Библия, изложенная для семейного чтения.
Книги Маккавейские. Часть 1

Смерть Елеазара (2 Мак. 6:18-31)

Таким образом, около ста двадцати лет прожили они уже под чуждой властью, но не лишенные самоуправления, под властью своих первосвященников, при соблюдении своих собственных законов и платя притом необременительную дань персидским владыкам.

В это время произошло одно из тех мировых событий, которые нарушают весь строй жизни царств и народов: появился великий завоеватель — Александр Македонский. «После того как он поразил Дария, царя Персидского и Мидийского, и воцарился вместо него прежде над Елладою, — он произвел много войн и овладел многими укрепленными местами, и убивал царей земли. И прошел до пределов земли и взял добычу от множества народов; и умолкла земля пред ним, и он возвысился, и вознеслось сердце его». Но после того недолго жил он, и по смерти его «владычествовали слуги его каждый в своем месте». Владение Иудеей переходило из одних рук в другие и наконец утвердилось за Египетским царем Птоломеем Филадельфом. Но и сирийские правители добивались власти над Иудеей, и ей приходилось немало страдать от этого оспаривания чужой власти над нею. Между тем постепенно устанавливались отношения между греками и иудеями, из которых многие переселялись в Александрию, где им оказывался хороший прием и откуда они продолжали поддерживать отношения и со своим родным народом. В это время все священные книги их были переведены на греческий язык (в 271 году до Р. Х). Переводчиками были 72 старца, «толковники», почему и перевод этот был назван «переводом семидесяти толковников», который и между язычниками способствовал распространению еврейской веры и их ожидания Мессии.

«Когда в святом граде жили еще в полном мире и тщательно соблюдались законы, по благочестию и отвращению от зла первосвященника Онии, бывало, и сами цари чтили это место, и прославляли святилище отличными дарами, так что и Селевк, царь Азии, давал из своих доходов на все издержки, потребные для жертвенного служения. Но некто Симон, поставленный попечителем храма», бывший во вражде с первосвященником Онией, не отступил перед изменой своему отечеству и, ради того, чтобы сделать зло своему противнику, «пошел к Аполлонию, военачальнику Келе-Сирии и Финикии, и объявил ему, что Иерусалимская сокровищница наполнена несметными богатствами», которые не нужны для приношения жертв и могли бы быть обращены в пользу царя. Селевк, нуждавшийся в то время в деньгах, чтобы уплатить дань, наложенную еще на его отца римлянами, узнав от Аполлония о несметных богатствах иерусалимской сокровищницы, царедворцу своему Илиодору немедленно «дал приказ вывезти упомянутые сокровища».

Илиодор был с почетом и «дружелюбно принят первосвященником города», но когда он объявил Онии о царском поручении, то Ония объяснил ему, что он введен в заблуждение клеветником Симоном, так как в сокровищнице всего лишь «четыреста талантов серебра и двести золота», и «что это есть вверенное на сохранение имущество вдов и сирот, и частью Гиркана, мужа весьма знаменитого», что «обижать положившихся на святость места, на уважение и неприкосновенность храма, чтимого во всей вселенной, никак не следует».

Илиодор возразил первосвященнику, что ему дан царский приказ, и назначил день для приведения его в исполнение. При этой вести «произошло немалое волнение во всем городе».

«Трогательно было, как народ толпами бросался ниц, а сильно смущенный первосвященник стоял в ожидании. Они умоляли Вседержителя Бога вверенное сохранить в целости вверившим. А Илиодор исполнял предположенное. Когда же он с вооруженными людьми вошел уже в сокровищницу, Господь отцов и Владыка всякой власти явил великое знамение: все, дерзнувшие войти с ним (Илиодором), быв поражены страхом силы Божией, пришли в изнеможение и ужас, ибо явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нем, казалось, имел золотое всеоружие. Явились ему и еще другие два юноши, цветущие силою, прекрасные видом, благолепно одетые, которые, став с той и другой стороны, непрерывно бичевали его, налагая ему многие раны.

Когда он внезапно упал на землю и объят был великою тьмою, тогда подняли его и положили на носилки. И вынесли как беспомощного, ясно познав всемогущество Божие. Первосвященник (Ония), опасаясь, чтобы царь не подумал, что сделано Иудеями какое-нибудь злоумышление против Илиодора, принес жертву о его спасении».

И он выздоровел, и сам, принеся жертву Господу, возблагодарил Онию, возвратился к царю и рассказал ему о всем происшедшем с ним. Однако же Селевк не отказался от своего замысла и «спросил Илиодора, кто был бы способен, чтобы еще раз послать в Иерусалим, он отвечал: если ты имеешь какого-нибудь врага и противника твоему правлению, то пошли его туда и встретишь его наказанным, если только останется он в живых, ибо на месте сем истинно пребывает сила Божия».

И царь отказался от своего намерения. Вскоре после того он умер, и воцарился Антиох, по прозванию Епифан.

Вот когда наступило снова сильное смущение среди иудеев, угрожавшее им утратой веры и своей национальной самобытности. По смерти благочестивого первосвященника Ония не было ему подобных, которые могли бы поддерживать народ своим добрым влиянием, и народ стал снова впадать в нечестие. И снова в гневе Своем Господь предупреждал народ грозными пророчествами, которые и не замедлили сбыться.

Когда за двести лет до Р. Х. Антиох Епифан, встревоженный опасением, по поводу одного из народных возмущений в Иерусалиме, что Иудея отпадет от его власти, «поднялся из Египта, рассвирепев в душе», то напал на Иерусалим «и взял город вооруженною рукою».

И приказал тогда воинам «нещадно бить всех, кто попадется, и умерщвлять, кто станет скрываться в домы».

«Так свершилось избиение юных и старых, умерщвление жен и детей, заклание дев и младенцев. В продолжение трех дней погибло восемьдесят тысяч: сорок тысяч пало от руки убийц, и не меньше убитых было продано. Но, не удовольствовавшись этим, он дерзнул войти в святейший на всей земле храм. Скверными руками принимая священные сосуды и иные вещи, пожертвованные от других царей на возвеличение и славу и честь святаго места. Похитив из храма тысячу восемьсот талантов, поспешно удалился в Антиохию, оставил в стране приставников, чтобы угнетать народ, в Иерусалиме — Филиппа, родом Фригийца, нравом же человека еще более жестокого, нежели каков был поставивший его». Но это было только началом бедствий, разразившихся над иудеями.

«Спустя немного времени царь послал одного старца, Афинянина, принуждать Иудеев (ради того, чтобы они не чуждались языческих народов, но слились бы с ними в один народ и тем способствовали упрочению власти Сирийского царя над покоренными им народами) отступить от законов отеческих и не жить по законам Божиим, а также осквернить храм Иерусалимский и наименовать его храмом Юпитера Олимпийского, а храм в Гаризине, так как обитатели того места пришельцы, храмом Юпитера странноприимного. Храм наполнился любодейством и бесчинием от язычников» и был осквернен поставленным в святилище безобразным идолом. «И жертвенник наполнился непотребными, запрещенными законом вещами. Нельзя было ни хранить субботы, ни соблюдать отеческих праздников, ни даже называться Иудеем. С тяжким принуждением водили их каждый месяц в день рождения царя на идольские жертвы, а на празднике Диониса принуждали Иудеев в плющевых венках идти в торжественном ходе в честь Диониса. Такое повеление вышло и соседним Еллинским городам, по наущению Птоломея, чтобы они так же действовали против Иудеев и заставляли их приносить идольские жертвы, а не соглашавшихся переходить к Еллинским обычаям убивали. Тогда-то можно было видеть настоящее бедствие».

Народ в ужасе скрывался в пещерах, но кого открывали и на кого указывали Филиппу, тех он предавал сожжению. Двух женщин, совершивших по закону обряд обрезания над своими младенцами, провели по городу с повешенными у груди младенцами и сбросили их вниз с городской стены.

Уразумел народ в этих тяжких бедствиях справедливое наказание Божие. Гонение Антиоха Епифана способствовало возбуждению веры в народе и открыло много мужественных исповедников веры.

«Был некто Елеазар, из первых книжников, муж уже достигший старости, но весьма красивой наружности: его принуждали, раскрывая ему рот, есть свиное мясо. Предпочитая славную смерть опозоренной жизни, он добровольно пошел на мучение, и плевал, как надлежало решившимся устоять против того, чего из любви к жизни не дозволено вкушать. Тогда приставленные к беззаконному жертвоприношению, знавшие этого мужа с давнего времени, отозвав его, наедине убеждали его принести им самим приготовленные мяса, которые мог бы он употреблять, и притвориться, будто ест назначенные от царя жертвенные мяса, дабы через это избавиться от смерти и по давней с ними дружбе воспользоваться их человеколюбием. Но он, утвердившись в доброй мысли, достойной его возраста и почтенной старости и достигнутой им славной седины, и благочестивого издетства воспитания, а более всего — святаго и Богом данного законоположения, соответственно сему отвечал: недостойно нашего возраста лицемерить, дабы многие из юных, узнав, что девяностолетний Елеазар перешел в язычество, и сами вследствие моего лицемерия, ради краткой и ничтожной жизни, не впали через меня в заблуждение, и через то я положил бы бесчестие и пятно на мою старость. Если в настоящее время я и избавлюсь мучения от людей, но не избегну десницы Всемогущего ни в сей жизни, ни по смерти. Посему, мужественно расставаясь теперь с жизнью, сам я являюсь достойным старости, а юным оставлю добрый пример — охотно и доблестно принимать смерть за досточтимые и святые законы. Сказав это, он тотчас пошел на мучение. Тогда и те, которые вели его, незадолго пред сим оказанное ему доброжелательство изменили в ненависть по причине вышесказанных слов, ибо они почли их за безумие.

Готовясь уже умереть под ударами, он (Елеазар), восстенав, произнес: Господу, имеющему совершенное ведение, известно, что я, имея возможность избавиться от смерти, принимаю бичуемым телом жестокие страдания, а душею охотно терплю их по страху пред Ним.

И так скончался он (Елеазар), оставив в смерти своей не только юношам, но и весьма многим из народа образец доблести и памятник добродетели».

«Случилось также, что были схвачены семь братьев с матерью^[1] и принуждаемы царем есть недозволенное свиное мясо, быв терзаемы бичами и жилами. Один из них, приняв на себя ответ, сказал: о чем ты хочешь спрашивать, или что узнать от нас? мы готовы лучше умереть, нежели преступить отеческие законы. Тогда царь, озлобившись, приказал разжечь сковороды и котлы. Когда они были разожжены, тотчас приказал принявшему на себя ответ отрезать язык и, содрав кожу с него, отсечь члены тела, в виду прочих братьев и матери. Лишенного всех членов, но еще дышущего, велел отнести к костру и жечь на сковороде; когда же от сковороды распространилось сильное испарение, они вместе с матерью увещевали друг друга мужественно претерпеть смерть, говоря: Господь Бог видит и по истине умилосердится над нами, как Моисей возвестил в своей песни пред лицем народа: и над рабами Своими умилосердится.

Когда умер первый, вывели на поругание второго и, содрав с головы кожу с волосами, спрашивали, будет ли он есть, прежде нежели будут мучить по частям его тело?

Он же, отвечая на отечественном языке, сказал: нет. Поэтому и он принял мучение таким же образом, как первый. Быв же при последнем издыхании, сказал: ты, мучитель, лишаешь нас настоящей жизни, но Царь мира воскресит нас, умерших за Его законы, для жизни вечной. После того третий подвергнут был поруганию, и на требование дать язык — тотчас выставил его, неустрашимо протянув и руки, и мужественно сказал: от неба я получил их и за законы Его не жалею их, и от Него надеюсь опять получить их.

Сам царь и бывшие с ним изумлены были таким мужеством отрока, как он ни во что вменял страдания.

Когда скончался и этот, таким же образом терзали и мучили четвертого. Будучи близок к смерти, он так говорил: умирающему от людей вожделенно возлагать надежду на Бога, что Он опять оживит; для тебя же не будет воскресения в жизнь.

Затем привели и начали мучить пятого. Он, смотря на царя, сказал: имея власть над людьми, ты, сам подверженный тлению, делаешь, что хочешь; но не думай, чтобы род наш оставлен был Богом. Подожди, и ты увидишь великую силу Его, как Он накажет тебя и семя твое. После этого привели шестого, который, готовясь на смерть, сказал: не заблуждайся напрасно, ибо мы терпим это за себя, согрешив пред Богом нашим, оттого и произошло достойное удивления. Но не думай остаться безнаказанным ты, дерзнувший противоборствовать Богу.

Наиболее же достойна удивления и славной памяти мать, которая, видя, как семь сыновей ее умерщвлены в течение одного дня, благодушно переносила это в надежде на Господа. Исполненная доблестных чувств и укрепляя женское рассуждение мужеским духом, она поощряла каждого из них на отечественном языке и говорила им: не я дала вам дыхание и жизнь; не мною образовался состав каждого. Итак, Творец мира, Который образовал природу человека и устроил происхождение всех, опять даст вам дыхание и жизнь с милостью, так как вы теперь не щадите самих себя за Его законы.

Антиох же, думая, что его презирают, и принимая эту речь за поругание себе, убеждал самого младшего, который еще оставался, не только словами, но и клятвенными уверениями, что и обогатит и осчастливит его, если он отступит от отеческих законов, что будет иметь его другом и вверит ему почетные должности. Но как юноша нисколько не внимал, то царь, призвав мать, убеждал ее посоветовать сыну сберечь себя. После многих его убеждений она согласилась уговаривать сына. Наклонившись же к нему и посмеиваясь жестокому мучителю, она так говорила на отечественном языке: сын! сжалься надо мною, которая вскормила и вырастила и воспитала тебя. Умоляю тебя, дитя мое, посмотри на небо и землю и, видя все, что на них, познай, что все сотворил Бог из ничего и что так произошел и род человеческий. Не страшись этого убийцы, но будь достойным братьев твоих и прими смерть, чтобы я по милости Божией опять приобрела тебя с братьями твоими.

Когда она еще продолжала говорить, юноша сказал: чего вы ожидаете? Я не слушаю повеления царя, а повинуюсь повелению закона, данного отцам нашим чрез Моисея. Ты же, изобретатель всех зол для Евреев, не избегнешь рук Божиих. Мы страдаем за свои грехи. Я же, как и братья мои, предаю душу и тело за отеческие законы, призывая Бога, чтобы Он скоро умилосердился над народом, и чтобы ты с муками и карами исповедал, что Он един есть Бог, и чтобы на мне и братьях моих окончился гнев Всемогущего, праведно постигший весь род наш. Тогда разгневанный царь поступил с ним еще жесточе, нежели с прочими, негодуя на посмеяние. Так и этот кончил жизнь чистым, всецело положившись на Господа. После сыновей скончалась и мать».

В числе иудеев, бежавших из Иерусалима во время гонения от Антиоха Епифана, был престарелый священник, человек знатного рода, Маттафия. У него было пять сыновей, одному из которых, Иуде, прозванному за храбрость Маккавеем (молотом), суждено было вскоре покрыться славой избавителя своего народа от чужеземного ига.

Вместе с детьми своими удалился сначала Маттафия в недалекий от Иерусалима город Модин, но и туда «пришли от царя принуждавшие к отступничеству, чтобы приносить жертвы. И многие из Израиля пристали к ним; а Маттафия и сыновья его устояли».

Когда же пришедшие от царя приступили к самому Маттафию и обещали ему почесть и дары за исполнение царского повеления, то он им отвечал: «я и сыновья мои, не послушаем мы слов царя, чтобы отступить нам от нашего богослужения вправо или влево».

Но едва он сказал это, как один иудеянин пред глазами всех подошел к жертвеннику, чтобы принести идольскую жертву по повелению царскому.

«Увидев это, Маттафия возревновал, и затрепетала внутренность его, и воспламенилась ярость его по законе, и он, подбежав, убил его при жертвеннике. И в то же время убил мужа царского, принуждавшего приносить жертву, и разрушил жертвенник. И воскликнул Маттафия в городе громким голосом: всякий, кто ревнует по законе и стоит в завете, да идет вслед за мною!

И убежал сам и сыновья его в горы, оставив все, что имели в городе. Тогда многие, преданные правде и закону, ушли в пустыню и оставались там, сами и сыновья их, и жены их, и скоты их, потому что умножились беды над ними».

Когда стало известно о бегстве взбунтовавшихся, то погнались за ними царские отряды и напали на них в день субботний. Между тем, не желая нарушить святость субботнего дня, евреи не принимали никаких мер к самообороне и только говорили: «Мы все умрем в невинности нашей; небо и земля свидетели за нас, что вы несправедливо губите нас». Но Маттафия и друзья его, горько плача о погибших с женами и детьми их, уже до тысячи душ, приняли иное решение «и говорили друг другу: если все мы будем поступать так, как поступали эти братья наши, и не будем сражаться с язычниками за жизнь нашу и постановления наши, то они скоро истребят нас с земли. И сказали: кто бы ни пошел на войну против нас в день субботний, будем сражаться против него, дабы нам не умереть всем. Тогда собрались к ним множество Иудеев, крепкие силою из Израиля, все верные закону. Так составили они войско и поражали в гневе своем нечестивых и в ярости своей мужей беззаконных; и дело успешно шло в руках их. Так защищали они закон от руки язычников и от руки царей и не дали восторжествовать грешнику».

Но вот, приблизилась кончина престарелого Маттафия. Умирая, «он сказал сыновьям своим: ныне усилилась гордость и испытание, ныне время переворота и гнев ярости. Итак, дети, возревнуйте о законе и отдайте жизнь вашу за завет отцов наших. Вспомните о делах отцов наших, которые они совершили во времена свои. Припоминайте от рода до рода, что все надеющиеся на Бога, не изнемогут. Крепитесь и мужественно стойте в законе, ибо чрез него вы прославитесь. Вот — Симон, брат ваш: знаю, что он — муж совета, слушайтесь его во все дни; он будет вам вместо отца. А Иуда Маккавей, крепкий силою от юности своей, да будет у вас начальником войска, и будет вести войну с народами». И благословил Маттафия детей своих, и умер «на сто сорок шестом году, и весь Израиль оплакивал его горьким плачем».