Идея жертвы в трансплантологии

Из книги Ирины Силуяновой «Антропология болезни», изданной Сретенским монастырем в 2007 г.

В культуре не так много идей, которые обладают сквозной, то есть многовековой и не убывающей, «работоспособностью». К таким идеям относится идея жертвы. Во всех религиях – древних и новых, племенных, национальных и мировых – присутствует идея жертвы, поражая разнообразием форм своего воплощения.

Не чужда эта идея и современной культуре. Но если в ветхозаветном, языческом и, наконец, христианском мире идея жертвы имела первостепенное значение в отношениях человека с Богом (или богами), то в условиях гуманистически-атеистической культуры она становится регулятором межчеловеческих отношений.

Особое значение идея жертвы получает в современной медицине, в частности, в трансплантологии, где она приобретает форму «дарения органов» и становится новым символом любви, взаимной заботы и спасения жизни.

Трансплантология – теория и практика пересадки органов и тканей – новое направление в современной медицине. Не без оснований можно заметить, что оно является одним из самых драматичных для современного общества. Во-первых, потому, что без «жертв» трансплантология обойтись не может. И во-вторых, потому, что расширение практики трансплантации постоянно увеличивает потребность в их числе.

До 1992 года вопрос об удовлетворении растущих потребностей трансплантации (по крайней мере относительно получения органов и тканей от трупов) так остро не стоял. Еще в 1980 году историки медицины констатировали: «Широкое применение в клинической практике кадаверных (трупных. – И.С.) тканей и органов составляет неоспоримый приоритет советской медицины»^[1]. Дело в том, что начиная с 1937 года постановлением Совнаркома «О порядке проведения медицинских операций» тела людей после смерти становились собственностью государства и почти автоматически возлагались на «алтарь» «интересов общества и науки».

В 1992 году Закон РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» положил конец этому «неоспоримому приоритету». Законодательство страны было приведено в соответствие с принципами защиты прав и достоинств человека в сфере медицины, разработанными Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ).

Новый закон вводит «презумпцию согласия», в соответствии с которой взятие и использование органов трупа осуществляется в том случае, когда умерший при жизни не делал возражений против этого или когда протеста не выражают его родственники. Отсутствие выраженного отказа трактуется как согласие, то есть каждый человек превращается в донора после смерти, если он не заявил о своем отрицательном к этому отношении. Вот почему сегодня перед каждым из нас встает задача задуматься об участи своего тела после смерти. Это – далеко не единственная из весьма неприятных задач, перед которыми оказывается человек, живущий в условиях техногенной цивилизации. Такие условия определяют новый уровень ответственности человека и за себя, и за своих близких, и за благополучие общества. По сути дела, в пространстве современной медицины формируется новый рубеж старой борьбы за человеческие души.

Академик В.И.Шумаков в предисловии к «Руководству по трансплантологии» ставит задачу организации «научно обоснованной пропаганды донорства». С точки зрения некоторых исполнителей этой задачи, стратегия пропаганды должна быть ориентирована на преодоление «мифического» на их языке, а по сути дела, традиционного религиозного отношения к смерти, к телу, к сердцу человека как средоточию духовной жизни.

Очень бы не хотелось, чтобы российская наука вновь вставала на исхоженный советским атеизмом вдоль и поперек тупиковый путь противопоставления науки и веры. Сегодня ученые получили возможность понять, что, во-первых, действительное различие между наукой и верой является условием их самоценности, и,        во-вторых, воинственное противопоставление науки и веры произвольно и вульгарно.

В Символе веры утверждается «чаяние воскресения мертвых». Ответ на вопрос, будет ли при общем воскресении воссоздано в целости тело, которое стало жертвой трансплантологической практики, является исключительно предметом веры. При этом, какую бы «научную» форму ни принимал атеизм, он также является лишь верой, правда, атеистической, в невозможность воскресения мертвых, так как никакими научными доказательствами этой невозможности атеизм не располагает и располагать не может. Путь противопоставления одной веры другой бесперспективен для сторонников и идеологов научно обоснованного донорства. Реальные же возможности обоснования донорства заключены не в науке, а в самой религии.

Известно, что все мировые религии охраняют почтительное отношение к телу покойного. Почтение к умершему непосредственно связано с уважением к живущему. Утрата этого почтения, в частности нанесение повреждений телу, влечет за собой, в конце концов, потерю уважения к живущему. Свидетельств этому множество. Например, прагматическое использование трупов в медицине влечет за собой рост потребительского отношения к человеку. Это проявляется в устойчивой и, к сожалению, неизбежной тенденции коммерциализации медицины. Закон Российской Федерации «О трансплантации органов и тканей» запрещает куплю-продажу человеческих органов, что как нельзя более убедительно свидетельствует о реальности подобных сделок, создавая при этом новый набор мотивов для преднамеренных убийств.

К сожалению, трансплантологическая практика свидетельствует о реальности постоянной подмены добра злом, реальности того, что стремление спасти человеческую жизнь оборачивается уничижением другой жизни –  нанесением вреда живому донору, использованием человеческих трупов в качестве доноров, отношением к пациенту с диагнозом «смерть мозга» как хранилищу запасных органов и т. д. и т. п.

Эти явления вопиют о том, что даже такая фундаментальная цель, как спасение человеческой жизни, требует соблюдения множества условий. Среди них одно из основных – соблюдение принципа добровольности. Добрая воля, то есть добровольность, – ценность, составляющая суть самопожертвования.

В православной этической традиции никогда не шла речь о том, что нельзя жертвовать собою во имя спасения жизни человека. Напротив, нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15, 13). Сама жертвенная смерть Спасителя является свидетельством этической ценности самопожертвования. Но самопожертвование как сознательное и добровольное действие человека исключает любое психологическое или силовое воздействие. Определенным видом нравственного насилия, с нашей точки зрения, может стать превращение человеческой способности к жертвенности в норму, или правило, или новый критерий гуманности. Тем более что Россия уже пережила однажды горький опыт внедрения подобных критериев.

Речь идет об известной в 1930-х годах теории и практике «богостроителей». А.А.Богданов, создатель первого в мире Института переливания крови (1926), видел в донорстве этическую и социальную норму, а в переливании крови – один из способов «братания» людей (буквального) и создания из отдельных индивидов (опять же буквально) единого социального организма. На самом же деле отдельные индивиды, вынужденные соответствовать новым социальным нормам, становились лишь жертвами «благих» идей и целей, одна из которых в формулировке Богданова –  преодоление «советской изношенности» ответственных государственных работников.

Практика трансплантации органов вышла сегодня из узко экспериментальных рамок на уровень обычной медицинской практики. Вступать при этом в конфронтацию с этическими христианскими ценностями  значит сильно увеличивать социальную опасность ошибки, которая может оказаться гибельной для каждого человека и для культуры в целом.

Найти, понять и принять меру сотворчества Бога и человека в спасении жизни – это действительно непростая задача, и она касается разумного отношения к этическим проблемам трансплантации. Но путь разума, и особенно разума нравственного, не исключает, а предполагает и запреты, и самоограничение. Как полагают философы, все разумное имеет свои пределы. Беспредельны только глупость и безумие.

Купить эту книгу можно в розничном магазине «Сретение»   в оптовом интернет магазине