Аня Наша старшая дочь в 21 год стала крестной: прибежала с пар медицинской академии, надела белый халат – и ее пустили с отцом в реанимацию, где с пневмонией лежала новорожденная Аня. Такие вот крестины.
Борьба за жизнь родного человека расставляет многие вещи на свои места. Нет сил на уныние и тоску, нужно действовать! А с теми людьми, кто малодушно не верит в успех, приходится прощаться: на них тоже не хватает ни сил, ни времени. В какой-то момент ты вдруг оказываешься окружен крепкими и добрыми единомышленниками, проверенными и верными. Мир внезапно расширяется, открываются новые двери; жизнь, которая, казалось, зашла в тупик, внезапно выводит нас на цветущие луга радости.
Но не без труда. Аню мы принялись реабилитировать с месяца ее жизни: три недели массажа, полтора месяца перерыв, несмотря на разгар ковида. Усилия не были тщетны. Ребенок в полтора года мог самостоятельно ходить, сидеть, ползать. С 1,7 мы оказались в московском реабилитационном центре «Логомед Прогноз», где прошли уже 8 реабилитационных маршрутов.
Сейчас, в свои неполные 4, Аня общается, рисует, ловко владеет телом, сама ест и не пользуется подгузниками. Она очень любимый и красивый ребенок, который принес счастье и утешение всей семье.
Если раньше мы верили в чудо, которое поможет Анечке, то сейчас понимаем, что чудо – в любви и вере, в мужестве и доброте
Мы продолжаем планировать реабилитации, работаем с психологом. И если раньше мы верили в чудо, которое поможет Анечке, то сейчас понимаем, что чудо – в любви и вере, в мужестве и доброте. Чудо – это люди вокруг нас, каждый из которых скромно и самоотверженно делает свое дело и смотрит вперед с непоколебимой надеждой.
Но, согласитесь, впервые ощутить себя совершенно белой вороной – болезненный опыт.
Рожать я начала за месяц до предполагаемого срока, во время гипертонического криза, на языке медиков называемого приэклампсией беременных. Давление было 160/100 и не сбивалось.
Супруг увез меня в родильный дом городской больницы, где профильно принимали подобные моим, сложные случаи. Так тоскливо и страшно было, пожалуй, впервые за всю историю моего материнства: 43 года – я возрастная роженица, и у меня будет ребенок с синдромом Дауна…
Одним словом, трепетала и боялась я отчаянно. Страх этот был противным, каким-то суетным: от тщеславия. Как посмотрят, что скажут, как неудобно и т.д.
Практически сразу в предродовую палату заглянула немолодая врач в маске. Взгляд ярко-голубых глаз в сеточке морщин был смутно знаком, но в своем болезненном состоянии я никак не отфиксировала этот факт и не узнала светило акушерства и гинекологии, профессора Наталью Михайловну Пасман, добрую приятельницу наших родителей. Хрупкая и деликатная в жизни, эта женщина пользовалась непререкаемым авторитетом в медицинских кругах Новосибирска, выпустив плеяду талантливых учеников и возглавив центр репродуктивного здоровья. Нечастый гость в стенах городской больницы, именно сегодня она оказалась здесь.
Доктор вскоре вошла в палату с моей медицинской картой в руках (очевидно, фамилия привлекла ее внимание), присела на кровать и взяла мои холодные пальцы в свою горячую ладонь. Конечно, речь зашла о диагнозе ребенка. Кажется, я слишком эмоционально пыталась объяснить, жестикулируя и повышая голос, почему не стала делать аборт. Наталья Михайловна выслушала эту информацию без комментариев, серьезно и доброжелательно, пообещав, что «родим мы быстро и самостоятельно».
К слову, неузнанной она бы оставалась для меня и дальше, если бы не соседка, подскочившая с кровати к концу нашего разговора и, несмотря на схватки, выскользнувшая за дверь вслед за врачом. Тут до меня и донеслись слова благодарности за роды пятилетней давности. Пациентка, пытаясь объять необъятное, за секунды, бывшие в ее распоряжении, умудрилась втиснуть в восторженное повествование историю спасения волшебными руками врача Пасман их с ребенком жизни.
Тут я эти небесно-голубые глаза и узнала: приходилось встречаться на юбилеях и бенефисах нашего заездного папы, народного артиста РФ, почетного жителя Новосибирска, Ивана Андреевича Ромашко. Благодаря семье супруга я в который раз оказалась в надежных руках неравнодушного человека.
Вскоре нас перевели в родильный зал. Заботами Натальи Михайловны самые прекрасные врачи отделения собрались принимать на свет Анюту. Меня окружил целый консилиум представительного вида специалистов – кардиолог, реаниматолог, невролог, даже окулист. Увы, сановитые доктора, зная, что им предстоит принять на свет малыша с синдромом Дауна, ощущали себя не в своей тарелке, смотрели сочувственно, не скрывая недоумения. Вроде не последняя в городе семья, и так опростоволосились – читалось на их лицах. Не выдержал красавец-реаниматолог.
«Как же так вышло, что вы проворонили такой диагноз?» – несколько строго спросил красавец-реаниматолог
– Как же так вышло, что вы проворонили такой диагноз? – спросил он несколько строго.
Представьте себе ситуацию: высокое давление, капельницы, сильные схватки и в спине катетер – если вдруг понадобится эпидуральная анестезия… И такой допрос. Помню, что концептуально я ничего особенно не сказала: сил не было ни на что; просто выразила надежду, что дочь родится благополучно и выживет.
В ответ мужчина посмотрел скептически, покачал головой и пожал плечами – мол, сомневаюсь, что для вас это будет лучший выход.
Родилась Анечка действительно легко, но с первых секунд жизни стало понятно, что с ней все не очень хорошо. Девочка была похожа на инопланетного жителя, синяя, личико широкое, рот щелкой, глаза раскосые, ножки как у лягушки, отечная, дышала шумно, со стоном. К своему образу, обусловленному генетикой, Аня появилась на свет с признаками фетопатии – незрелой: так бывает, когда беременность сочетается с гестационным сахарным диабетом мамы.
Малышка была немедленно перемещена в реанимационное отделение, а я застряла на столе для рожениц на добрых 9 часов – давление упорно не желало снижаться…