Афон меняющийся

Афон очень много значит в нашем эсхатологическом сознании. Предание гласит, что в последние времена засохнет дуб Мамврийский, перестанет сходить Благодатный огонь и Афон покинет Иверская икона Божией Матери.

Об Афоне тоже много предсказаний. Это святое место — передовая духовной битвы. Поэтому понятно давление Евросоюза на правительство Греции — хотят превратить остров молитвы в остров борделей и развлечений. А правительство давит на Кинот Афона, на десять старцев, которым монахи поручили управлять мона тырями. Евросоюз говорит о нарушении прав женщин и требует разрешения для них посещать Святую Гору, требует свободного доступа туристов в мужские монастыри. На это тратится огромное количество денег. Перспектива Афона в глазах европейских политиков проста: нужно сделать из него сначала музей, затем постепенно выгнать оттуда монашествующих. А затем развивать там туристический бизнес. Для этого уже строятся дороги. Под лозунгами прав человека правительство Греции обязало в монастырских гостиницах для паломников ввести стандарты европейского сервиса. Изменения происходят пока незначительные, без конфликтов. Все понимают, к чему они ведут. Конечно, сопротивление есть в некоторых монастырях, но процессы унификации и либерализма греха прогрессируют во всем мире…

В последнюю поездку на Афон больше всего меня поразило то, как изменились паломники. Сам я первый раз приехал сюда шесть лет назад. В этом году впервые столкнулся со странной для меня ситуацией. Беседую с паломниками-румынами, которые традиционно испытывают к русским некоторое неприятие. И они говорят мне, что хотели приехать на Афон, подали прошение, но ни один монастырь, кроме русского Пантелеимонова монастыря, их не принял. А в русский им ехать не хочется! Говорят с такой неприятной на лицах гримасой: «Ну, опять к русским, ну как это можно терпеть?». Мне было удивительно, что у людей потерялось ощущение чуда, когда Бог молитвами Пресвятой Богородицы дарует тебе возможность побывать на Афоне. Ведь это же духовный дар! А они воспринимают его как возможность поехать куда-то отдохнуть, приятно провести время и при этом ещё выбирают апартаменты, где получше, едут, где повкуснее…

Почему паломников становится всё больше? Этих людей и паломниками назвать сложно, это новая ветвь туриндустрии, — «религиозный туризм». Паломник — это всё-таки глубоко верующий, церковный человек, который едет прежде всего молиться и трудиться. Именно трудиться, потому что большой духовный опыт даёт именно труд монастырский. Если приехать и праздно пошататься, ты увидишь мизерно мало. Побыть в монастыре изнутри, пожить его жизнью — это совсем другое.

Чаще всего я приезжал в Пантелеимонов монастырь, в котором больше всего времени провёл. Мне там всё родное, потому что я везде там работал и молился. Был на строительстве церкви Петра и Павла пять лет назад, дорогу помогал мостить, стены красил, стасидии (особые узкие скамейки для долгих монашеских молитв) помогал делать, крышу застилал с плотниками, в архондарике — монастырском дворике — убирался. Любое послушание, которое давали, выполнял с радостью. И этой радостью наполнены стены монастыря святого Пантелеимона, который так каждому русскому сердцу дорог. Почти так-же мне близок Ватопедский монастырь. Это греческий монастырь, многие конечно про него слышали и знают. Там находится восемь всемирно известных чудотворных икон. Первый раз я приехал туда, что бы встретиться с Иосифом Ватопедским, одним из учеников Иосифа Исихаста, святого, который очень много значит в моей жизни. Ватопед не случайно называют «Царским монастырём», ему более тысячи лет, и все цари Византии, а потом и Российской Империи покровительствовали ему. Как-то один монах из этого монастыря мне рассказал такую историю. У него послушание — ухаживать за одним храмом, я ему помогал. Мы пришли туда, всё убрали, поставили свечки, и он говорит:

— Ты знаешь, что этот храм построил английский принцЧарльз?

— А что здесь делал принц Чарльз?

— Принц Чарльз — православный человек.

— Как такое может быть?

— Ты вспомни, кто был родной внучкой английской королевы Виктории? — Императрица Александра Фёдоровна, святая страстотерпица. А святые предстоят пред Богом и молятся о своих родных, по их молитвам всё происходит.

Я удивился, потому что как наследник престола принц Чарльз должен быть частью англиканской церкви, и дивно, что он молится на Афоне по-православному. У него есть своя келья не только в Ватопеде, но и в сербском монастыре Хиландаре. Недавно, после пожара в Хиландаре, принц Чарльз пожертвовал весьма солидную сумму на его восстановление. Представляю, какие противоречивые чувства разрывают этого человека, и в этом смысле он мне сразу стал симпатичен. Говорят, его яхту довольно часто видят в Ватопеде.

Вообще Афон — это точка притяжения для очень разных людей. Только здесь можно понять, что такое Вселенская Церковь, она — именно для всего человечества. Наше единство только во Христе Воскресшем.

Ватопед привлекает и своей особой атмосферой, это кипрский монастырь, там игумен и большинство монахов — киприоты. Там в Пасхальную ночь, когда мы вышли на площадь перед храмом и начали петь «Христос Воскресе!», я кричал радостно: «Христос Воскрес!». потому что ощущал там такую радость… Туда стоит поехать, чтобы пожить там, потрудиться, помолиться, и эта благодать, которую Господь там посылает, потом долго в себе несёшь, и она в тебе прорастает. А как ещё Царство Божие прорастаёт?

Во многом Афон меняется на глазах. Происходит серьёзная индустриализация, хотя раньше машин здесь не было. Сейчас идёт большое строительство. Все монастыри — в лесах, повсюду работают краны. Это радует, потому что каждый монастырь — это история Православия, святыня мирового значения. Но нужно помнить, что в афонских монастырях не так много монахов. 30— 40, в лучшем случае — 50 человек. И когда в молитвенную атмосферу обители вливается ещё 30—40 совершенно разных паломников, многие из которых вовсе не настроены на молитву, то атмосфера там меняется. Но сам Афон приехавшего туда человека изменяет тоже.

Когда в Уранополисе на паром загружается большое количество бородатых мужиков, одетых в тёмное, большинство из которых молятся, отправляясь на Святую Гору, — это производит впечатление.

Здесь понимаешь разницу между русскими паломниками и иностранными. В первый день Пасхи, в светлый понедельник, в Карее, административном центре Афона, шёл Крестный ход с очень известной иконой Божией Матери «Достойно есть» в скит святого Андрея Первозванного, когда-то русский, но после революции опустевший и сейчас отданный грекам. Мы зашли туда, в эти огромные ворота, а там архитектура, все фрески, иконы, всё — русское. Греки идут тихонечко, медленно поют, молятся, на русский взгляд вяло… А наши почувствовали своё, родное, и вот кто-то начинает громко петь по-русски «Христос Воскресе из мертвых…». Все остальные подхватили. И так это раздалось мощно, звучно, крепко. Даже стены скита, казалось, возрадовались возвращению родного, за звучали многозвучным эхом. Это мощь — одна из характерных черт русского духа.

В Греции этого нет, а у нас — есть.

У греков есть солнечная радость, а у нас — сила и слава нашей родной земли, которую, по слову поэта, вдоль и поперёк исходил Христос. Стоит только русскому запеть на Пасху, как сонмы ангелов подхватывают его слова. Но часто, для того чтобы обрести пасхальную радость, русскому нужно поехать на Афон.