Самая трудная дорога

Иеромонах Роман (Матюшин-Правдин)

16 ноября 2024 года исполняется 70 лет иеромонаху Роману (Матюшину-Правдину) – прекрасному русскому поэту, автору и исполнителю духовных песнопений, творчество которого привело в Церковь множество людей. К этому дню выходит из печати первый том собрания его сочинений, подготовленный к изданию Фондом творчества иеромонаха Романа. В книгу вошли стихотворения 1974–1983 годов, которые отец Роман (тогда Александр Матюшин) написал до принятия монашеского пострига. Он писал их в родном селе Рябчёвске на Брянщине, в Элисте, где учился на филологическом факультете Калмыцкого университета, в Свято-Духовом монастыре в Вильнюсе, в Печорах… Среди этих стихотворений есть тексты, которые известны нам как песни: «Родник» (этот образ стал символом его творчества), «Сон мне приснился…», «Уже вечер, друзья, уже вечер…» и другие.

16 ноября исполняется 70 лет иеромонаху Роману (Матюшину-Правдину), творчество которого привело в Церковь множество людей

И стихи, и прозу отец Роман писал с детства. В юности вместе с друзьями он исполнял песни, в том числе собственного сочинения, в сельском Доме культуры и на выездных концертах. Когда ему было двадцать два года, он приехал в Брянск, в издательство «Приокское», и привез свои стихи, поэмы, рассказы, повести. Непросто было в семидесятые годы молодому человеку «с улицы» обратить на себя внимание серьезных издателей, но, как ни странно, ему сказали, что готовы выпустить его стихотворный сборник. При одном условии: начинающему поэту нужно написать стихотворение о партии или о Ленине. Отец Роман такое стихотворение писать отказался, сказав редактору, что он даже не комсомолец. Приехал к себе домой, в село Рябчёвск, растопил буржуйку и все свои детские и юношеские тетради бросил в печь. Как вспоминает отец Роман, очень много золы осталось, но и тепло тоже было. По его словам, так он расчистил себе путь в монастырь:

«А если бы издали сборничек, стал бы думать – какой я способный, талантливый, питал бы этим свое тщеславие, гордыню… Это очень опасно – заниматься творчеством, не имея защиты! Нельзя писать прежде воцерковления: враг обязательно посмеется».

Когда отец Роман принял монашеский постриг, он был готов отказаться от литературного творчества

Когда отец Роман принял монашеский постриг, он был готов отказаться от литературного творчества: монах должен умереть для мiра, до стихов ли ему? Но духовный отец, старец Николай Гурьянов, благословил его продолжать писать и издаваться. Сохранилась видеозапись этой встречи со старцем и его слова о том, что этим талантом отца Романа наградил Господь и зарывать его нельзя. Спустя много лет, в 2023 году, об «умирании для мiра» отец Роман напишет такие строки:

… Звучи, монашеская лира,
Всех к обновлению зови!
Ведь умирание для мiра
Не умиранье для любви.

Во время подготовки первого тома Собрания сочинений отца Романа мне, его редактору, очень хотелось предварить книгу биографией автора. Одна из примет нашего времени – то, что воспоминания о церковных деятелях становятся всё более мифологизированными, «нетрезвыми», их всех поголовно пытаются причислить к «несвятым святым». Отец Роман и сам переживает, когда читает очередное «житие» человека, которого он знал лично и запомнил совсем другим. А еще у отца Романа есть давнее стихотворение с такими строчками:

Не делайте кумиров из поэтов!
Не надевайте нимбы на рога!

Во избежание двух этих опасностей мне и хотелось составить биографию отца Романа – но он от этого отказался. Тогда я обратилась к землячке отца Романа, подруге его детства, которая много лет работала журналистом и редактором. У нее есть статья о детстве и юности отца Романа, которую, немного дополнив, я и предполагала включить в книгу как вступительную. Но отец Роман воспротивился и этому. Потом попыталась уговорить отца Романа включить в книгу фотографии его детства и юности с подписями – они выглядели бы как небольшие штрихи жизненного пути. Но отец Роман ответил, что не считает возможным заполнять книгу своими фотографиями. В результате в качестве вступления мы включили в первый том статью Валентина Распутина о поэзии отца Романа, которая уже публиковалась прежде, а всё, что получилось добавить – только примечания к стихотворениям в конце книги, которые отчасти рассказывают о некоторых обстоятельствах жизни автора.

Конечно, меня как редактора и журналиста огорчает то, что нельзя поделиться с читателями таким редкостным, глубоким и нужным материалом. А с другой стороны, всё больше начинаю понимать, почему отец Роман стремится сокрыть свою жизнь от посторонних взглядов. «Кая бо польза человеку, аще приобрящет мiр весь, и отщетит душу свою?» (Мк. 8: 36). Не для того он когда-то ушел в монастырь, а потом поселился в уединенном скиту Ветро́во и провел там много лет в одиночестве, чтобы теперь всё это выставлять напоказ. Отец Роман отдает нам свое слово, а жизнь он отдал Богу. При необходимости, вчитываясь в его слово, мы можем открывать для себя и кое-что о его жизни. У монаха есть удивительная возможность – очищать свое сердце, отложив житейское попечение, так неужели он должен лишиться этого дара, чтобы удовлетворить наше любопытство, и отщетить собственную жизнь?

С тех пор как мы начали общаться с отцом Романом, мне стали близки некоторые евангельские слова, на которые прежде я не обращала особого внимания. Среди них такие: «И завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу» (Мк. 15: 38). Эти слова сказаны о завесе в Иерусалимском храме, разодравшейся в ту минуту, когда Христос умер на Кресте, но мне кажется, что и о моей душе тоже. Конечно, это касается не только творчества, но и его тоже. Одна часть души рвется говорить и писать об увиденном и услышанном, а другая чувствует, что прикоснулась к чему-то настолько глубокому, что всё, что теперь нужно, – раскрыть это в себе еще больше. То, что сначала казалось профессиональной деятельностью, оказалось встречей с самой собой, причем очень трудной.

Поздние стихи отца Романа – это не крик нашей собственной души, а голос того, кто может и хочет нам помочь

И в заключение хотелось бы сказать вот о чем. Знаю, что многим ранние стихи и песнопения отца Романа ближе, чем его позднее творчество. В первый том Собрания сочинений вошли самые ранние из сохранившихся – даже те, которые он писал еще до вхождения в Церковь. Эти стихи отражают чуткую, ранимую, страдающую и сострадательную душу, ищущую Бога. Мы узнаем в ранних строках отца Романа самих себя, потому что в какой-то степени это присуще каждому из нас. Но недавно услышала от одного не очень церковного человека, профессионального актера, слова о том, что поздние стихи отца Романа гораздо лучше, и порадовалась за этого человека. Думаю точно так же. Поздние стихи отца Романа – это не крик нашей собственной души, а голос того, кто может и хочет нам помочь. Голос монаха, священника, прошедшего большой и трудный путь – «самую трудную дорогу», по словам Валентина Распутина. Отец Роман сжег свои первые стихи и был готов совсем отказаться от поэтического творчества ради служения Богу – и Тот дал ему гораздо больше, так много, что теперь он может поддержать других.

Поэтому, прежде чем предложить вам прочитать подборку мiрских стихотворений отца Романа, вошедших в числе прочих в первый том, приведу здесь одно из поздних.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Не говорите: всё вокруг случайно –
Земли и вод Божественная стать.
О слово! Запечатанная тайна!
Какою силой рушишь ты печать?

Рожденье слова… Что тому виною?
Откуда вдруг взыграние сие?
Не чудо ли: посеяно не мною,
Но мною обретает бытие.

Река и лужа, как они несхожи!
Душа моя, и ты, как та вода,
То отражаешь чудо звездной дрожи,
То обдаешь прохожих в городах.

Не повенчать святую правду с ложью,
Двойная жизнь погибелью грозит.
Когда душа не отражает Божье,
Тогда она небожье отразит…

Идут стихи, и никуда не деться,
Свободен дух от дольней суеты.
А значит, слово возвращает в детство,
В забытый край лазурной чистоты.

17–20 января 2020 г.
Скит Ветрово

Ольга Надпорожская,
редактор книг отца Романа и сайта «Ветрово»

Иеромонах Роман. Мiрские стихотворения

***

Я хочу стать схимником,
Высохшим скелетом,
Быть длинноволосым,
Типа чернеца.
И в озерной глади
Видеть не поэта,
А лицо бродяги-мудреца.

Что мне эти туфли?
Пусть другие носят.
Я надену лапти,
Я давно решил.
От избытка грусти
(Только бы не злости)
Буду одиноко
Гладить струи ржи.

Я хочу стать влагой,
Пусть болотной жижей.
Только б эта жижа
Умерщвляла зло.
Выпейте по капле
– Я уйду из жизни.
Выпейте, не бойтесь,
Я уйду без слов.

19 мая 1974 г.
г. Элиста

***

Какой-то охотник, любитель покушать,
Любитель похвастать, как все ружьеносы,
Увидев на небе шеренгу кряку́шей,
Не мешкая, бросил свинцовое просо.

В ответ он услышал испуганный крёкот.
Крякуши кричали: «Ряк-ряк» («Что случилось?»),
Но клюнула всё же одна ненароком
И сразу как будто летать разучилась.

Крыло заболело, повисло, не гнется.
А ей бы увидеть… весну бы ей надо!
Ах, если бы знала, что падать придется,
Наверно, птенцом научилась бы падать.

Да так ли гостей долгожданных встречают?!
Они же нам верят, наивные кряквы!
И все-таки кто-то весною стреляет,
Весну убивая незримо, по капле.

28 мая 1974 г.
г. Элиста или с. Рябчёвск

Повилика

Мой подарок будет невеликим.
Положу тебе я на колени
Не охапку розовой сирени,
А цветы душистой повилики.

Не смотри с таким недоуменьем,
Объясню попозже, а пока
Позабудь, хотя бы на мгновенье,
Что вдыхаешь запах сорняка.

Чем он хуже многопетой розы,
Неприметный полевой цветок?
Может, тем, что не особо розов,
Что не ломит запахом висок?

Непонятно, что тому виною,
Но порой одолевает стыд:
Сорняки обходим стороною,
Не желая замечать цветы.

Твои губы тронула улыбка,
Дышишь полем, голову склоня.
…Если полюбила повилику,
Значит, сможешь полюбить меня.

Не позднее 1975 г.
с. Рябчёвск

***

Звездный веселый невод
Лунную тянет синь.
Я рассказал о весне вам,
Что звонкой сосулькой висит.

Я рассказал, как в поле
Бегает ветер босой.
Я рассказал, как болен
В знойные дни колосок.

Небо кометным соком
Прыскало, мир зеленя.
Тучка возникла сбоку,
Двинулась слушать меня.

Ясень застыл разиней,
Дождик его лизнул.
Я рассказал о псине,
Воющей на луну.

Дождик затих проказливо
И побежал, семеня.
…Я о себе вам рассказывал,
Но вы не узнали меня.

5–7 апреля 1976 г.
г. Элиста

***

Я любви к живому не нарушу.
Жизнь свою любовью окрылив,
Обнажаю голову и душу
Перед вашей скорбью, журавли.

Только вам любовь моя излишня.
И стою, отчаявшись понять:
Как же так? Ну как же это вышло,
Что и вы летите от меня?

Я ли вас не ожидал весною?
Я ли дни до встречи не считал?
А теперь несетесь стороною,
Дав понять, что я вам не чета.

Что ж вы так? Не ваши ли рыданья
Душу мне повыделали в кровь?
Бросьте же, хотя бы в подаянье,
На прощанье теплое перо.

9–10 июня 1977 г.
г. Полярный

***

Я учился мужеству не у людей.
Я учился мужеству у лошадей.
Знаете, таких задрипанных клячонок!
Им хребты ломают каждый день,
Раздирают губы каждый день,
А они храпят лишь обреченно,
Но идут навстречу борозде!^[1]

4 июля 1977 г.
г. Полярный

***

Мiр до встречи был такой хороший…
Впрочем, что юродить языком.
Просто я сегодня встретил лошадь
С самым заурядным седоком.

Шла она, с усилием кивала,
Помогая кнýту седока.
И машины грязью обдавали
Белые вспотевшие бока.

Мне ее, понятно, стало жалко.
Чем ты хуже неживых машин?
Самой невиновной каторжанке
Я немного хлеба предложил.

…В парне снисходительность проснулась.
Усмехнулся: мол, поерунди.
Лошадь же к ладони потянулась,
Как ребенок тянется к груди.

Я ее легонько так по шее:
– Ничего, мол, милая, держись.
Что поделать, в этом отношеньи
Не живущий выбирает жизнь.

Вот и я… – Но возчик разудалый
Протянул умело по спине.
Лошадь встрепенулась, зашагала,
Размышляя о своей вине.

Весело колеса заскрипели.
Кнут заставил перейти на бег.
…Крошки хлеба рыжею капелью
Со слюною падали на снег.

24 января 1979 г.
с. Рябчёвск

***

Хочу в последний раз
Запечатлеть до гроба
И твой собачий лай,
И церковь без Креста…
Родная сторона!
Здесь теплится особо
Нетеплая Полярная звезда.

И этот свежий дух
Обобранного сада,
И запах от костров
Картофельной ботвы.
Исповедальный лад
Ночного листопада
Доверен бытию опятовой братвы.

Брожу в последний раз
Задворками, полями,
Смотрю на огоньки
Еще не спящих хат.
Березки-близнецы
С поникшими плечами
У дома моего поникшие стоят.

И сам невесел я.
С чего тут веселиться?
Прощайте, лес, поля,
И ты, Десна-река.
…Наверно, с тем же чувством
Подстреленная птица
Глядит из лопухов на облака.

22–23 сентября 1981 г.
с. Рябчёвск

***

Пробил мой час. Пора приспела.
Пойду, забыв отца и мать,
Свое нутро рубашкой белой
В воде юродства полоскать.

Пойду в подряснике потертом,
Скуфью надвинув до бровей,
По бездорожью и потемкам
Прельщенной Родины моей.

Усеют ноги густо цыпки,
Лицо и руки – пот и грязь.
И не один прохожий цыкнет,
Заразу подхватить боясь.

И буду я, гонимый всюду,
Повсюду пугалом ходить
И одураченному люду,
Дурачась, что-то говорить.

Но люд, не слушая особо,
Турнет, спокойствие храня,
И где-то безо всякой злобы
Камнями изобьют меня.

Но, встав, по весям и по градам
Продолжу прерванный свой путь.
Шпицрутены – людские взгляды –
Со всех сторон, не продохнуть.

А в ночь, когда плывет пороша,
Скрывая жухлую траву,
Устану я в полях и рощах
Искать, где приклонить главу.

И буду я, безумно пялясь,
Совать от стужи пальцы в рот.
И то, что люди не распяли,
Мороз декабрьский дораспнет.

Когда ж душа простится с телом,
Исчезнет навсегда тоска.
…Пойду к Христу в рубашке белой,
Что так усердно полоскал.

1981 г.
Свято-Духов монастырь, Вильнюс

В ближайшее время первый том Собрания сочинений иеромонаха Романа можно будет заказать на сайте «Ветрово», в разделе «Витрина».