Школьницей я любила читать журнал
«Крокодил». Смешно и озорно. Только
страницы в середине я всегда пропускала, там все
больше о мировой политике. А тут уж не до смеха,
все-таки были времена холодной войны. Этот журнал
давно не выходит, во всяком случае, я в киосках не
встречала. Зато много других глянцевых красивых
журналов, которые покупать мне не очень хочется. А
вот «Крокодил» бы я, наверное, купила. И
надо же такому случиться, что в недавней командировке
в Москву свел меня Господь с человеком, который
двадцать лет проработал в журнале
«Крокодил». И его рисункам наверняка
тогда в детстве улыбалась и я.
Юрию Васильевичу Андрееву, заслуженному работнику культуры, сейчас уже около восьмидесяти лет. Но он не думает о заслуженном отдыхе, просто не может сидеть без дела, поэтому преподает мастерство рисунка в училище живописи, ваяния и зодчества. На кухне гостеприимный хозяин встречал меня жареной, с хрустящей корочкой картошечкой и коровьим холодненьким молоком (дело еще до поста было).
– Знаете, Ольга, я был обычным советским человеком, – неторопливо начал свой рассказ Юрий Васильевич. – Сначала октябренком, потом пионером, комсомольцем и коммунистом. Я рос в многодетной московской семье, нас было пятеро детей, но нам пришлось спасаться от голода, и мы переехали в городок Михайлов. Мама работала учительницей и всегда верила в Господа, но несколько тайно. Потому что отец был ярый атеист, к тому же довольно строгий по характеру, и во избежание скандалов и раздоров в семье мама скрывала свою веру. Хотя по линии матери в нашем роду все были священники. После смерти старшего брата Леонардо от скарлатины кого-то из детей ей удалось окрестить, меня нет. Не хотелось очередного скандала из-за крещения.
Как и отец, я выучился на художника. И как-то осмелился принести свои наброски и рисунки в очень популярный тогда журнал «Крокодил».
– А почему у журнала было такое дикое название, кто придумал?
– Это забавная история. Когда в 1922 году создавался журнал, то никак не могли выбрать, вернее сказать, найти название, и каждый раз он выходил то под одним, то под другим названием. И как-то готовили новый номер, вся редакция журнала засиделась до позднего вечера, и вдруг зашла возмущенная уборщица. Ей надо было прибраться, поэтому кипучая деятельность писателей и художников вызвала в ней бурю возмущения. Она сердито прокричала: «Эх, кро-ко-ди-лы! Кро-ко-ди-лы, идите-ка домой»! Все в редакции рассмеялись и решили, что лучшего названия для журнала не найти.
– Скажите, а тексты под рисунки придумывал какой-то специальный человек?
– Нет. Карикатурист должен был уметь придумать подпись под свой рисунок. Эта работа очень хорошо оплачивалась, поэтому была сильная конкуренция. Со всей России приезжали художники, но не многим удавалось попасть в команду журнала «Крокодил». Билет на самолет из Москвы до Симферополя стоил тогда 25 рублей, а за одну обложку журнала платили 175 рублей. Писали и рисовали сюжеты на злобу дня. В карикатуре по-своему, по-советски живописцы боролись с людскими пороками и страстями. За годы моей работы в журнале «Крокодил» я не помню там атеистические карикатуры.
Но, к моему большому сожалению, еще начинающим художником, для другого литературно-художественного журнала один раз мне довелось рисовать кощунственную карикатуру. Сейчас об этом очень сильно сожалею. Я изобразил водопроводчика, который приподнял люк и сказал священнику: «Все в порядке, батюшка, святая вода пошла». Да, была такая ошибка в моей жизни, и ее уже не исправишь, можно только сожалеть и каяться… Когда мне было 55 лет, после довольно длительного перерыва я приехал на свою малую родину, в Михайлово. Душа моя вздрогнула, я упал на колени, целовал землю и плакал. Плакал о моей любимой матушке, о братьях, о себе – одиннадцатилетнем мальчике Юрии, который со страхом наблюдал, как фашистская армия входила в его родной городок. Мне показалось вдруг, что жизнь – это одно маленькое мгновение в вечности, и я в этом своем мгновении не сделал что-то главное. Пропустил самое важное… Вместо большого, светлого дела – сплошные карикатуры… «крокодилы» какие-то… Я стоял на коленях и мысленно просил прощения у всех, кого обидел. Сердце не знало Церкви, но, видно, тоска в душе подсказывала, что надо делать, и я так вот каялся перед Господом. На следующее утро со своей старшей сестрой, к которой я приехал в гости, пошел в храм. Рассказал батюшке все о себе и раскаялся в той насмешке над Церковью, в своем святотатстве. Наверное, простил меня Господь после той исповеди. Но сам себя я до сих пор не простил…
Я попросил батюшку окрестить меня, так как именно на родине почувствовал в этом сильную необходимость. Просто показалось, что дышать уже не смогу без крещения. Не смогу дышать…
Жизнь моя изменилась с тех пор, стал читать духовную литературу, ходить с внуками в храм. Мой сын заинтересовался нашей родословной, и ему удалось собрать много информации о наших предках, одним из которых был Митрополит Новосибирский и Барнаульский Варфоломей. И как-то сын мне говорит, что, видно, за дела такого сибирского молитвенника Господь проявил Свою милость и дал возможность мне всем сердцем прийти в храм. В своем духовном наследии Митрополит Варфоломей оставил нам такие слова: «В Церковь, как в великую сокровищницу, влил Господь несказанную любовь Свою. В ней Дух Святый «ходатайствует за нас воздыханием неизреченным» (Рим. 8, 26). Но чтобы каждому человеку воспользоваться неисчислимыми благами, для жизни и благочестия надо приложить каждому свое усердие». Что к этому сказанному можно добавить? Только постараться так жить.