Павел I |
Черты лица (его) не имеют ни правильности, ни красоты, но общее выражение его замечательно интеллигентное. Он обладает живой понятливостью и прекрасной памятью. Он более сведущ, чем обыкновенно бывают в его годы принцы, а так как мать не дает ему особенной поблажки, учителя же его способны и старательны, то он может достигнуть значительных успехов.
Одаренный от природы большим умом, благородным и даже чувствительным сердцем, Император Павел примкнул к коалиции с самыми чистыми намерениями и не имел задней мысли, говоря, что хочет ниспровергнуть безбожное французское правительство. Но чем более ускорялся ход дел, чем яснее обнаруживалась политика союзников императора, тем яснее высказывалось несоответствие, существовавшее между его честными намерениями и теми целями, какие преследовались союзными державами. Вследствие этого император возненавидел политику; все речи, которые он произносил в то время, дышали нападками на политику и ее агентов.
Вступление на престол было ознаменовано различными актами правосудия. Король польский был приглашен в Петербург, ему отведено помещение в Мраморном дворце, и ему оказывали всевозможное внимание. На его похоронах император лично командовал тринадцатью тысячами солдат, которые сопровождали его тело. Костюшко был освобожден из заключения и осыпан милостями, которые он мог бы принять с большей благодарностью, чем он выказал по этому случаю. Чувство справедливости в Императоре так велико, что Польша получила бы снова свою независимость, если бы это зависело единственно от него.
(Павлу I) нельзя отказать ни в благородных рыцарских чувствах, ни в искреннем желании облегчить участь низов — крестьян, солдат. Павел восстановил против себя дворян-помещиков тем, что попытался смягчить положение крепостных, сократив барщину до трех дней в неделю.
Джордж Доу. Портрет Александра I. 1820 |
Русское правительство не поддалось на происки наших министров и не переменило ни своего курса, ни даже своего отношения к нам. Император Александр и граф Румянцев бесстрастно относились к этим атакам. Они не изменили даже своего тона.
«Мудрость государей, — не раз говорил мне Император Александр, — должна сделать так, чтобы судьба управляемых ими наций не зависела от интриг и тщеславия тех или иных смутьянов. Императора Наполеона подстрекают. Но время разъяснит все это. Если он хочет воевать со мной, то первый пушечный выстрел сделает он».
Император Александр, которого в эту эпоху многие обвиняли в слепоте и слабости, проявил большой характер, что засвидетельствовал сам Император Наполеон, часто жаловавшийся на него.
Однажды Император Наполеон, который никак не мог добиться желаемого от Императора Александра, попытался вспылить, бросил свою шляпу или какую-то другую вещь на пол и стал топтать ее ногами, но Император Александр остановился — надо заметить, что монархи разговаривали, прохаживаясь по кабинету, — пристально посмотрел на него, улыбаясь, и, как только заметил, что он немного успокоился, сказал ему:
— Вы вспыльчивы, а я упрям. Со мною ничего нельзя поделать при помощи гнева. Будем говорить и рассуждать, или же я ухожу.
При этих словах он взялся за ручку двери и сдержал бы свое слово, если бы Император Наполеон не бросился вперед, чтобы его остановить. Беседа возобновилась в спокойном тоне, и Император Наполеон уступил.
Для Государя с его характером данное им слово являлось долгом.
Все умоляли Императора не покидать Россию. Ему указывали, что, подвергая опасности собственную персону, он тем самым подвергает риску также и безопасность своего государства, что Император Наполеон, приглашая его, захватит его и будет держать в качестве заложника. Император Александр с благородным негодованием отверг все эти предложения и отправился в Эрфурт.
Наполеон еще окончательно не потерял надежды вступить в переговоры с Александром, он пытался сделать это через генерала Тутолмина, через русского дворянина Яковлева, через Кутузова. Царь оставался немым, непреклонным.
Императору Александру предлагали минировать главнейшие здания города (Вильно), в которых мог остановиться Наполеон, чтобы потом взорвать их, но Александр, честный и прямой, с негодованием отверг подобное предложение.
Император заговорил о русских вельможах, которые в случае войны боялись бы за свои дворцы и после крупного сражения принудили бы Императора Александра подписать мир.
— Ваше Величество, ошибаетесь, — сказал я. И я повторил поразившие меня слова Императора Александра, произнесенные им в частной беседе со мной после приезда Лористона. Эти слова меня настолько поразили, что, возвратившись, я их записал. «Если Император Наполеон начнет против меня войну, — сказал мне Александр, — то возможно, и даже вероятно, что он нас побьет, если мы примем сражение, но это еще не даст ему мира. За нами необъятное пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию. Я не обнажу шпагу первым, но я вложу ее в ножны не иначе, как последним. Если жребий оружия решит дело против меня, то я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свои губернии и подпишу в своей столице договоры, которые являются только передышкой. Француз храбр, но долгие лишения и плохой климат утомляют и обескураживают его.
Де Нарбон (генерал-адъютант Наполеона) посетил меня и рассказал о том, что говорил ему Император Александр. Император Александр откровенно сказал ему: «Я не обнажу шпагу первым. Я не хочу, чтобы Европа возлагала на меня ответственность за кровь, которая прольется в эту войну. Наполеон призвал Австрию, Пруссию и всю Европу к оружию против России. Я не строю себе иллюзий. Я слишком высоко ставлю его военные таланты, чтобы не учитывать всего того риска, которому может нас подвергнуть жребий войны. Но если я все сделал для сохранения почетного мира и сохранения политической системы, которая может привести ко всеобщему миру, то я не сделаю ничего несовместимого с честью той нации, которой я правлю. Русский народ не из тех, которые отступают перед опасностью. Если на моих границах соберутся все штыки Европы, то они не заставят меня заговорить другим языком».
Рядом с телом изгнанного короля (Понятовского) погребен изуродованный труп Моро. Император Александр приказал перевезти его сюда из Дрездена. Мысль соединить смертные останки этих двух столь достойных сожаления людей, чтобы слить в одну молитву воспоминание об их печальной судьбе, кажется мне одной из благороднейших мыслей русского монарха, казавшегося великим даже при въезде в город, который только что покинул Наполеон.
Русский Император, очень хорошо приняв членов муниципального совета, обещал им полную неприкосновенность личности и имущества населения, заявив, что берет Париж под свое покровительство.
Не следует также забывать, что при Александре I было совершено первое русское путешествие вокруг света, носившее также и научный характер.
Николай I |
Император на полголовы выше обыкновенного человеческого роста. Его фигура благородна, хотя и несколько тяжеловата.
У Императора Николая греческий профиль, высокий, но несколько вдавленный лоб, прямой и правильной формы нос, очень красивый рот, благородное овальное, несколько продолговатое лицо, военный вид. Его походка, его манеры держать себя непринужденно внушительны. Он всегда уверен, что привлекает к себе общие взоры и никогда ни на минуту не забывает, что на него все смотрят.
Он был идеальной натурой, и не удивительно, что сохранил этот идеальный отпечаток при всех событиях, начиная с декабристов и в течение дальнейших событий, происшедших при его жизни.
Личность его самая величественная из всех, какие (мне) приходилось видеть в Европе.
Я мало видел могущего сравниться по великолепию и торжественности с появлением Императора в сверкающей золотом церкви. Он вошел с Императрицей в сопровождении всего двора, и тотчас мои взоры, как и взоры всех присутствующих, устремились на него.
В семи верстах от Петергофа, наконец, мы увидели пароход, на котором находились Его Величество, Государь Наследник, Великие Князья. Интересно было видеть Государя Николая, этого красавца с величественной осанкой, стоявшего у самого бугшприта, держась левой рукой за мачту, махая ласково правою и громко, звучно здороваясь.
Обладая огромной и несомненной энергией, Император Николай до такой степени преисполнен сознанием своей власти, что ему трудно представить себе, чтобы какие то ни было люди или события могли оказать ему сопротивление.
— граф, баварский дипломат, посол в России в 1833, 1843, 1849—1852 гг.
(Это Император)… тонко понимающий свой собственный народ, внутреннее управление которым сопряжено у него с замечательным знанием положения дел.
Такой человек не может быть судим как обыкновенные смертные. Его голос, глубокий и повелительный, его магнетизирующий взгляд, пристально всматривающийся в привлекший его внимание предмет, но часто становящийся холодным и неподвижным, благодаря привычке скорее подавлять, чем скрывать чувства, его гордый лоб, черты его лица, напоминающие Аполлона и Юпитера, весь облик его, более благородный, чем мягкий, — все это производит на каждого, кто бы ни приближался к нему, могущественное воздействие. Он покоряет чужую волю, потому что в совершенстве властвует над своей собственной.
При разговоре с Его Величеством случилось нечто ужасное, а именно, что я, смутясь, на сделанный мне по-французски вопрос: «Как долго вы находились в военной службе в Пруссии?» отвечал по-немецки, после чего Император продолжал разговор на немецком языке, на котором превосходно изъяснялся.
Раздраженному состоянию Императора приписывают и внезапный приказ о высылке убийцы Пушкина, барона Дантеса: он был посажен в открытые сани и, как бродяга, провезен до границы; его семья не была предупреждена о таковом решении.
Не могу умолчать об одном случае, который произвел большое впечатление, он может дать понятие о характере Императора. Вообще, особенно в делах, он строго отдает приказания и говорит быстро. Часто он дурно обращается с офицерами и генералами. Это и было у него с одним артиллерийским генералом. Он почувствовал, что зашел слишком далеко и перешел границы справедливости. На следующий день он созвал перед своей палаткой весь генеральный штаб и публично извинился перед генералом, который в полном смущении склонился поцеловать у него руку. Император заключил его в свои объятия.
Я видел Венский конгресс, но я не припомню ни одного торжественного раута, который по богатству драгоценностей, нарядов, по разнообразию и роскоши мундиров, по величию и гармонии общего ансамбля мог бы сравниться с праздником, данным Императором в день свадьбы своей дочери в Зимнем дворце, год назад сгоревшем и теперь восставшем из пепла по мановению одного человека. Да, Петр Великий не умер. Его моральная сила живет и продолжает властвовать. Николай — единственный властелин, которого имела Россия после смерти основателя ее столицы.
При всей его независимости и несмотря на его привычку верить лишь самому себе и никого не слушать, окружающее его общественное мнение имеет большое действие на него, если оно и не выражено прямым и формальным образом. Отдельные лица не имеют ни малейшего влияния на него, но общее чувство его страны, его двора, его семейства, особенно его правительства, заметно смягчают его, а в таком случае бывает единогласие.
Надо знать, в какой степени русский двор, и Император прежде всех, имеет любовь ко всякого рода празднествам, развлечениям, увеселениям, движению и разнообразию в обыкновенной жизни. Нельзя понять, не бывши в России, как великий Государь, человек, по существу, серьезный, строгой нравственности, с благочестивыми привычками, может в то же время иметь страсть к развлечениям, которая нисколько не лишает его важности, так что его продолжают почитать и бояться.
Во время стола английский флотский капитан, лорд Кларенс Пагет, долго разговаривал со мной о русском флоте. Суть разговора следующая: Императору Николаю действительно принадлежит заслуга, что русский флот в столь короткое время приведен в настоящий вид, между тем как в царствование Александра Павловича им пренебрегали. Николай же положил начало прочному образованию среди моряков, хотя далеко еще до того, чтобы русский флот сделался опасным английскому.
(Император) имел к этому параду совсем особый интерес, который весьма подходит к его характеру. Петр Великий, начав создавать флот в Петербурге, вспомнил, что, будучи еще ребенком, часто плавал возле Москвы на парусном ботике и там ему пришла первая мысль создать из России могущественную морскую державу. Он привез из Москвы эту лодку, в последующее время лодку стали с благоговейным почетом сохранять. Император (Николай) велел ее поправить и выкрасить, через некоторое время ее спустили при пушечной пальбе на Неву, она доплыла до Кронштадта и была взята на палубу парохода «Геркулес». «Геркулес», неся эту святыню основателя могущества и величия России, шел впереди парохода, на котором находился Император со своей семьей и свитой. Весь флот воздал почести своему «дедушке», как называл Петр Великий этот ботик. Объехав всю линию, Император с Императрицей, всею царскою фамилией, на лодке, рулем коей он сам управлял, распоряжаясь маневрами, направился к «Геркулесу» и взошел на него, чтобы самому воздать честь ладье Петра Великого.
Возвращаясь к необходимости быстрого и твердого подавления революционного движения, он мне еще раз повторил: «Я никогда не пойму, чтобы могли быть законы, осуждающие нацию в тридцать пять миллионов трепетать перед шайкой в пятьсот убийц». Он, предупрежденный, что будут покушения и против него, сказал: «Примем против этого меры, а там — что Бог даст».
В итоге мысль, которой занят Государь в настоящее время, состоит в том, чтобы успокоить Европу, не слыть более честолюбивым, не рисковать очутиться оставленным в стороне от общей политики европейских держав. Во внутреннем управлении его намерение и обнародованный план — быть русским и усилить развитие и успех родной земли.
Геолог Мурчисон был принят очень ласково Николаем I в Петербурге. Обедая в Лондоне у министра, когда пришло известие о сражении при Альме*, хозяин приказал подать вина, чтобы выпить за успех английского оружия. Мурчисон отказался от вина. «Как, вы, англичанин, и не хотите пить за английскую армию?» — заметил хозяин. «Я не хочу пить за успех безполезной войны, — отвечал ученый, — мое уважение к Императору Николаю не позволяет мне этого».
Знаете ли вы, кого я избрал себе героем? Вашего Государя. Да, г. Киселев, вот это тип Государя Императора наших времен. Честный, сильный, благородный властитель, по нравственной силе судеб Европы — вот кого я выбрал образцом, которому желаю подражать. Скажу вам, что и прежде я всегда находился под влиянием восхищения и сочувствия, непреодолимого даже влечения к монарху как к герою, взятому мною за образец.
Император Николай I представлял собой донельзя внушительную личность и являлся воплощением идеала мужественности. И в самой смерти не покинуло его величие.