Тайна старца Даниила. Часть 2

Продолжение. Начало см. здесь >>

БЕГСТВО ИЗ МИРА

Старец Даниил Ачинский. Панно XIX века

Как свидетельствуют родные, рос Даниил смиренным, непамятозлобным парнишкой, подрос – стал заниматься игрой на басе, но строгий дед запретил ему таким образом зарабатывать деньги, и он стал вместе с братом Иваном усердно и честно “земледельничать” на поле, принадлежавшем их семейству.

Круто поменяла его судьбу армейская служба. В январе 1807 года Даниил был принят в ратники, в 1809 году определен в артиллерию, в том же году обучился грамоте. Нашествие на Отечество предтечи антихристова – Наполеона – заставило молодого артиллериста прошагать пешком от Москвы до Парижа, увидеть вблизи Европу. Почти три года, проведенные в столице Франции, перед которой склоняла головы знать, позволили увидеть в непосредственной близости плоды безбожного французского “просвещения” и так называемой демократии. Думаю, они подтолкнули ко многим духовным размышлениям солдата, хлебнувшего военного лиха, увидевшего так много крови и пролившего свою кровь, иначе бы он вскоре по возвращении на Родину не пошел бы на такую резкую перемену в своей судьбе, которая складывалась вполне удачно.

В 1820 году Даниил Делие побывал в трехдневном отпуске дома, так как полк его стоял неподалеку, в Лебедине (ныне – Сумская область). Был он в ту пору уже в звании унтер-офицера и по батарее носил звание каптенармуса. Как раз на это время, 29 августа по старому стилю, выпал день усекновения главы Иоанна Предтечи. Даниил строго постился и просил родных молиться по утрам и вечерам, соблюдать молитвенное правило несмотря на усталость. Он сам читал им христианскую книгу. А уезжая, снова одарил брата Ивана 25 рублями, а племяннику Петру отдал в наследство пять десятин земли, то есть свою часть. Сказал, что остальные деньги, что были у него, употребил на устройство икон в церковь.

Некоторые составители жизнеописаний указывают на скупость Даниила, которую ему удалось искоренить на пути к святости. Но постоянные сведения о щедрых его подарках родным и на церковь свидетельствуют об обратном. Родные же говорили, что жалел он тратить деньги на себя, а это можно назвать скорее не скупостью, а добродетелью нестяжания. Единственной роскошью, что позволил Даниил себе приобрести за границей, были карманные часы, но и их он кому-то позже отдал.

Отвез гостя на батарею брат Иван. Прощаясь, Даниил сказал, чтобы более не ожидали его прихода в дом, “залезу в щель, как муха, и там доживу”. И вправду, знаменитая его келья близ нынешней сибирской станции Зерцалы была так мала, что можно уподобить ее щели. Однако до исполнения этого желания было еще далеко.

Верный воинской присяге, Делие не сразу решился на бегство из мира. Толчком тому послужили новые военные действия, которые уже не затрагивали его души, как во время нашествия войск Наполеона, так как не были связаны с нападением неприятеля на Отечество. В 1822 году Даниилова батарея проходила через местечко Решетиловку, чтобы отправиться в военный поход на турков. Но брат, прослышавший о том и приехавший туда, Даниила в Решетиловке не нашел. Полковник сказал, что тот остался в Полтаве, чтобы посвятить себя богоугодным делам.

ПРОЩАНИЕ НА ХУТОРЕ ДИКАНЬКА

Многим знаком благодаря Николаю Васильевичу Гоголю хутор Диканька. Но никто, пожалуй, не знает, что знаменита была в ту пору Диканька чудотворным образом святого Николая Угодника, который находился в Никольском храме и привлекал к себе толпы богомольцев. Там, на хуторе Диканька, видели Даниила в последний раз его родные – жена брата Ивана и двоюродная сестра братьев Делие – Дарья. Было это в том же, 1822 году. Но Даниил в разговор с ними не вступил и ушел. Местные жители рассказали родственницам, что живет он отшельником в лесу, в пещере, питается чем попало. Как свидетельствуют родные, Дарья даже видела его пещеру, где, видимо, и начинал Даниил свой духовный подвиг, в молитве, одиночестве и добровольном заточении.

За то, что бесстрашный, герой Бородинской битвы, дослужившийся до звания унтер-офицера, более воевать не захотел, а возжелал послужить Богу, он был осужден 9 июня 1823 года. Военный суд вынес суровое решение: “За принятие намерения удалиться вовсе от службы для пустынножительства... как упорствующий в своем намерении и не хотящий служить, выключен из воинского звания и назначен в ссылку в Нерчинск, на работу в рудниках тамошних горных заводов”. Путь его в Сибирь был долгим. Только 10 октября 1824 года Делие был отправлен в 38-й партии из Тобольска в Томск...

Приведен в книге статистический список на 39-летнего фурмана 7-й артиллерийской бригады и 3-й роты Даниила Делие. Дата заполнения документа та же – 9 июня 1823 года. Приводится его гражданское ремесло – портной. Видимо, крестьянское дело не шло у него, и его пришлось оставить. Приводятся бесценные для нас данные, касающиеся внешности Даниила Делие: “лицом чист, волосы на голове, бороде, усах черные, глаза карие”, рост – 2 аршина да 4 4/8 вершка. Приблизительно 162 см в нынешнем измерении. Приводятся здесь же и слова Даниила Делие, сказанные на военном суде: “Лучше согласен получить смерть, чем оставить оное намерение”.

Так от чудотворного образа Николая Угодника на украинском хуторе Диканька начался крестный путь воина Христова Даниила в Сибирь, в Азию – в сторону, прямо противоположную той, что прошел он по европейским цивилизованным дорогам воином-артиллеристом, готовым в любую минуту жизнь положить за Царя и Отечество.

СЛЫШЕН ЗВОН КАНДАЛЬНЫЙ

“Шел он вместе с преступниками в кандалах, которые хотели с него снять, но он не позволял снимать и называл карманными часами”, – пишет в своем “Сказании о старце Данииле” инок со святой горы Афон Парфений – насельник русского монастыря великомученика и целителя Пантелеимона. По свежим следам, через 10 лет после Данииловой смерти, собрал он сведения о праведнике, завершив свой труд в Томске 28 июня 1854 года. Этот житийный рассказ, перепечатанный на машинке, сохранился в одной из семей верующих енисейцев и в 1994 году вошел в книгу протоиерея Геннадия Фаста “Енисейск православный”. В основу “Сказания” легли воспоминания, присланные по просьбе инока игуменьей Евгенией (Стариковой), священником Димитрием Евтихиевым и многими другими. По ним можно проследить сибирский период жизни старца.

Определили преступника на Боготольский винокуренный завод на вечные каторжные работы, где он перенес много издевательств, особенно ненавидели его за приверженность к молитве. Однажды зимней порою пристав Афанасьев посадил обнаженного узника на крышу своего дома и велел из машин поливать его водой, сам же насмешливо кричал снизу: “Спасайся, Даниил, ты же святой!” Как тут не вспомнить крики из толпы, обращенные к голгофскому Страдальцу: “Других спасал, так пусть спасет Себя, если Он… Божий избранник”.

Узник безропотно терпел все издевательства, полагая, что за грехи свои достоин куда большего наказания. Но когда после очередных измывательств над его жертвой приставу развернуло голову так, что лицо оказалось позади, а затылок встал на место лица, он испугался не на шутку, воспринял это как кару Божию и попросил прощения у тихого набожного каторжанина, которого постоянно обзывал святошей. На что Даниил без обиды ответил ему: “Бог тебя простит, ибо я… наказания достоин, потому что я – клятвопреступник”. Вероятно, он имел в виду нарушение им воинской присяги.

После новых злоключений и неоднократной молитвенной помощи каторжанина, уверовав в святость Даниила, его недавний мучитель вообще отпустил узника на волю, написав в донесении губернатору, что тот неспособен к работе. Вот тогда-то и появилась у Даниила его отшельническая келья – одна, вторая, вроде той, что видели родичи близ хутора Диканька. А та, что в Зерцалах, в 17 верстах от Ачинска, уверяет инок Парфений, была “совершенный гроб” с окном “в медный гривенник”. В 50-е годы позапрошлого века она ещё была цела. Портновское искусство отшельнику пригодилось, он шил одежду для селян, плату брал только куском хлеба, за столь же мизерную плату трудился и на огородах.

Молитва же Даниилова, по воспоминаниям знающих его людей, “текла, как река эдемская”. А часто происходило так, что молитва прерывала разговор, и старец “приходил в восхищение”. Несмотря на отшельнический образ жизни Даниил не отрывался от церкви, часто исповедовался и причащался.

На одной из современных икон Даниил изображен с веригами у ног. Он и на самом деле отказался от них, не чувствовало уже тело от вериг ни тяжести, ни боли. “Не стали они приносить никакой пользы моей душе”, – говорил старец. Ибо тогда полезны скорбь и обуздание телу, когда через них душа совершенствуется – так считал этот подвижник, сам себя приговоривший к сибирской каторге. Народ тянулся к Даниилу еще на заводе, так удивлял он всех своей жизнью, не похожей на их. А когда он ушел в отшельники, потянулись к молитвеннику люди из разных мест, кто за советом, кто за благословением, а кто за благо считал только посмотреть на старца.

“Тело его было, как восковое, – пишет инок Парфений, – лицо приятное и весёлое, с малым румянцем…. Все разговоры и слова его были растворены словами и любовью так, что без слёз почти не мог ничего говорить… Он имел такую благодать, что только кто его увидит, весь изменится, хоть бы и закоснелый был грешник, вдруг зарыдает и признает свои грехи, и просит наставления брата Даниила, так он велел себя называть…”

БРАТ СЕРАФИМА САРОВСКОГО

В “Сказании” повествуется, как не то что плакал, а рыдал владыка Михаил Иркутский, (тот самый, что закладывал придел Иннокентия Иркутского в Успенском соборе г. Енисейска), который побывал у праведника, жаждая получить советы и наставления (в ту пору Приенисейский регион окормлялся Иркутской епархией). А когда владыка, уезжая, захотел отблагодарить старца, дать ему денег хотя бы на масло для лампады, тот ему ответствовал: “Лампадку для чего мне иметь, когда в душе моей тьма? А когда бывает в душе моей свет, то кольми паче мне нужна лампадка, ибо без того светло и радостно…”

Когда читаешь эти строки, то невольно вспоминаешь современника Даниила, великого молитвенника земли Русской преподобного Серафима Саровского, который десятью годами раньше сибирского праведника отошел ко Господу. Та же Божественная любовь и пасхальная радость разлиты в каждом слове. Именно на свет этой любви и устремлялись люди, что шли к преподобному Серафиму и к праведному Даниилу. Любопытнейший рассказ томской мещанки Марии Иннокентьевны приводит инок Парфений. Без всякой духовной пользы любила она ездить по святым местам, и вот, как-то возвращаясь от мощей Иннокентия Иркутского, приехала к старцу Даниилу, о котором уже шла великая слава как о праведнике, чтобы благословил он её на будущее странствование. Но с гневом встретил её прозорливец: “Что ты, пустая странница, пришла ко мне?… Зачем ты бродишь по свету и обманываешь Бога и людей? Тебе дают деньги в Киев на свечку и на молебны, а ты их тратишь на свои прихоти… Так слушай же, больше не ходи в Россию”.

Даниил так обличил её, что она была в ужасе: “Как будто сам ходил за мной и записывал дела мои”. Он же и предсказал ей тогда, что будет она в конце жизни просить милостыню. Однако же Мария Иннокентьевна искусилась и через полгода снова отправилась с группой родственников и знакомых в паломничество. В Саровской пустыни батюшка Серафим ласково встретил сибиряков, целую неделю беседовал с ними, дал знаменитых своих сухариков на дорогу, а Марию, как прогнал изначально, так и не допускал к себе. Перед самым отъездам она со слезами прибежала к Серафимовой келье и криком просила благословить в путь. Батюшка Серафим вышел, сурово глянул на нее и громко сказал: “Нет тебе благословения. Зачем ты пошла в Россию? Ведь тебе брат Даниил не велел больше ходить в Россию! Теперь же ступай назад домой”. После старец, сжалившись, дал ей один сухарик и дверь затворил.

И эта старушка, собирающая милостыню (сбылось предсказание Даниила), сказала удивительные слова о духовном родстве двух подвижников: “Так далеко видят и слышат один другого… – за четыре тысячи километров”. Каких же святых давал Господь России, чтобы остановить народ от падения!

Еврей из Ачинска Александр Данилович Данилов даёт бесценные свидетельства о том, как он стал крестным и духовным сыном старцу Даниилу. “Когда я вошёл к нему… – вспоминает Данилов, – и начал с ним разговор, то ощутил в сердце какую-то младость и радость… и полюбила его душа моя... И сделался я христианином”. По молитвам Данииловым произошло обращение в православие не только одного его, но и всей семьи, родственников, а муж сестры, принявший после крещения имя Петра Ивановича Розанова, стал церковным старостой ачинского собора. “И так драгоценно для меня сделалось имя – Даниил, – сообщает Александр Данилович, – посему усвоил я себе фамилию Данилов, дабы… всё потомство мое помнило… их отец имел крестным великого старца Даниила”.

Может показаться, что очень уж легко давалось отшельнику столь чудесное воздействие на души людские, но вот одна деталь из свидетельства Александра Данилова. Имея совершенное нестяжание, старец вдруг попросил своего крестника купить конопляного или льняного масла. Потом пояснил для чего: “Вот в этом колене завелись черви, да черви бы-то ничего, пусть едят моё гнилое тело, оно того и стоит, но то беда, что нельзя стоять на молитве”. Это от молитвенного стояния наросли на коленях бугром струпья, под одним их них и завелись черви. Муки, на которые добровольно обрекают себя святые праведники, нам неведомы. Но одно можно сказать с уверенностью: избранники Божии идут путем дерзновенным. Таким путем шел и Даниил Делие.

СВЕТ ПОСЛЕ СМЕРТИ

В Енисейск привез старца Александр Данилов, который к тому времени переехал в этот город. Привез в январе (по монастрыским источникам – в феврале) 1843 года. Что интересно, бесценные сведения о Данииле, опубликованные в Санкт-Петербурге, были добыты тоже благодаря переписке, но со священниками из родных его мест, встречавшимися с родственниками старца. А переписывавшийся с ними и написавший книгу известный в Енисейске и Красноярске человек – протоиерей Василий Касьянов и есть тот самый отец Василий – священник енисейской Христорождественской монастырской церкви, который исповедовал праведника перед кончиной. Именно за ним послал старец перед своею кончиной. “Что это была за исповедь! Что за исповедь! – пишет отец Василий, – Что за искренность! Что за смирение! Что за умиление! Ах – как бы поболе подавал нам Господь таковых исповедников”.

Игуменья Евгения всё в тех же воспоминаниях от 10 августа 1853 года, свидетельствует о том, как прощался народ с Даниилом, и какими чудесами было означено это прощание. Предшественница игуменьи Евгении, совершенно ослепшая, (видимо, бывшая игуменья Девора) увидела вдруг свет, когда почившего старца несли мимо ее кельи. “Будто бы блеснула молния, – вспоминает матушка Евгения, – в церкви же … был ещё какой-то особенный свет, чувствовали многие какой-то приятный запах”. Благоухание и свет источал праведный старец и после смерти…

Историй, связанных с его благодатной помощью не только при жизни, но и после смерти много. Статья из журнала “Русский паломник” (№ 191 от 8 мая 1911 года) и по сей день хранится в переписанном виде в одной из семей верующих енисейцев. В ней описан случай, как в Енисейске в 1910-м году исцелилась по молитвам к старцу Даниилу 30-летняя дочь отставного надворного советника Александра Сапожникова. Из-за буйного помешательства ее держали уже взаперти, вызывали доктора, но никакие врачи ничего не могли поделать. Родственница больной Татьяна Васильевна Матонина посоветовала попросить в женском монастыре покров Даниила (видимо, тот самый о котором писала игуменья Евгения и рассказывала Сусанна Александровна Самсонова).

Покров возложили на могилу Даниила, отслужили панихиду в часовне и слёзно молили старца о небесной его помощи. Едва дома накрыли больную этим покровом, как она тотчас же успокоилась и уснула. Проспала целые сутки и проснулась в полном рассудке. (Кстати, в последнем списке монахинь женского монастыря, составленным перед его закрытием в 1923 году, фигурирует некая Евфимия (Сапожникова).

Но вот что примечательно, книга протоиерея Василия Касьянова открывает семейную тайну Даниила. Оказывается, отец его Корнилий Делие 20 лет находился в помешательстве. И в 15 лет юного Даниила чуть не взяла было эта отцовская болезнь. В горячке он пролежал месяц дома, затем был отправлен в богоугодное заведение в Полтаву, а через месяц вернулся домой здоровым. Более эта наследственная болезнь никогда его не касалась. Исцеление подростка было чудом. Может, это и было первое Даниилово испытание и первое его молитвенное сражение за себя, увенчавшееся победой, первый его шаг к святости… Не ведая того, взывали родители страдающей помутнением разума дочери именно к святому праведному Даниилу, и он, перенесший некогда весь ужас этой болезни, откликнулся!

Но что книги, журналы! Сусанна Александровна Самсонова засвидетельствовала, что подруга ее детства Галина, что жила на улице Успенской (ныне – Рабоче-Крестьянская), от роду была слепой, а исцелили её верующие родители. Они постоянно молились старцу, беря для слепой малютки благодатный песок с его могилы у часовенки, пропускали через него воду и омывали её глазки. И она прозрела.

ТАЙНА ОГОРОДНЫХ ГРЯДОК

Прозрение… С каким же трудом даётся он нам, по которым прошелся каток атеизма! Могилка Даниилова с сооруженной над нею часовней, по свидетельству отца Василия Касьянова, была “в северной стороне, в 5 саженях” от Христорождественского храма, на фундаменте которого сейчас стоит школа. Так что при желании святое место определить можно предельно точно. В свое время краевед Ольга Аржаных сделала такие измерения, и оказалось, что на месте могилы старца разбиты сейчас огородные грядки. Дело в том, что эту часть монастырской территории давно уже обжили семьи видных енисейских руководителей. Всем понятно, что хоть и вытащили из могилы Данииловы мощи, прах не вытащишь. Но как ни взывали мы через газету, не поступились огородными грядками нынешние владельцы святой земли. А святость её взывает к покаянию, и требует хотя бы памятного креста на месте захоронения…

На крутом берегу речки Мельничной стоит женский Иверский монастырь. Название это невольно наводит на воспоминание о Мельничной девичьей общине в Дивеево, учрежденной преподобным Серафимом Саровским. Самое интересное, что и енисейский женский монастырь тоже основывался как девичий. Обитель, где когда-то великой драгоценностью упокоились тело праведного Даниила, возрождается. Но маленькому женскому коллективу, возглавляемому ныне настоятельницей матушкой Варварой, собирать исторические свидетельства пока некогда, они поднимают из руин обитель, которая всего лишь на пять лет младше старинного сибирского города.

За несколько лет до открытия монастыря красноярские энтузиасты обследовали крутой берег речки Мельничной и нашли осколки кирпичей, “старинность” которых и вероятную принадлежность к монастырю подтвердили местные реставраторы. Не исключено, что это и есть остатки Данииловой часовни. Они были переданы тогда краеведом Ольгой Аржаных в Успенскую церковь с просьбой, чтобы при возрождении Иверского женского монастыря их положили в основание новых его строений. Время разбрасывать камни минуло. Крепнет молитва старцу Даниилу в старинном городе Енисейске. Звучит она и в женской обители, куда некогда приехал он, чтобы освятить собою эту енисейскую землю.

В год прославления старца благочинный Енисейского округа протоиерей Геннадий Фаст, заново открывший имя великого праведника своим землякам и всему краю, написал по благословению архиепископа Красноярского и Енисейского Антония церковную службу святому старцу, в том числе и молебный канон. Стала духовным украшением Успенского храма ещё одна Даниилова икона, написанная енисейским художником Анатолием Лебедевым. Надежда Храмкова, известная своими росписями в красноярской часовне Параскевы Пятницы, теперь жительница Енисейска, тоже написала Даниилову икону, которая украшает храм Георгия Победоносца в Мотыгино. С именем этого святого стало возрождаться иконописное дело в городе, что славился некогда своею иконописной школой, открыта даже маленькая мастерская, где обучается древнему искусству молодежь.

Уже при жизни Даниила священник Василий Касьянов понял, что это – большой праведник. Потому и собирал после смерти старца сведения о нём, разыскивал родных. Верил, что со святыми будет прославлен. И этот час прославления наступил. Но тайна местопребывания благодатных мощей старца, скрывающихся в недрах земли Енисейска, так и не раскрыта.

–Прости, святый старче, мы не знаем, где мощи твои, – говорил в одной из своих проповедей настоятель Успенского собора протоиерей Геннадий Фаст, – но мы знаем, где праведная душа твоя!

В год прославления старца в Красноярске состоялось освящение построенного на Бадалыкском кладбище храма во имя Даниила Ачинского. Теперь всякого, кто едет по Енисейскому тракту, встречает Даниилова церковь – первая и пока единственная в крае.