Битва Поста и Карнавала

Битва Масленицы и Поста. Художник: Питер Брейгель Старший, 1559 г.

Картина Питера Брейгеля, обозначенная в заглавии, фиксирует состояние, в котором мы все пребываем – вне зависимости от эпохи, в которой живем. Роман Рабле, считающийся классикой, дает возможность понять, чего стоит остерегаться в духовной жизни, делая это от противного, то есть прославляя духовно вредные вещи. Около 800 страниц в бумажном виде – нельзя сказать, чтобы как-то уж трудно читаются: 5 частей, каждая из которых поделена в среднем где-то на 40–50 коротких глав, хорошо переведены. В тексте Рабле много мегаломании: многочисленные перечисления, списки, языковые игры. Однако, как вы догадываетесь, начал я читать эту книгу по иной причине: на философских факультетах, по крайне мере в то время, когда учился автор этих строк, было массированное давление на студентов бахтинской теорией карнавала и ее значением для французского постструктурализма («Разрушение поэтики» Юлии Кристевой и т.д.). Наконец-то захотелось узнать первоисточник, ну, да, и еще – это ведь «классика Ренессанса»…

Титульный лист «Пантагрюэля» около 1532 года издания

Что же в итоге? Во-первых, стало понятно, почему рафинированный интеллектуализм постструктуралистов черпал вдохновение из этого колодца. Это явления одного порядка: «твори свою волю», герои-великаны, титанизм, антропоцентризм, безбожие. Конечно, Рабле, этот монах-расстрига, чем дальше по тексту, тем больше пытается защититься цитатами из Священного Писания, показать, что он его хорошо знает, однако заимствований из античной философии и литературы куда больше. Да, Рабле – «ученый муж», но куда это его в итоге приводит? Смотрим пятую, завершающую, наиболее философичную часть. В ее финале герои попадают в так называемый «храм Божественной Бутылки», ранее (то ли в четвертой, то ли в третьей части) описывается община гастролатров, то есть чревоугодников. Вторая часть, наиболее «отмороженная», описывает, в частности, случай, когда одному из героев, Панургу, отказала некая «благовоспитанная» дама, в результате чего он поступил с ней как настоящий подонок (не буду вдаваться в описания, смотрите эпизод с собаками), однако для персонажей это становится лишь поводом в очередной раз посмеяться.

Иллюстрация Гюстава Доре к роману Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»

Вообще, есть некий парадокс, что Советская власть, такая обычно стыдливо-пуританская, опубликовала в 1975-м году этот текст фактически без купюр, и есть даже телеспектакль, где молодой Александр Калягин читает главы из романа. Конечно, вряд ли догматизм во взгляде на многие вещи позволил ей в полной мере осознать культурные последствия публикации романа Рабле. Да, можно произносить дежурные фразы о «разоблачении религиозного ханжества и мракобесия», «веселом принятии человеческого естества со всеми его желаниями», и многое другое в том же духе. Однако ни одна система ценностей не устоит, если дать волю человеческим страстям. В этом смысле книга Рабле куда опаснее текстов многих современных постмодернистов.

Ведь если последние, пытаясь «реабилитировать» физиологическую сторону человеческой жизни, сами так или иначе ужасаются тому, что они описывают, и пугают читателя теми картинами внутреннего ада, в который заводит человека эмансипированная чувственность, то у Рабле все вроде бы весело и несерьезно.

Ни одна система ценностей не устоит, если дать волю человеческим страстям. В этом смысле книга Рабле опаснее текстов современных постмодернистов

На то, что в «Гаргантюа и Пантагрюэле» мы имеем дело именно с апологией телесной чрезмерности, а не с защитой «золотой середины» в аристотелевском понимании, указывают хотя бы списки на десятки страниц касаемо того, что герои съели, что выпили. Да, ведь они великаны, им нужно много для утоления своих потребностей. Но парадокс: они так и остаются неудовлетворенными, поэтому культивируют свои страсти, превращая их в последней части романа в богов. Само имя «Пантагрюэль» переводится как «всежаждущий» (о происхождении имени – в начале второй части), однако его влекут не научные знания (как считает одна благообразная блогерша на Ю-тубе), а именно плотские похоти. В отличие от нормальных людей, которые сохраняют умеренность в утолении потребностей, герои Рабле разжигаются от постоянного алкания. Им все мало. Рабле сделал Пантагрюэля и его отца Гаргантюа (которому посвятил лишь первую часть, превратив в эпизодического героя остальной книги) своего рода философами. Путешествующими, размышляющими, воюющими.

Гаргантюа и его друзья готовятся отразить атаку войска Пикрохола, Гюстав Доре

Карнавал, писал Бахтин, – это пространство высмеивания (почти всегда грязного) сакральных смыслов

Многочисленные походы и морские путешествия Пантагрюэля нужны автору не только для сатирических целей или пародии на литературные шаблоны и стили своего времени, но и, как считает тот же Бахтин, для переворачивания привычных иерархий, низвержения принятых культурой дефиниций. Книга Бахтина о Рабле – текст не столько литературоведческий, сколько культурологический. Будучи опубликован в середине 1960-х в СССР, а потом и на Западе, он оказался как раз ко времени и многое объяснил и предвидел в той эпохе, которая разворачивалась по обе стороны «железного занавеса».

Карнавал, писал Бахтин, – это пространство высмеивания (почти всегда грязного) сакральных смыслов, на этой территории плоть эмансипируется от духовного и открыто манифестирует себя. Да, конечно, целибатное священство и монашество на Западе в Средние века было настроено к человеческому телу достаточно агрессивно, призывая его умерщвлять, впадая порой в манихейство и воспринимая плоть как источник зла. Столетиями фрустрируя потребности плоти и вытесняя их в коллективное бессознательное, католицизм сам вырыл себе могилу. Ведь даже самому наивному уму ясно: то, что испытывает давление, рано или поздно восстанет. Нужен другой путь, путь поста.

В романе Рабле есть настоящие гимны, оды алкоголизму, чревоугодию, блуду

Часто восхищаются: «Ах, Ренессанс, Ренессанс…». Но о возрождении чего идет речь? Можно, конечно, сказать: человека, его жизни и прочее. Но в первую очередь речь идет о возрождении язычества. Не разделяя стихии природы и человеческие страсти (об отсутствии границы между внешним и внутренним в первобытных культурах писал еще Клод Леви-Стросс), язычество поклоняется им, как богам. Крупнейший исследователь русского литературного постмодернизма Вячеслав Курицын одну из своих статей о нем так и назвал: «Новая первобытная культура». В романе Рабле есть настоящие гимны, оды алкоголизму, чревоугодию, блуду.

В одной из глав то ли четвертой, то ли пятой части герои, обычно спорящие, вдруг объединяются для того, чтобы произнести монолог-прокламацию о вреде поста для здоровья человека. Уж молчу о многочисленных травестированных издевательствах над образами, темами и символами из Священного Писания (кто его знает, в романе это сразу заметит), что вдохновило того же Джойса на многочисленные кощунства на страницах «Улисса».

Пантагрюэль и его спутники на острове макреонов, Гюстав Доре

Рабле отлично понимал, что он делает, какую мину закладывает в культуру. Да, это смех без границ, да, он похабный, мужицкий, площадной, но его создатель – отнюдь не невежда. То, что действительно поражает при чтении «Гаргантюа и Пантагрюэля», так это совершенно безбрежная эрудиция автора: герои обсуждают античные книги, но при этом не перестают подтрунивать надо всем на свете, то и дело загаживая серьезные сентенции вульгарными шутками. Что это, если не деструкция элитарного при помощи массового, так любимая культурой постмодерна? Часто любят говорить о гуманизме Возрождения, о его внимании к человеку, но в таком случае – как быть с его оборотной стороной, о которой пишет тот же Алексей Федорович Лосев в своей «Эстетике Возрождения», объясняя, в частности, феномен Северного Возрождения (Питер Брейгель, Иероним Босх)?

Как сочетаются уродства Босха с культом человеческого тела, например, у Микеланджело? Чтение Рабле подсказывает ответ на эти вопросы: люди, культивирующие свои страсти, мнящие себя центром вселенной, думая, что эмансипируются от Бога и Церкви, попадают... в рабство. Ведь нет ничего удивительного и случайного в том, что герои Рабле после всех своих путешествий в итоге оказываются в капище. Завершая, отмечу, что борьба между мерой и чрезмерностью, адекватностью и безудержностью, постом и карнавалом продолжается в каждом сердце – даже тогда, когда кажется, что весь остальной мир уже капитулировал.