О «неправильной» Пасхе, «несостоявшемся» Сретенском монастыре и пустых опасениях

«Отгремела» Пасха. И для каждого верующего это важный рубеж. Повод вспомнить о радости, которая коснулась нашего сердца и в большей степени была дана «авансом». Или же, как у меня в этот раз, о важных уроках от Бога и дарованной Им возможности познать себя настоящую. В любом случае, отдание Пасхи и встреча Вознесения – это про духовное возрастание, динамику, путь.

Художник: Микаэль Анкер

«И не забудь, Господи, про пасхальную радость!»

Эта Пасха должна была стать необычной. Я заранее знала, что придется встретить ее не дома, в своем южном городе, а сначала в Москве и затем, спустя шесть часов, в Санкт-Петербурге.

Дело в том, что в далеком январе главный тренер футбольного клуба для детей с интеллектуальными нарушениями, который посещает мой сын Давид, имеющий синдром Дауна, объявил об очередных соревнованиях. Да, помимо местных турниров и ярких домашних встреч, к тому моменту наши «особые» дети уже имели около 10 дальних выездов, и почти во всех участвовал мой сын. Ну и, ясное дело, я вместе с ним, потому что куда ж мы, мамы, наших «особых» детей одних отпустим-то…

На этот раз – Санкт-Петербург, где всей командой мы были уже трижды на различных соревнованиях. Моему Давиду, кстати, очень нравится Питер, он всегда с легкостью узнает его виды на фото и на телеэкране.

Ожидалось, что сам турнир начнется 21 апреля, а днем ранее – в сам праздник Светлого Христова Воскресения – мы прибудем в Северную столицу. Дав согласие на поездку зимой, в круговороте дней я на время о ней забыла (благо, наши дорогие тренеры и даже члены их семей взяли на себя весь груз хлопот, связанных с документами, подготовкой, приобретением на всех детей и родителей железнодорожных билетов и многим другим).

И лишь когда начался Великий пост, в голове неотступно начала маячить мысль о том, что грядущую Пасху надо заслужить добросовестным пощением, ведь встретить праздник праздников сначала в Москве, где каждый миллилитр воздуха пронизан благодатью великого множества святынь, неотступно пребывающих там, а потом в этот же день перебраться в благословенный град св. блаженной Ксении, – не каждому выпадет такая честь.

При этом я осознавала и другое: поскольку из-за поездки я лишусь и самой пасхальной службы, и полноценного участия в богослужениях Светлой седмицы, а окружать меня будут люди, безусловно, очень достойные и замечательные, но при этом далекие от церковно-духовных стремлений (следствием чего станет невольная втянутость в обыденный контекст, исключающий благоговение перед величием наступивших дней), то, опять же, вот сейчас, в наступившей Четыредесятнице, надо усердно попоститься.

В общем, поститься, поститься и ещё раз поститься!

Понятно, что на практике все ограничилось стандартным «джентельменским набором»: смена блюд, посещение великопостных служб, априорная настроенность «дауменяжепост» – вдруг кто-то из тех же мам наших «особых» игроков «посмеет» пригласить меня развеяться с детьми в парке или выпить с ним (ну, точнее, с ней) в кафе чашечку кофе.

А в остальном – отсутствие молитвы под предлогом «жутко устала от работы», раздражение на детей, пустые разговоры. Понимаю, что всем этим особо никого не удивишь, но так, к слову…

Зато я придумала себе ряд дополнительных ограничений: «забить» до Пасхи на маникюр, применить особую «аскезу» в еде – никаких соусов и приправ (исключительно по отношению к себе, семьи это не касалось), строго контролировать экранное времени – по 10 минут в день на просмотр даже монастырских телеграм-каналов и ни-ни мирской электронной шелухи.

Я хотела «подкупить» Бога своими неухоженными ногтями и тарелкой с тошнотворно поданным картофелем. Смешно, не правда ли?

Сейчас, вспоминая это, я невольно с грустью улыбаюсь. Не потому что в этом было что-то прямо-таки неправильное. Нет! Напротив, верю, что Господь по Своей милости принял мое такое наивное усердие. Это как, скажем, родитель, вернувшийся с работы и заставший ребенка на стремянке пытающимся вытереть пыль с антресолей: «Вообще-то, Петь, я этого не просил, лучше б уроки сделал, но ладно-ладно, молодчина, давай поцелую, беги, накрывай ужин…»

Просто, если разобраться, то во всей этой «аскетике» с печальной неприглядностью зияла идея в одностороннем порядке заключить с Богом контракт: я Тебе – свои ужимки и прыжки, Ты мне – благополучную поездку и «гладкую» Пасху. Чтобы ничего в дороге не случилось, чтобы по полной насладиться пребыванием Питере и немного – в Москве. А, ну и про пасхальную радость, собственно, Господи, не забудь!

Получается, я хотела «подкупить» Бога своими неухоженными ногтями, своей тарелкой с тошнотворно поданным картофелем – без горчицы или соуса! Смешно, не правда ли?! Но слов из песни не выкинешь…

Если хочешь рассмешить Бога…

С недели преподобного Иоанна Лествичника меня начало преследовать ощущение, что у нас все же что-то сорвется. Никаких видимых предпосылок к тому не было, как не было внешних проявлений беспокойства. Я по-прежнему возила на тренировки Давида (наша команда должна была как следует подготовиться ко встрече с сильными соперниками), как и ранее, вела приходскую летопись на сайте своего храма, по-прежнему давала частные уроки школьникам разных возрастов, в том числе и благотворительные уроки для детей хороших знакомых, для ребят из семей с «особыми» детьми.

Но вот это опасение, что непременно сын или затемпературит, или отравится чем-то перед самым поездом (мысль о том, что поездка сорвется не по его, а по моей вине, почти не приходила мне в голову), немного портило красоту и величественность неповторимых дней той седмицы с ее уникальными службами Марииного стояния, Похвалы Богородицы.

По факту я опережала события, пытаясь заранее «заглянуть» в Пасху и заодно подстелить ребенку «соломку». А прекрасное «сейчас», выражавшееся в размеренном течении поста, преступным образом в это же самое время оставалось в пренебрежении и невостребованности.

Я опережала события, пытаясь заранее «заглянуть» в Пасху, а прекрасное «сейчас» оставалось в пренебрежении

Да, я молилась, пытаясь хотя бы немного закрыться от этих неспокойных мыслей. Но теперь уже просила Бога не о радости Пасхи, не о благополучии всего-всего, связанного с нашим путешествием, а лишь об одном – чтобы не подвести наших дорогих тренеров, не подвести команду.

…Перед Благовещением (аккурат в воскресенье Марии Египетской) на груди моего «особого» сына появилось уплотнение. Ну, намазала зеленкой, ну, с кем не бывает… Позже – консультация в дерматологическом центре. Как выяснится потом, совершенно лишняя и бесполезная. Ну а вечером во вторник сына, у которого уже успела подняться температура, встретили в отделении детской хирургии.

Получалось, предчувствие меня вроде бы не обмануло. И теперь, когда я знаю, чем на самом деле все закончилось (и чуть позже расскажу об этом здесь), мне почему-то невольно приходит на ум вот эта народная «прибаутка»: «хочешь рассмешить Бога – расскажи Ему о своих планах». Только в моем случае она нуждается в перефразировании: «хочешь рассмешить Бога – расскажи Ему о своих опасениях».

Попросив подождать в коридоре, врачи завели ребенка в малую операционную, ввели местную анестезию. Мой «особый» мальчик ни на секунду не проявил страха, во время всех врачебных манипуляций бойко и громко разговаривал с докторами на своем «тарабарском» языке – настоящая речь, несмотря на все его 16 лет, у него так и не «завелась».

Я почти не сомневаюсь, что на утро нас отпустят под наблюдение местного хирурга, но дежурный врач объявляет, что в случае абсцесса следует находиться в стационаре не менее четырех суток…

И да, тут я начинаю паниковать и опять же, как шальная, думаю лишь о поездке – неужели она срывается, неужели придется звонить тренерам, извиняться, признавать, что ты, такая-сякая, не уберегла ребенка перед самыми соревнованиями…

Кстати, что касается опасений другого рода, а именно вот этих опасений подвести, кого-то огорчить (в данном случае тренеров и команду), то сейчас, не без Божиего вразумления, я понимаю, что тут проявилась моя большая гордость. Ведь боязнь признать, что да, произошло нечто непредвиденное или просто никак от меня не зависящее (читайте – я перестала быть удобной для других) и вытекающее отсюда непродуктивное чувство вины – это совсем не из области христианства. Полезна-то лишь та вина, которая ведет к покаянию и исправлению. А если заболел ребенок, то какое тут может быть исправление и какая вина?!

Вместо Сретенского – постель, тошнота и «тупняк»

Утром пришел палатный врач и после осмотра без двусмысленностей сказал, что мы остаемся в больнице в общей сложности на неделю. «Та-а-ак, – начинаю я нервно соображать. – На неделю – это до Страстного вторника. Ну а что дальше? Можно ли нам будет уезжать из города или все же придется и после выписки приходить на перевязки?!»

На обходе в четверг задаю ему этот «каверзный» вопрос.

– Уехать в следующую субботу? – уточняет доктор.

– Да-да, – оживляюсь я, едва сдерживаясь, чтобы не добавить «в Страстную».

Повисла пауза.

«Господи, нуу… Ну, пожалуйста!» – внутренне изо всех сил взываю я.

– Да можно-можно, поезжайте!

Фуу-у-ух! Я готова целовать больничные стены! Все, определенность! Главная задача теперь – не подхватить в стационаре какую-то другую инфекцию и просто ждать.

Вот и Вербное. В тихий час я иду к кушетке, находящейся при входе в отделение. Звоню старшему сыну. Уже несколько лет он живет в Москве, учится. Ну, пока живет и учится, скажем так.

Мы обсуждаем нашу ситуацию. Как распорядиться в Москве двумя с половиной часами (предполагалось, что он встретит нас с Давидом на вокзале), имеющимися между прибытием нашего поезда с юга и отправлением команды в Питер на «Сапсане». Тем более в столицу мы прибудем в такое время, что еще теоретически можно будет застать в каком-нибудь храме позднюю, так называемую «детскую» литургию!

Литургию! В Москве! Где в воздухе разлита благодать! Где ступали ноги стольких святых! Где почти в каждом храме мощи или чудотворная икона! И все это – в день Святой Пасхи! Господи, да я не то что от горчицы готова отказаться, я вообще сейчас побегу сырую картошку грызть!

Но то, что предлагает мне Вениамин, вообще превосходит все мои ожидания.

– Мам, значит так: на Казанском мы вызываем такси и едем в Сретенский. Молимся. Проникаемся атмосферой. Потом зайдем в кафе «Несвятые святые», перекусим. Ну а потом я провожу вас на Ленинградский вокзал.

– …!

И скрипящая подо мной кушетка представляется мне царским троном.

Храм Воскресения Христова и новомучеников Российских Сретенской обители! Я посетила его лишь однажды и влюбилась навсегда! «Какой же платок надеть? Пасхальный красный? А может…» – модничала я мысленно. Знаменитое кафе с легендарным названием! Может, и лучше, что я не побывала там в первый приезд, на Пасху-то эффектнее! И кажется, что во рту уже сейчас несказанные вкусы фирменной выпечки! И только Господь знает, что само упоминание о еде станет для меня на Пасху наказанием!

…В назначенный день мы с младшим сыном вернулись из больницы. «Все уже позади, теперь с нами все хорошо», – написала я в мессенджере в середине Страстной одному человеку, интересовавшемуся нашими делами.

И так получилось, что эти слова стали разделительной чертой… На утро я, как ни в чем не бывало, выполняла привычные домашние дела, собиралась на службы Страстной (самые трепетные богослужения, которые из года в год я неукоснительно старалась посещать, были еще впереди), начала паковать дорожный чемодан. Не сразу заметила, что в этот день со мной «что-то не то». «Не то» – это была повышенная температура.

А позже присоединились еще два характерных признака, которые в совокупности с температурой точно указывали на острую кишечную инфекцию. Так сказать, «три источника и три составные части» кишечной инфекции.

Я не тотчас сообщила тренерам о том, что мы не едем: все ждала, надеялась. А потом осознала, что, даже если я вдруг сейчас почувствую себя значительно лучше, я не могу рисковать здоровьем других «особых» детей и других мам. Давиду, кстати, тоже «перепало» – но так, на три копейки. Основной удар инфекции пришелся именно на меня.

Не припомню, чтобы за последние лет 15 я так тяжело болела. Даже в те редкие часы, когда я могла лежать, а не бежать, простите, в определенном направлении, я просто лежала и тупо глядела в одну точку. Как сейчас вспоминаю, в те дни я не могла ни думать о чем-то, ни ясно осознавать, что происходит вокруг. И спать тоже, кстати, не могла.

По наступлении Светлого Воскресения (когда самая острая фаза болезни уже прошла) я пустилась в «разборки» с Богом

Вопрос – могла ли я молиться. С формальной точки зрения, конечно, нет. Но, с другой стороны, я могла просто держать в уме Его имя и – понимаю, что это прозвучит крайне дерзостно, – ощущать себя «на одной волне» с Ним, Страдающим. А значит, благодарить и паки благодарить Его за эту возможность – возможность, несмотря на свое не очищенное от скверны сердце, хотя бы через эту злополучную болезнь быть причастницей Его дела и Его пути! Но это я только сейчас поняла. А тогда… Эх!

В этом трудно признаться, но по наступлении Светлого Воскресения (когда самая острая фаза болезни уже прошла) я и вовсе пустилась в «разборки» с Богом: «Ну вот… Вместо Сретенского – постель, тошнота и “тупняк”. Вместо прогулок по Невскому – вся эта бессмысленность. Об этом ли я Тебя, Господи, просила?! Ну, ладно, я плохая, а люди, которых мы подвели (главному тренеру, как я поняла, пришлось спешно обосновывать нереализованность выделенных по гранту на нас с Давидом средств), – они-то в чем виноваты?!»

Слава Богу, как только мое выздоровление закрепилось, я нашла в себе силы исповедаться и покаяться, хотя левый товарищ быстренько позаботился о том, чтобы ввести меня в замешательство, подсовывая настроения из разряда «Ты своими мыслями предала Воскресшего Христа! Все, никуда не ходи! Нет никакого смысла. Ты уже вне Церкви!» Классика, одним словом…

И да, трудно и болезненно было узнать о себе нечто новое, что открылось благодаря моему недугу и сорвавшейся поездке. Что, оказывается, мне нужен не Живой Бог, Который неизмеримо выше земных условностей, нашей логики, всех человеческих представлений о хорошем и плохом, а так… карманный божок, исполнитель моих «хотелок». Но в этом узнавании себя настоящей я тоже вижу теперь участие Бога, большую Его заботу о моем духовном возрастании. Ведь я достала дна, оттолкнулась и теперь могу благополучно всплывать, а не просто «барахтаться».

Вместо послесловия

Если бы меня попросили одним махом сделать единый вывод из всего описанного, я бы стояла перед серьезным затруднением. Но, к счастью, этого от меня никто и не требует.

Тем более маленькие «узелочки на память» я и так сделала по ходу своих заметок. Про то, что бессмысленно вступать с Богом в какие-либо сделки и что любое усердие, любой труд обесценивается, если мы совершаем его не из любви к Нему, а из желания превратить Его в своего должника.

Любой труд обесценивается, если мы совершаем его не из любви к Нему, а из желания превратить Его в своего должника

Про то, что любые наши опасения, скорее всего, не подтвердятся. Будет лучше или хуже, но почти точно не будет именно так, как мы нарисовали в своих странных представлениях. Не разумнее ли жить сегодняшним днем и наслаждаться моментом – пост ли, Пасха ли, Вознесение ли, Троица ли на дворе?!

Про то, что иногда важно увидеть себя со стороны, рассмотреть всю неприглядность своих установок, избавиться от иллюзий о себе любимой и исполниться решимости меняться.

И да, буду очень рада, если кто-то, кто посчитал, что и его Пасха в этом году была «какой-то не такой», «неправильной» или грустной, читая эти заметки, немного утешится. И мы вместе с ним поймем: единственное, что нам «гарантировано» в жизни, – это идти ко Христу. Христу Страдающему, Христу Воскресшему, Христу – теперь – Возносящемуся. Идти, начиная свой путь из любой точки «страны далече».