Святитель Иона Ханькоуский – исповедник Русского Зарубежья

Дети, любите друг друга…
(Из завещания cвятителя Ионы, епископа Ханькоуского)

Святой угодник Божий Иона окончил свою земную жизнь в 1925-м году в возрасте 37 лет, в Китае, на станции Маньчжурия. За свой короткий, по человеческим меркам, век святитель успел прожить несколько жизней: жизнь ученого монаха и богослова, жизнь исповедника, жизнь воина и жизнь благотворителя, таким образом, достигнув полноты в исполнении заповеди Христовой о любви к ближнему своему.

Детство. Учеба в Казанской духовной академии

Святитель Иона Ханькоуский у иконы Святителя Николая

Святитель Иона, в миру Владимир Ильич Покровский, родился 17/30 апреля в селе Рогачево Дмитровского уезда Московской губернии, в семье священника Ильи Тимофеевича Покровского. Дед его, Тимофей Борисович Покровский, происходил из духовного звания и служил диаконом в храме Покрова Пресвятой Богородицы в селе Тростьё Тарусского уезда Калужской губернии. Владимир рано потерял родителей: мать его, Мария Ивановна, скончалась, когда мальчику было всего 3 года. Отец, Илья Тимофеевич, священник в храме Св. Николая в Рогачеве, был человеком весьма незаурядным, широко образованным и глубоко верующим пастырем, неутомимым тружеником на ниве духовного просвещения народа. Оставшись вдовцом, все последующие 5 лет своей жизни он посвятил воспитанию сына, и это воспитание принесло свои обильные и богатые плоды в будущем. В восьмилетнем возрасте Владимир остался круглым сиротой – в результате крупозного воспаления легких отец Илья отошел ко Господу. Не сохранилось практически никаких иных сведений о детстве и ранней юности святителя. Известно лишь, что он учился в Заиконоспасском духовном училище, а затем оказался в Калужском духовном училище, после успешного окончания которого поступил в Калужскую семинарию. Закончив ее с отличием, в 1910-м г. был принят в Казанскую духовную академию.

Летом 1912 г. Владимир принял монашеский постриг с именем Иона. Его духовным отцом был известный старец Гавриил (Зырянов) из Седмиезерной пустыни, ныне местночтимый святой. Посещал иеромонах Иона и Оптину пустынь, где окормлялся оптинскими старцами Иосифом и Анатолием.

Академические успехи иеромонаха Ионы были столь несомненны, что его кандидатура была выдвинута на должность доцента по 2-й кафедре Священного Писания Нового Завета и в 1914-м г. утверждена Священным Синодом. Но научная и преподавательская деятельность молодого и талантливого богослова прервалась с началом Великой войны, а затем вовсе вынужденно завершилась во время революции и Гражданской войны.

Годы Великой войны и революции

В начале Первой мировой войны он отправился добровольцем на фронт в качестве военного священника.

В начале Первой мировой войны он отправился добровольцем на фронт в качестве военного священника

В 30 июня 1917 г. Приказом по ведомству Протопресвитера Военного и Морского Духовенства был объявлено:

«...на должность проповедника 2-й армии назначен 10-го того же июня доцент Казанской духовной академии иеромонах Иона».

Очевидно, это назначение в самом деле было следствием личного желания отца Ионы, так как в том же приказе отмечалось, что он «не имеет права на получение пособий военного времени», т.е. находится в армии вне штата, как доброволец. Такой поступок молодого иеромонаха заслуживает особого внимания, поскольку в те дни некогда славная Российская армия под влиянием тлетворной пропаганды разлагалась на глазах – причем, как писал впоследствии протопресвитер отец Георгий Шавельский,

«одним из первых дел революции было то, что у солдата засорили его совесть, внушив ему, что нет Судьи человеческой совести, т.е. Бога, что он должен жить для себя, а не для других, помнить о земле и забыть о небе».

Надо сказать, что Вторая армия (Западный фронт) была одной из наиболее «обольшевиченных», и в дни назначения туда отца Ионы командующий фронтом генерал-лейтенант А.И. Деникин отмечал:

«В общем, настроение войск 2-й армии хуже, нежели в других армиях, и, по-видимому, значительно хуже, чем это представляется командарму».

В 1918-м году о. Иона возвращается в Казань и продолжает преподавание в духовной академии. Согласно документам Пражского архива, в мае 1918 года иеромонаха Иону арестовывают в Казани за то, что у него на квартире был обнаружен представитель атамана Оренбургского казачьего войска генерал-лейтенанта Александра Ильича Дутова. При аресте о. Иона был обвинен в контрреволюционной деятельности, связанной с толкованием Декрета об отделении Церкви от государства, изданного 18 января 1918 г., а также в раздаче листовок «Значение самодержавия в строительстве Российского Государства».

«Пробывши в заключении всего лишь несколько часов, мне пришлось убежать, но по приезде на барже в Пермь я был пойман, искалечен, вырваны были волосы, и без чувств, в одной рубашке, унесен в тюрьму. Через 4 дня по заключении меня и еще 18 заключенных, которым предъявили особо тяжкие обвинения, посадили на железную дорогу, потом на пароход и по р. Тавде направляли в Тюмень, на суд народного трибунала. На шестой день пароход был обстрелян войсками Сибирского правительства, только что освободившими Тобольск, и мы были освобождены.

Больной, не имея решительно никакого вида, я Христовым именем пропитался в течение одного месяца, работой в поле одел себя и под вымышленной фамилией поступил в кооперацию; прослужил 2 месяца инструктором и, заручившись удостоверением, поступил в учителя начальной школы Тобольской губернии. Когда мне представилось возможным получить газету и таким образом узнать о положении Омска и о лицах, знающих меня и в нем проживающих, я поехал в Омск и сделал доклад Временному Высшему Церковному Управлению, и в июне 1919 года получил назначение в армию благочинным в XI армейский корпус, а по постановлению Высшего Церковного Управления был возведен в сан игумена».

У Колчака. Организация отрядов Святого Креста

Немаловажно, что именно среди военного духовенства нашел молодой ученый монах свое призвание, ибо в годы Смуты не только политической, но и духовной, в период падения нравственности и потери ориентиров, пожалуй, только голос Церкви Христовой мог и должен был указать истинные цели борьбы. Неслучайно Главный Священник Армии и Флота протоиерей Александр Касаткин в 1919-м году требовал от полковых священников «объяснять солдатам, что это война не братоубийственная, а священная, что это – крестовый поход» в защиту поруганной большевиками православной веры.

Эта идея нашла свое отражение в положении о формировании фронтовых отрядов Святого Креста. Доклад на эту тему был представлен игуменом Ионой Верховному правителю адмиралу Колчаку 16 августа 1919 года и нашел полную поддержку у последнего, и уже 17 августа, с благословения Высшего Временного Церковного Управления и предписания Главного Священника Армии и Флота, он отправился на формирование этих отрядов. В чем же была суть этих формирований? Вот только несколько пунктов этого положения:

«1. Отряды ‟Святого Креста” состоят из добровольцев от 17 до 45 лет, численностью от 100 до 200 человек, известных своей религиозностью, нравственной настроенностью, преданностью Церкви и любовью к Родине, чему поручителями будут или местная епархиальная власть, приходской совет, или священник.

2. В отряде проводится железная дисциплина, покоящаяся на начале христианского долга – запечатлеть святую веру и любовь к Родине своею кровью и жизнью.

...

4. Во главе отряда стоит начальник, назначаемый из числа военных лиц, известных своею религиозно-нравственной и патриотической настроенностью. Его непосредственным помощником является духовное лицо по выбору Главного Священника Армии и Флота.

5. В помощь организатору отрядов дается, с его согласия, 5 человек: из священников, из военных и светских лиц, особо известных религиозно-нравственной настроенностью и любовью к Родине...

10. Все записавшиеся в отряд носят на груди нашитый на одежде восьмиконечный крест белого цвета. В случае участия такого отряда в бою, наряду с командиром его ведет в бой и священник».

В помощь организации отрядов Св. Креста проводились дни Св. Креста. На листовке с объявлением о таковом изображен восьмиконечный крест и надписи:

«Зовем всех вас, верующих и верных чад Церкви Христовой. Станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ее, Матери вашей»^[1].

«Мужайся, Русь Святая. Иди на свою Голгофу. С тобою Крест Святой – оружие непобедимое»^[2].

«Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание»^[3].

Икона святителя Ионы Ханькоуского

Эта идея нашла полную поддержку у командующего Оренбургской армией атамана Дутова. Сам Александр Ильич был верующим православным человеком. В письме к Верховному правителю от 24 апреля 1919 года Дутов писал:

«Во многих селах нет священников, хоронят без Церкви, крестят без обряда и т.д. Все это в деревнях приучает к безверию и распущенности. Религия – основа Руси, без нее будет страшно. Вот куда должна быть направлена политика Министерства внутренних дел».

Мнения обоих вождей – духовного военного – в этом вопросе совпадали:

«...оружие, военная сила должны уступить место силе духовной, и эта последняя сила, вылившаяся в могучее народное восстание, должна обеспечить нам победу. Народ сам должен своими силами свергнуть ненавистную власть. ...Вполне естественно, что при появлении отряда, сильного духом, крепкого в убеждениях, спаянного любовью к Святой Руси, закаленного походом, безумно преданного своему атаману, – все те, в ком еще горит искра веры, не утратилась способность возвращения к прежним добрым навыкам, все они должны примкнуть к отряду для борьбы со злом. Но для того, чтобы вести за собой десятки тысяч людей, чтобы быть для них путеводной звездой, овладеть их волей, чувством и утушить бушующее море людских низких страстей, – необходимо нам самим заняться собственным нравственным усовершенствованием, искоренением злых навыков, приготовлением себя к той высокой миссии, которую каждый берет на себя...».

Духовенство играло значительную роль в армии атамана Дутова, а игумен Иона был его близким другом и соратником. Надо также отметить, что святитель Иона разделял взгляды атамана в области межконфессиональной и национальной политики. Атаман Дутов старался не допускать национальной розни и притеснений на подведомственной ему территории и призывал мусульманское население (киргизов, татар, башкир) поддержать белых.

Примером того может служить плакат «Священная война», издававшийся игуменом Ионой:

«Священная война

Объявлен призыв добровольцев в крестовые дружины и зеленого знамени

Объявлена священная война.

Командующий армией, как казак, преданный св. вере и почитающий религиозные стремления человеческой души, сам встает во главе религиозного движения.

В благородном порыве защиты от поругания большевиками ‟Святого Святых” каждого человека объединяются последователи Христа и Магомета. Оренбургской армией поднято священное знамя Креста и Полумесяца»…

Чудотворная икона Табынской Божьей Матери

Планам этим не суждено было осуществиться. Армия Дутова отступала под натиском красных. Но Господь послал утешение. В штаб армии в Акмолинске была доставлена особо почитаемая на Южном Урале икона Табынской Божьей Матери. Дутов телеграфировал:

«16 ноября неожиданно явилась в штаб вверенной армии Чудотворная икона Табынской Божьей Матери с небольшим штатом священников. Видя перст Божий, неисповедимыми путями направивший святой образ в Оренбургскую армию, принял икону, и отныне она находится под защитой Оренбургской армии. Донося о чем, прошу объявить Оренбургским казакам, башкирам и уфимцам, что святыня найдена, и 5 ноября назначено молебствие перед чудотворной иконой о даровании победы».

Игумен Иона увидел в этом особую милость Божию и с тех пор не расставался с чудотворным образом

Игумен Иона увидел в этом особую милость Божию и с тех пор не расставался с чудотворным образом. Службы перед иконой шли ежедневно, во время больших праздников – денно и нощно, он ездил с ней на поля боев, чтобы ободрить сражающихся, и служил панихиды по погибшим^[4].

Сопровождал чудотворный образ Царицы Небесной Оренбургскую армию во время страшного похода в 2000 верст через Голодную степь,

«где, – по словам святителя Ионы, – не было ни жилищ, ни продовольствия, поход зимой, в ожидании буранов, все на своем пути уничтожающих... Несмотря на то, что по пятам частей Оренбармии шли красные, и каждый мог без всякого риска, взявши даже повозку, перейти к красным, – за исключением десятка случаев, никто из воинов Оренбармии к красным не перешел, а, питаясь через день полфунтом черного как земля хлеба, ночуя в ноябре под открытым небом, под покровительством Царицы Небесной Табынской все пришли в Семиречье...».

В армии началась повальная эпидемия тифа. Все переболели по нескольку раз. Переболел тифом и игумен Иона.

Исход

Генерал-лейтенант Дутов принял на себя звание Главного Начальника Семиреченского края, с подчинением атаману Анненкову, а игумен Иона, в связи с отсутствием в Семиреченском крае епископа и связи со Святейшим Патриархом Тихоном или Высшим Церковным Управлением, был назначен Главным Священником Семиреченского края.

Согласно докладу игумена Ионы председателю Высшего временного церковного управления заграницей Митрополиту Антонию (Храповицкому) от января 1922 года, события далее развивались следующим образом:

16 марта 1920 г. Ввиду объявления полковником Асановым переданной ему Анненковым армии – армией Российской Советской Федеративной Республики, атаман Дутов с конвойной сотней и сотней особого назначения, под водительством Чудотворного образа Богоматери, выступив из Лепсинска через занесенный снегом и льдом 16.000 футов перевал Карасарык, прибыл в Суйдин Илийского округа, где остановился в русских казармах.

Встретившие их представители китайских властей потребовали сдачи имевшегося оружия, и взамен было обещано

«...а) неприкосновенность жизней, б) довольствие (мука, рис, мясо, в) фураж лошадям, г) топливо и д) место расквартирования».

Однако, разоружив отряд, китайцы обещания своего не выполнили. Казаки вынуждены были для пропитания продавать за бесценок свое обмундирование и имущество, устраиваться на тяжелые работы – офицеры и казаки нанимались полоть рис, стоя по пояс в воде, получая лишь 2 цента в день. Из-за отсутствия фуража вскоре погибли все лошади.

26 января 1921 года атаман Дутов был убит на своей квартире советским агентом – начальником Донаркентской милиции большевиком Касымом Ганушевым – и семью мусульманами.

После гибели атамана Дутова вся забота о добывании средств на содержание отряда пала на плечи игумена Ионы, принявшего на себя обязанность Главного Священника всех русских, пребывающих в Синзянской провинции.

В Китае

В то время единственной защитницей русских интересов в северном Китае была Комиссия по Русским Делам в Илийском Крае, заменившая собой русское консульство, закрытое китайскими властями 26 сентября 1926 г. В ее состав вошел и игумен Иона. Через месяц после гибели атамана он отправился в Пекин в качестве уполномоченного Комиссии «выступать от ее имени и в защиту ее интересов как перед китайскими властями гг. Урумчи, Пекина, Шанхая, Харбина и др. городов, так и перед Российскими учреждениями и должностными лицами, пребывающими в Китае и в России». Особо надлежало заявить протест Китайским властям, дипломатическому корпусу по поводу убийства атамана Дутова, совершенного при попустительстве местных властей, всячески тормозивших расследование.

Отрывок из письма игумена Ионы Оренбургскому отряду:

«...Злодейские руки вырвали нашего батьку атамана, и мы остались осиротелые, а теперь вынужден и я, ближайший соратник атамана, ехать в далекий путь до столицы Китая – Пекина... Итак, мои родные друзья, твердо помните, что есть у вас в Пекине ваш духовный отец, который клятвою себя связал – неусыпно о вас заботиться, не оставить вас без помощи. И с членами войскового Правительства, если их удастся на Востоке отыскать, и с представителями иностранных держав, и с русскими зажиточными людьми я сумею сговориться, сумею им доказать, как дороги вы Родине – России – за все те страдания, которые перенесли вы ради ея...».

Путь в Пекин вместо трех предполагаемых месяцев занял девять, по свидетельству самого отца Ионы, благодаря умышленной задержке Синдзянским зянзюнем (правителем). Прибыв в Шанхай 20 декабря 1920 г., он узнал, что китайские власти открыли границу, и около 8 000 оренбургских казаков были захвачены красными. Личный, особого назначения, Атамана Дутова отряд в 1000 человек снялся и ушел в безлюдные места провинции. Игумен Иона обратился за срочной помощью в Пекин, в Русский дипломатический корпус. Ответ нам неизвестен. Известно только, что еще в конце 1920-х годов образ Табынской Божьей Матери хранился Дутовскими казаками в Суйдуне, а в 1938-м г. был перенесен в Кульджу, в новый храм.

Епископство

В январе 1922 года игумен Иона отправляет из Шанхая председателю Высшего Временного Церковного Управления Заграницей Митрополиту Антонию (Храповицкому) в Сремски Карловцы доклад о своей жизни и деятельности, отдавая себя полностью в распоряжение высшей церковной власти. В результат ВРЦУ Заграницей издал указ – возвести игумена Иону в сан архимандрита и иметь его в виду на епископскую кафедру.

Епископская хиротония была совершена 18 сентября 1922 г. в Русской духовной миссии в Пекине

Епископская хиротония была совершена 18 сентября 1922 г. в Русской духовной миссии в Пекине, при участии архиепископа Пекинского Иннокентия (Фигуровского) и епископов Шанхайского Симона (Виноградова) и Забайкальского (позже Харбинского) Мелетия (Зборовского). Епископ Иона возглавил викариатство в Тяньцзине (Ханькоу) и был назначен настоятелем Св.-Иннокентиевской миссионерской церкви в г. Манчжурия, куда владыка и прибыл 19 октября 1922 года.

Манчжурия

Что же представляла собой Манчжурия к моменту приезда святителя Ионы?

«Все, что спаслось от Гражданской войны, что, как волна, докатилось до Манчжурии, а дальше не хватило сил, – все это осталось в Манчжурии мыкать горе и бороться с нуждой; без сил, без средств, зачастую без здоровья и даже без веры в Бога».

По словам епископа Мелетия,

«Население г. Манчжурии, как пришлое из разных мест России, в религиозном отношении не было воспитано надлежащим образом. Новый обширный и благолепный храм Миссии был посещаем богомольцами в малом количестве, церковная проповедь была в очень слабом виде. Ревностный служитель Церкви Божией и выдающийся проповедник, молодой и энергичный епископ Иона прежде всего взялся за устроение своей паствы в религиозно-нравственном отношении. В своем храме он устанавливает уставное богослужение, заводит прекрасный хор, неустанно проповедует, храм наполняется богомольцами и, наконец, делается тесен».

Храм Свт. Иннокентия Иркутского в г. Маньчжурии Ханькоуской епархии, месте служения свт. Ионы. Фото 1928 г.

Его трудами Св. -Иннокентиевский храм был отреставрирован, и устроен придел во имя Св. Николая, где в праздничные дни совершалась ранняя литургия, которую святитель неукоснительно посещал, а после этого в 10 часов служил позднюю литургию.

«Любовь его к богослужению была так велика, что он не оставлял его даже и тогда, когда находился в болезненном состоянии, при температуре 39. В таком состоянии он служил в праздник Воздвижения Креста Господня и в день Покрова Пресвятой Богородицы, и при больном горле, почти шепотом, поучал свою паству евангельским истинам. За несколько дней до смерти он хоронил миссийского иеромонаха Михея, совершив отпевание его по монашескому чину, конечно, полностью, как он это любил делать; это было в воскресенье, 28 сен. – 11 окт., после ранней литургии, а в 11 часов он стал служить позднюю литургию».

Однако энергичный епископ Иона не ограничивается только церковной сферой. Просветительская и педагогическая работа занимает особое место в его деятельности. По приглашению Городского Совета он преподает в местной гимназии Закон Божий, и преподает так, что ученики его обращаются к начальству с просьбой устроить им экзамен по этому предмету, несмотря на то, что это не предусматривалось программой. Он регулярно выступает с публичными лекциями на разные темы, издает народные листки религиозно-нравственного содержания, читает лекции на богословско-религиозных курсах в Харбине. Епископ даже организовал в Манчжурии «Вечер русской песни» с чайными избушками, имевший большой успех и весьма ожививший национальный дух жителей.

Детский приют имени Святителя Ионы. Фото: orthodox.cn

Сам в детстве вкусив горький хлеб сиротства, святитель особо сострадательно относился к детям-сиротам. Он открыл в г. Манчжурии у себя в старой церкви детский приют, подчинив его Манчжурскому Международному Комитету помощи детям-сиротам и нуждающимся, председателем которого он состоял со дня своего приезда в Манчжурию и до самой смерти. Работу этого комитета епископ Иона нес на своих плечах. Дирекция Комитета, состоявшая из 16 человек, собиралась изредка на заседания, «...чтобы отдать дань восхищения любимому председателю».

«Приехав в Манчжурию в 1922-м году, епископ Иона нашел Комитет в том полуживом состоянии, которое свойственно всем благотворительным учреждениям, существующим на случайные пожертвования, собираемые с необычайной трудностью, в обстановке постоянного неудовольствия со стороны жертвователей».

Начал он свою деятельность по сбору средств с рассылки писем и телеграмм во все города Дальнего Востока, в Управление КВЖД, в банки, торговые фирмы, высокого ранга чиновникам, состоятельным людям. В ответ на это со всех сторон посыпался поток пожертвований, деловых предложений, предложения услуг и помощи. Среди жертвователей были такие люди, как бывший Главноначальствующий в Полосе Отчуждения генерал Чжу-цин-лань, переводивший по 300 м.д. (мексиканский доллар – расчетная единица в Манчжурии) ежемесячно, и Е.Н. Литвинова, присылавшая по 600 м.д. каждый месяц.

Будучи человеком умным и практичным, епископ Иона понимал, что строить работу благотворительных учреждений только на пожертвованиях невозможно, и перешел на новые методы работы. Он создает при Комитете Торговый отдел, главной задачей которого являлось самостоятельное зарабатывание средств для содержания благотворительных учреждений Комитета. Средства для торгового оборота были найдены у частных фирм и банков. Читаем в воспоминаниях современников, что доверие к владыке было так велико, что под одно его слово давали десятки тысяч рублей. И в то время как частные предприятия лопались, Торговый Отдел епископа Ионы существовал и развивался. Не обошлось и без врагов.

«Ограниченность одних, зависть к успехам других, фарисейство и лицемерие третьих – плели вокруг епископа сеть интриг и старались скомпрометировать его светлое имя тем, что он, епископ, занялся таким недостойным делом, как торговля. Но он на все нападки мало обращал внимания, – только молился Богу и говорил: ‟Эти толки врагов нам устилают путь для Царствия Небесного”».

Вот список того, что создано было епископом Ионой за 3 года его пребывания в Манчжурии:

1. Детский приют.
2. Низшее начальное училище.
3. Высшее начальное училище.
4. Бесплатная столовая.
5. Бесплатная амбулатория.
6. Аптека с бесплатным отпуском лекарств для бедных.
7. Ремесленные классы при училищах.
8. Библиотека.

«В детском приюте Международного Комитета на полном иждивении содержится 30 круглых сирот, в возрасте от 5 до 14 лет. Из них 15 мальчиков и 15 девочек.

Все почти приютяне посещают школы Международного Комитета и, помимо этого, занимаются различными ремеслами и приучаются к труду. Для детей, покинутых родителями, Комитет нанимает кормилиц. Ежемесячный расход на приют – 300 р.

В Низшем и Высшем Начальных училищах обучается до 500 человек. Обучение бесплатное. Кроме того, 211 человек пользуется бесплатно учебниками и учебными пособиями, и 139 человек пользуются бесплатными обедами. В школах Комитета введена программа школ КВЖД до 1925 г.

Преподаются следующие ремесла и дополнительные предметы: сапожное, гончарное, прядильно-ткацкое, кройки и шитья, чулочное, жестяночное, столярное, ваяние, китайский язык и бухгалтерия.

Ежемесячный расход на школы – 1050 р.

Бесплатная столовая ежедневно отпускает до 200 бесплатных обедов детям наибеднейшего населения в возрасте от 3 до 17 лет.

Расход по столовой – 220 рублей ежемесячно.

С 1 августа 1923 года Международным Комитетом открыта Амбулатория для бесплатной медицинской помощи и выдачи лекарств беднейшему населению Манчжурии и окрестностей. При ней – бесплатный зубоврачебный кабинет.

...Кроме медицинской помощи и бесплатной выдачи лекарств, выдавались свидетельства о болезни и нетрудоспособности бедняков и возбуждалось ходатайства о бесплатной выдаче паспортов.

По отчету значится: оказано медицинской помощи 6387 человекам в год. Выдано лекарств по 2886 рецептам, кроме медицинской помощи, оказанной учащимся школ Комитета.

...Годовой расход на все учреждения Комитета свыше 20 000 долларов. Язык цифр самый красноречивый. Вполне уместно задать себе вопрос: кто бы нашел в себе достаточно мужества, чтобы взвалить на свои плечи 20-тысячную расходную смету, при полном отсутствии своего капитала, в таком маленьком городе, как Манчжурия? Только люди великого духа, подобно епископу Ионе...».

Он умел добывать средства для других, но ничего не тратил на себя. Все свои личные средства владыка тратил на дела благотворительности

Образ жизни самого епископа Ионы был очень скромным.

«Не верилось, что это ‟князь Церкви”, владыка и господин. Ни поваров, ни кухни у него не было. Питался он весьма скромно и просто. Любимым блюдом его был жареный картофель и черный ржаной хлеб. Одежда и обувь владыки были более чем скромны. Заплаты являлись обычным украшением того и другого. Зачастую портной и сапожник отказывались чинить: заплаты не держались».

Епископ Мелетий вспоминает, что когда ему дружески говорили, что следовало бы вам, владыка святый, переменить старую и короткую шубу на другую, получше, более соответствующую вашему сану, он шутливо отвечал, что и эта шуба для него хороша и что за 20 рублей нельзя иметь лучшей. Он умел добывать средства для других, но ничего практически не тратил на себя. Все свои личные средства владыка тратил на дела благотворительности.

Так, за несение обязанностей преподавателя Закона Божия ему полагалось 426 дол. 40 ц. От этих денег он отказался в пользу беднейших учеников гимназии, и, таким образом, 10 человек были освобождены от платы за обучение.

Всегда приветливый и жизнерадостный, интересный собеседник, владыка пользовался большой любовью и уважением окружающих

Всегда приветливый и жизнерадостный, интересный собеседник, владыка пользовался большой любовью и уважением окружающих. По свидетельству знавших его, народ шел к нему кто за советом, кто за помощью с 7 утра, двери его скромной маленькой квартирки не запирались до 10–11 часов вечера. А с 11 вечера, когда никто уже не мешал, владыка принимался за работу. В великие праздники там было не протолкнуться. Навещали его не только русские, но и китайцы, и иностранцы.

Любимым местом отдыха владыки был детский приют, куда он уходил, утомленный работой и бесконечными посетителями. И дети платили ему редкой привязанностью. Летом в степи, во время прогулок, владыка играл с детьми, бегал, заражая ребят своей веселостью.

Кончина

Могила святителя Ионы. Фото: orthodox.cn

Ушел из жизни епископ Иона неожиданно рано, в 37 лет, ровно через 3 года после своего прибытия в Манчжурию. Он не привык заботиться о себе и поэтому, когда заболел ангиной, не стал обращаться к врачам, а прополоскал себе горло керосином, который оказался нечист, началось заражение крови. При кончине присутствовал архиепископ Харбинский Мефодий, впоследствии Митрополит. Он оставил подробное описание кончины святителя:

«Совершенно неожиданная кончина владыки Ионы всех поразила своею неожиданностью. Я был свидетелем последних часов и минут почившего и хочу описать момент его кончины, описать не ради простого житейского любопытства, а потому, что кончина владыки Ионы поистине была поучительна. Я предполагал быть в Манчжурии раньше на 2 дня, но Промыслу Божию было угодно, чтобы я приехал несколько позже. Владыка Иона болел всего 4 дня... Увидев меня вошедшим в его келлию, он выразил чуть не детскую радость, что меня чрезвычайно тронуло и взволновало; слезы умиления невольно выступили у нас на глазах. Я облобызал его. От опухоли в горле он хрипел, говорил с большим трудом и невнятно; видимо, ему очень хотелось угостить меня, и он сам очистил мне банан и подал мне. Побыв некоторое время у больного и поговорив с ним, я попрощался... Отслужив всенощную, я опять без промедления поехал к болящему владыке. Положение его ухудшилось: он еще более хрипел от опухоли и говорил еще более невнятно, но сидел на стуле без посторонней помощи. Вообще, почивший до самой почти смерти своей сохранил силы сидеть, стоять и ходить. Болезнь, по самому существу своему и кратковременности, не изнурила его организма. Во время разговора я заметил, что положение больного владыки становится опасным, так, например, неестественным казалось, что он, не сознавая как будто опасности своего положения, с улыбкой спросил меня, как живут мои племянницы, маленькие девочки, которые, вырвавшись из Советской России назад тому 3 года, жили у него несколько дней. ...Я отправился на свою квартиру, но по дороге меня охватило крайне тревожное чувство. Прибыв на место, я тотчас же написал записку протоиерею Демидову, чтобы духовник немедленно исповедовал больного и, если потребуется, то и приобщил Святых Тайн; но духовник был приглашен тотчас по моем отбытии. Увидев его, почивший владыка понял, что наступает уже последний момент, и спросил врача: ‟Неужели уже так скоро мой конец?” Получив утвердительный ответ, почивший стал готовиться к Исповеди и Св. Причастию; надев мантию, он сказал: ‟Пора собираться”. Исповедался и приобщился Св. Тайн; в то время была получена моя записка через протоиерея Демидова. Разоблачившись, он сел и напечатал на пишущей машинке свое предсмертное завещание. Вот слова этого завещания: ‟Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Слишком неожиданно узнал я о предстоящей смерти моей. Мысли путаются... Что завещаю вам? Мои милые и дорогие дети Маньчжурии и Ханькоу. Начал я у вас со словами Апостола любви: ‛Дети, любите друг друга’ – и кончаю этими словами: ‛Любите друг друга’… Вот заповедь вашего Архипастыря. С душевной радостью прощаю тому, кто обидел меня. Да и есть ли такие? И слезно, на коленях, прошу и становлюсь перед каждым, кого я обидел. Не оставляйте детишек. Слышите ли мой зов, дорогая Елизавета Николаевна. Ведь на Вас теперь вся моя надежда. Заместителем моим рекомендую вызвать из Чань-Чуня протоиерея Извольского, на него я указывал и начальнику Миссии... Простите меня ради Христа; да не забывайте в своих молитвах... Напишите в помянничек... Итак, на вечные времена, пока не предстанем все у Страшного Судии. Иона, епископ Ханькоуский. 1925 года, октября 4–17 дня” (дата объясняется настольным календарем, листки которого не перевернуты со дня ухудшения болезни)... Я поспешил в комнату владыки; сначала я было сел с ним рядом на постели, но он тотчас же встал и поклонился мне в ноги, прося прощения; в глубоком волнении я сделал то же и помог ему подняться. Затем он посадил меня с собою и стал выражать свою последнюю волю. Я с большим трудом разбирал, что он говорил, и очень много не понял. Он просил, чтобы его похоронили монашеским погребением, причем, догадываясь, очевидно, что я не все понимаю, что он говорит, взял требник, нашел чин монашеского погребения, указывая мне на него, заложил найденное место лентой; выразил желание, чтобы он был похоронен рядом с недавно скончавшимся иеромонахом Михеем, основателем и строителем Миссийного подворья. Указывая на икону Божьей Матери – кажется, благословение Высокопреосвященного Митрополита Антония, – и другую икону, святого Иоанна Богослова, просил держать их перед ним, когда будет умирать, а икону Божьей Матери положить вместе с собой в гроб; просил, чтобы не было на его погребении речей и цветов; наконец, просил, чтобы я возложил на священника Павла Шиляева, регента хора миссионерской церкви, наперсный крест, принадлежавший скончавшемуся иером. Михею; особенно долго почивший говорил о недоразумениях, возникших у меня с Пекинским Архиепископом по вопросу о забайкальских беженцах-переселенцах в Трехречьи... Сколько я мог догадаться, эти недоразумения были тяжелым камнем на душе почившего, и он главным образом потому так ждал меня и желал видеть, чтобы кончить эти недоразумения братским миром. Изложив свою последнюю волю, он встал, взял требник и сам прочитал себе канон на исход души; я стоял сзади и вместе с ним молился; врач только слегка поддерживал его сзади. Прочитав канон, он стал прощаться с присутствующими, которые стояли за занавеской, в смежной комнате. Прося прощения, он поклонился всем в ноги; присутствовавшие со слезами на глазах, в свою очередь, поклонились ему в ноги, прося прощения, и, подходя по одному, принимали от него благословение. Я так был взволнован, что вышел в другую комнату отдохнуть. Но приблизительно через четверть часа или более я пошел вновь к владыке Ионе; он в это время вышел в другую комнату. Предсмертная бледность уже покрыла его лицо; он был в епитрахили, выразив желание, чтобы его похоронили в этой епитрахили, стал надевать поручи, надев их, сказал, что он хочет идти в церковь служить. Но я и другие ответили ему, что в церковь он завтра пойдет, а теперь пусть останется дома. Он согласился, воротился в первую комнату, где он лежал больным, благословил всех присутствующих архиерейским благословением, сел в кровать, велел себя разуть, затем лег на постель и сказал: ‛Я умираю’. Ему дали в руки крест и свечу; держали иконы Божьей Матери и Иоанна Богослова перед ним, стараясь, чтобы по возможности он их видел. Я стал читать отходную. Умирающий все что-то говорил; когда я прочитал кондак ‛Душе моя’, стал читать икос, внезапно у меня подступили слезы к глазам, в этот момент умирающий испустил последний вздох и скончался. Я подошел и прочитал заключительную молитву канона на исход души.

...Воистину, кончина почившего Архипастыря Ионы была кончиной праведника. Воистину, о нем можно сказать словами писания: ‛праведник скончався вмале исполни лета долга’ (Прем. 4, 13) – праведник, пожив мало, делами прожил долгие годы».