. Егора сбила машина – сразу, насмерть!

– Даже поломанного инвалида не стало, а мы готовы были возить его в коляске и ухаживать за ним, – плакала Анна. – Сразу – все!

Похороны она помнит плохо. Она вообще первые недели две почти не помнит. Но это было и хорошо. Хуже стало, когда она, наконец, начала все осознавать.

– Вот тогда мы с мужем и завыли волками. Он – охотник. У него ружье было. Так он его соседу отдал. На всякий случай. Чтобы не застрелиться, – рассказывала мне Анна. – И подруга моя к нам приходила ночевать. Присматривала.

«Зачем мужчине знать?»

Первым в себя стал приходить Николай. Месяца через два… Собирал себя по кускам и жену начал собирать. А однажды сказал:

– Анечка! Мы еще не старые. Давай попробуем еще ребенка родить.

Им обоим было под сорок… Можно было и родить, сейчас родами даже в сорок пять никого не удивишь. Но… Но в тот день к ним домой приехала скорая. Потому что после тех его слов у Анны началась истерика, с которой ни она, ни ее муж сами справиться не смогли.

Николай не знал, что после того аборта Анна сделала перевязку маточных труб. Она ему не сказала. Детей они больше «не планировали». Аборты тоже. Зачем рисковать?

Ей было уже тридцать пять, у нее был ребенок, так что у врачей вопросов не возникло. А мужу она не сказала, потому что:

– Ну, потому что зачем мужчине знать наши интимные секреты? – объяснила она мне. – Мы когда-то с ним обсуждали мою знакомую, которая перевязала трубы. И он сказал, что женщина должна быть «целой». А такую даже не захочется.

Так странно, зачем ему «целая» женщина, если он сам возит ее на аборт…

…Еще через два месяца Николай ушел. Вот так собрал вещи и ушел. Сказав, что не видит смысла им быть вместе. После этого скорая увезла Анну сначала в неврологическое отделение с гипертоническим кризом. А потом она просто там лежала с неврозом. Пока она была там, умерла ее мама. Сердце не выдержало всего, что творилось.

Вспомнила Анна обо мне где-то месяц назад. Когда, сидя в соцсетях, наткнулась на какой-то пост о Маше. Я даже знаю – какой. Видео, где дочка режет колбасу для салата оливье. Пошла по странице и поняла, что это я – та странная женщина, которая несколько лет назад отговаривала ее от аборта и рассказывала, как хорошо им всем жить с ребенком с синдромом Дауна.

Не сразу она решила связаться со мной. Но потом все же написала.

– За эти месяцы после смерти сына я передумала все: как мы жили, как могли бы жить, – рассказывала она мне. – И, знаете, лучше бы я вас тогда послушала… Тогда наша жизнь сложилась бы иначе. А сейчас ее просто нет.

«У меня был бы смысл жить»

Да, рухнуло все не семь месяцев назад, когда погиб Егор. Рушиться все начало тогда, когда она решилась на тот аборт. Она сама это знает и говорит. И дальше все покатилось как снежный ком. Убийство ребенка (да, убийство!), перевязка труб, ложь… Годы лжи… Страшная трагедия с сыном и предательство мужа. Или месть за ложь… Кто сейчас поймет?.. Смерть мамы… Будущее не строится на крови.

– Я много всего передумала, – говорила она мне. И что Бог меня наказал, и что «карма». И что Он виноват в наших бедах. Но в итоге – мы же почти все это сделали своими руками. Ну, кроме гибели сына. Но, быть может, и ее не было бы? Если бы не убили одного ребенка, второй бы не погиб… И мама, наверное, была бы жива. А если бы и были все эти потери, то у нас все равно был бы малыш. Пусть другой, пусть больной. Но у меня был бы смысл жить. Даже если бы Николай ушел тогда. А сейчас его просто нет.

Она сама не знает, зачем рассказала это мне. Я не священник, не психолог. Но мало того что рассказала, еще и разрешила написать.

Я слушала, и мне нечем было ее утешить. Но я даже не знаю, нужны ли ей мои утешения и возможны ли они для нее. Потому что все эти месяцы она летит куда-то вниз и конца-края пропасти не видит.

Но, знаете, несмотря на то, что вот так перед моими глазами вдруг развернулась эта страшная трагедия, я вижу край этой пропасти. Хотя, конечно, со стороны видеть легко.

Я много раз говорила с женщинами, которые сделали аборт, и их жизни пошли наперекосяк. В это сложно поверить, но винят они в этом кого угодно – Бога, врачей, мужа, своих собственных родителей (почему-то), даже меня… Да-да, именно так. Одна женщина, сделавшая аборт и ставшая в результате его бесплодной, обвинила в этом Бога, а потом и меня. Потому что я пишу, что Бог есть Любовь, а Он оказался с ней такой жестокий. Значит, я вру. Но это, наверное, такая защитная реакция.

Анна видит причину произошедшего в себе. И это шаг к покаянию

А Анна видит причину в себе. И это шаг к покаянию. Дай Бог, чтобы это не приняло болезненные формы самоуничтожения. А повернуло ее к Господу. Я очень этого хочу и молюсь об этом. Потому что утешить того, кого утешить невозможно, и правда может только Он. Он все может. Даже дать ей смысл жизни и… сделать счастливой.

И мужу ее Он может дать смысл. Вдруг он еще вернется? Такое же тоже может быть. И Анна примет его. Она сама так сказала. Ничего уже не исправить, не изменить. Но все равно можно построить будущее. Только уже не на крови. И Бог им обязательно поможет, я верю.