Богоявленский монастырь в Москве

Богоявленский Собор бывшего Богоявленского монастыря. Фото: Олег Гусаров / sobory.ru

Даниил Александрович получил в удел захолустную Москву после смерти отца, когда ему исполнилось всего два года. На первых порах за него правили дядя и брат, но в 1276 году благоверный Даниил сам принял власть. В 1282 году он основал в Москве ее первый монастырь с деревянной церковью Даниила Столпника – во имя своего небесного хранителя (хотя некоторые исследователи считают, что Даниловский монастырь появился позднее, и первенство отдают Богоявленскому монастырю). О дате же основания Богоявленского монастыря тоже нет достоверных сведений. Принята условная дата – 1296 год, когда Даниил принял титул князя Московского, но основан он мог быть между 1296 и 1304 годом, то есть при жизни князя Даниила. Епископ Дмитровский Никодим, много лет проживший в Богоявленском монастыре, назвал его «памятником благочестия» благоверного Даниила Александровича.

Место «за Торгом», где был основан монастырь, словно самой судьбой было для него предназначено. Во-первых, он появился на главной московской дороге во Владимир и Суздаль, подле деревянного Кремля, откуда князю было удобно ходить на богомолье. Ведь Даниловская обитель стояла в Заречье, далеко от Кремля, а Москва настоятельно нуждалось в своем монастыре. Во-вторых, рядом текла Неглинка, а Богоявленские храмы традиционно ставились около рек, чтобы устраивать Иордань и совершать к ней крестный ход на престольный праздник. В-третьих, тут была возвышенность, а храмы предпочитали возводить на них.

Монастырь встал на посаде (который еще не был обнесен крепостной стеной Китай-города), где селились ремесленники и купцы и где раскинулся главный московский торг. Отсюда первое обозначение монастыря – «что за Торгом». Потом появилось более определенное название – «что за Ветошным рядом»: здесь торговали мехами (по-старинному, ветошью), а рядами назывались традиционные московские прилавки. Вход же в обитель до конца XVII века был со стороны Ветошного переулка.

Начальная история монастыря окутана тайной. Известно, что он всегда пользовался почетом и вниманием у всех московских государей и уже в древние времена был избран местом великокняжеского богомолья. Монастырь щедро одаривали вотчинами и пожертвованиями и великие князья, и знатные лица, что позволяло ему строиться и благоденствовать.

Первый монастырь был деревянным, как и его соборный храм Богоявления с первым, Благовещенским, приделом. Но вскоре после основания он сгорел, и в 1340 году, незадолго до кончины, сын благоверного князя Даниила Иван Калита заложил в обители белокаменный однокупольный Богоявленский собор на высоком цоколе и о четырех столпах. Интересно, что этот собор стал шестым каменным храмом Москвы, заложенным Иваном Калитой, наряду с Успенским, Архангельским и другими кремлевскими соборами. Это было и первое каменное здание Москвы вне Кремля, когда еще сами кремлевские стены были дубовыми. После смерти великого князя Богоявленский собор достраивал боярин Протасий, душеприказчик Ивана Калиты. Его князь оставлял начальником Москвы на время своих отлучек. Его же призвал к себе перед смертью святитель Петр, митрополит Московский, чтобы передать великому князю свою последнюю волю.

Боярин Протасий иногда считается родоначальником Вельяминовых-Кучковичей, которые долгое время были ктиторами Богоявленского монастыря, да и усадьба Протасия находилась рядом с монастырем. Со времен Даниила Александровича Вельяминовы занимали должность тысяцкого, то есть начальника военного отряда («тысячи»), который был и управителем города, имея большую власть. Оттого великий князь Дмитрий Донской не жаловал этот титул. Последний тысяцкий Василий Вельяминов умер в 1374 году, приняв схиму в Богоявленском монастыре, где и был упокоен. После его смерти Дмитрий Иванович отменил должность тысяцкого, более в ней не нуждаясь. Сын последнего тысяцкого Иван Васильевич, пытавшийся вернуть себе былое могущество, был казнен на Кучковом поле за измену в 1379 году.

Богоявленская обитель издревле славилась своими иноками и настоятелями. Именно сюда ушел иночествовать старший брат преподобного Сергия Радонежского, Стефан, ставший потом первым известным игуменом Богоявленского монастыря. В нем же проходил послушание и потом принял постриг боярский сын Елевферий Бяконт – будущий святитель Алексий Московский. Он, кстати, был крестником великого князя Ивана Калиты, ибо его отец, черниговский боярин Федор Бяконт, приехавший в Москву еще при князе Данииле, тоже пользовался особым доверием Калиты.

Юный Елевферий воспитывался при княжеском дворе. Он рано проявил любовь к книгам, но не отказывался и от детских забав. Однажды жарким летним днем мальчик отправился ловить птиц, расставил силки и задремал, а во сне услышал голос: «Алексий, зачем напрасно трудишься в ловле птиц? Отныне будешь ловцом человеков».

Потрясенный случившимся, отрок еще ревностнее обратился к чтению духовных книг, к молитве и посту, а потом ясно осознал, что больше всего хочет уйти в монастырь, и попросился в послушники в Богоявленскую обитель. Когда ему исполнилось 20 лет, он принял постриг с именем Алексий (оно было явлено ему в сонном видении) в честь святого Алексия, человека Божия. Наставником молодого инока был старец Геронтий, «духовным житием живый». В Богоявленской обители будущий святитель провел 27 лет. Здесь он начал изучать греческий язык, а затем приступил к созданию исправленного перевода на славянский язык Нового Завета. Этот труд святитель закончил уже на митрополичьей кафедре.

Инок же Стефан принял постриг в хотьковском Покровском монастыре, потом некоторое время подвизался вместе со своим братом – преподобным Сергием. А затем Сергий не раз навещал старшего брата в московской обители, стало быть, и под сводами Богоявленского собора возносилась его молитва.

Известно, что иноки Алексий и Стефан были очень дружны и вместе пели на клиросе в монастырской церкви. Здесь умных, одаренных иноков заметил митрополит Феогност, преемник святителя Петра. Стефана он поставил игуменом, который, вероятно, по примеру брата, ввел в Богоявленской обители общежительный устав. Игумен Стефан стал духовником сыновей Ивана Калиты – великих князей Симеона Гордого и Ивана Красного, отца Дмитрия Донского.

А инока Алексия митрополит Феогност взял в помощники и стал готовить в свои преемники. Перед смертью, в декабре 1352 года, он поставил его епископом Владимирским, а на следующий год святитель Алексий стал митрополитом и опекуном малолетнего великого князя Дмитрия Ивановича. И хотя отныне Кремль стал местом его пребывания, святитель не забывал родную обитель и щедро украшал ее, дарил иконы, утварь, книги. Со времен Алексия в монастыре переписывались и переводились книги, которые привозили греческие монахи, приезжавшие в Москву. Для них Богоявленский монастырь был подворьем. Так, при Дмитрии Донском из Константинополя прибыл старец Дионисий и, принятый с честью, остановился в Богоявленском монастыре по приказу государя – это был будущий святитель Дионисий, архиепископ Ростовский.

Подвиги святых иноков хранили монастырь от всяких бедствий. Несколько раз бушевавшее пламя чудесно не касалось его стен и собора. Даже в нашествие Тохтамыша в 1382 году, когда хан, бесчинствуя в Москве в отместку за Куликовскую битву, лично повелел запалить Богоявленскую обитель, она чудом уцелела.

Но не все годы были столь счастливыми. Известно, что монастырь сгорел вместе с посадом в 1451 году при нашествии ордынского царевича Мазовши, и был восстановлен с помощью великого князя Василия II. Его сын Иван III велел отпускать в монастырь из дворца «годовой корм» на помин родителей и на молитву старцев за государево здравие. Кроме того, он оделил монастырь богатыми вотчинами, в которых запрещалось скоморошничать, попрошайничать, требовать подвод даже государевым людям и вставать на постой.

При нем же в монастыре была построена трапезная из нового очень прочного кирпича, изготовавливавшегося на Калитниковском заводе по рецепту Аристотеля Фиораванти для кремлевского Успенского собора. Чуть раньше, в 1473 году, во время сильного пожара в Кремле сгорел митрополичий двор. Беда эта настолько потрясла митрополита Филиппа, что его сразил удар. Больного, его отвезли на покой в Богоявленский монастырь, где он и умер в том же году. Новопостроенный Успенский собор освящал уже его преемник – митрополит Геронтий, а в торжестве принимал участие епископ Сарский и Подонский Прохор, прежде бывший игуменом Богоявленского монастыря и потом вернувшийся в него на покой. А другой игумен обители, Киприан, участвовал в Московском соборе 1547 года, на котором был прославлен в лике святых Александр Невский.

Монастырь очень пострадал в пожаре 1547 года, случившемся через полгода после венчания Ивана Грозного на царство. Его правление оставило самую печальную страницу в истории обители, да и всей России. Именно в Богоявленский монастырь Грозный приказал заточить опального митрополита Филиппа (Колычева), открыто осудившего царя за антинародную опричнину. Как известно, святитель был схвачен опричниками в ноябре 1568 года, на праздник архангела Михаила, во время богослужения в Успенском соборе, облачен в рваную иноческую рясу и на простых дровнях увезен в Богоявленский монастырь. По преданию, народ бежал за санями, принимая от пастыря его последнее благословение. В воротах обители святитель молвил: «Дети! Все, что мог, я сделал. Если бы не любовь к вам, и одного дня не остался бы я на престоле… Уповайте на Бога!». Многие чудеса свидетельствовали о славе мученика. Он был заточен в оковы, но они чудесно пали, и стражники обнаружили митрополита стоящим на молитве. «Чары, чары сотворил неприятель мой!» – воскликнул Иван Грозный, узнав об этом, и приказал запустить к пленнику голодного медведя, а наутро сам явился в Богоявленскую обитель, чтобы воочию увидеть растерзанное тело святителя, но тот снова стоял на молитве, а медведь спокойно спал в углу. «Чары! Чары сотворил!» – исступленно твердил Грозный и приказал перевести митрополита в соседний Никольский монастырь. Потом святителя сослали в Тверь, где и убили.

Сам Иван Грозный Богоявленский монастырь почитал. По его указу в обитель доставляли пропитание и оброк, а когда монастырь пострадал в пожаре при нашествии крымского хана Девлет-Гирея в 1571 году, он был отстроен по повелению царя. Под самый конец жизни в январе 1584 года царь пожаловал в обитель большое пожертвование в 400 рублей на поминовение опальных.

Были и другие пожертвования. Князь Иван Ромодановский, участник похода на Казань, принял здесь постриг и оставил монастырю чудотворную икону Богоматери. Другой инок обители, Иона, сын протопопа кремлевского Благовещенского собора и духовника Василия III, подарил обители вотчину. Борис Годунов тоже щедро одарил монастырь, тем более что его игумен Иов в 1598 году подписал грамоту об избрании Бориса на царство. А Леонтий Вельяминов, участвовавший в первом народном ополчении, завещал монастырю своего боевого серого коня.

Смутное время не обошло стороной Богоявленский монастырь. Он оказался в эпицентре боев за Китай-город в марте 1611 года и осенью 1612 года, а поляки разграбили и сожгли обитель, так что первые Романовы стали вновь отстраивать ее на пепелище. Игумен Боголеп удостоился чести участвовать в поставлении патриарха Филарета, который очень заботился об этом монастыре. Его игумены, а потом архимандриты всегда имели большой авторитет и были участниками многих великих исторических событий. Это говорит о статусе Богоявленского монастыря. В 1645 году царь Алексей Михайлович повелел игумену Пафнутию совершить перенесение в Москву чудотворного образа Спаса Нерукотворного из Хлынова, где от него исцелился слепец и начались многие чудеса. Именно эта икона, по преданию, оставила имя кремлевским Спасским воротам, через которые ее с крестным ходом проносили в Кремль, на поклонение в Успенский собор, а затем через них же выносили в Новоспасский монастырь к освящению его собора (прежде ворота назывались Фроловские). Игумен Ферапонт во время венчания на царство Алексея Михайловича подавал ему бармы, скипетр и «яблоко», а потом обедал в Грановитой палате. Игумен Корнилий, став митрополитом Казанским, устроил близ Богоявленского монастыря Казанское подворье, а потом в сане митрополита Новгородского хоронил патриарха Никона в Ново-Иерусалимском монастыре. Игумен Амвросий участвовал в венчании на царство государя Федора Алексеевича и подносил ему шапку Мономаха. Игумен Никифор принимал участие в поставлении патриарха Адриана, облагодетельствовавшего Богоявленскую обитель.

Но прежде того состоялось еще одно важнейшее событие: именно в стенах монастыря в 1685 году начинала свою историю Славяно-греко-латинская академия – первая высшая школа России.

По порядку, заведенному во времена святителя Алексия, Богоявленский монастырь традиционно имел очень высокий образовательный уровень своих иноков, многие знали греческий язык и переводили книги. И в конце XVII века здесь открылась школа знаменитых братьев Иоанникия и Софрония Лихудов, ученых греков, прибывших по приглашению русского царя и по рекомендации Восточных патриархов. Школа расположилась в Богоявленском монастыре временно, пока для нее строили собственные каменные палаты, но учителям и ученикам было велено проживать в обители. Для Богоявленской школы, как ее называли на первых порах, возвели временное деревянное здание, и 12 декабря 1685 года патриарх Иоаким, часто навещавший обитель, дал икону в эту школу, поэтому этот день иногда считается официальной датой основания Славяно-греко-латинской академии. Через несколько дней на праздник Рождества Христова ученики и преподаватели Богоявленской школы ходили на кремлевский патриарший двор поздравлять предстоятеля. Через два года школа была переведена в новое здание при соседнем Заиконоспасском монастыре и стала называться Спасской. А если учесть, что со временем Славяно-греко-латинская академия была преобразована в Московскую духовную академию, то можно считать, что в стенах Богоявленского монастыря начиналась и главная русская богословская школа. Братьям Лихудам за алтарем Богоявленским собором недавно установлен памятник.

Итак, Романовы начали возрождать монастырь. Уже в 1624 году был построен новый каменный собор. Однако полностью замысел воплотился лишь в конце XVII века, когда при патриархе Адриане для Богоявленского монастыря настали самые лучшие времена. По его благословению в 1690-х годах был выстроен изумительный собор в стиле «нарышкинского» или «московского барокко», который дожил до наших дней. Изящный храм венчала традиционная московская «луковица», а великолепие ему придавал богатейший декор и причудливое сочетание белокаменной резьбы и красных стен. В строительстве участвовала и царица Наталья Кирилловна. Только имя автора осталось неизвестным, но Богоявленский собор часто сравнивают с церковью Троицы в Лыкове, которую строил Яков Бухвостов.

Богоявленский собор имеет два яруса. В нижнем устроили теплую церковь в честь Казанской иконы Божией Матери: память о чудесном спасении Москвы и России в 1612 году свято хранилась в Китай-городе. Рядом было и Казанское подворье. К тому же патриарх Адриан прежде был митрополитом Казанским, и храм напоминал ему о чудесном обретении иконы в Казани. Он сам освятил эту придельную церковь в 1693 году, которая стала усыпальницей для многих знатный фамилий России. Главный престол в честь Богоявления – в верхнем ярусе, с великолепным иконостасом – был освящен чуть позже, в 1696 году. А на следующий год был освящен придел святителя Алексия, митрополита Киевского и всея Руси, Московского чудотворца, – в память о великом иноке, которого называли тем «семенем святым», на котором зиждется обитель Богоявления.

Бунташный XVII век сложился для обители благоприятно. Продолжались щедрые вклады. Князь Юрий Петрович Буйносов-Ростовский, воевода Новгорода, который помогал патриарху Никону строить Иверский монастырь, имел обширный двор на Никольской. В 1672 году его племянница боярыня Ксения Репнина подарила этот двор монастырю. Территория монастыря расширилась вдвое, и он получил выход на Никольскую улицу, где были построены первые святые ворота монастыря с надвратной церковью Рождества Иоанна Предтечи. Богоявленский монастырь был разделен на две половины: в южной стоял соборный храм, настоятельские покои и братские кельи, в северной – хозяйственные помещения. Считается, что в одну половину был запрещен вход женщинам, и именно поэтому в XVIII веке построили вторые ворота.

Петровские веяния не миновали Богоявленский храм. В начале XVIII века швейцарские мастера украсили собор изумительными алебастровыми скульптурами: на южной правой стене – «Рождество Христово», на северной – «Крещение Господне», а напротив алтаря над аркой – «Коронование Богоматери». Иногда руководителем работ называют архитектора Джованни Марио Фонтана, швейцарского уроженца, одного из первых иностранных архитекторов, приехавших в петровскую Россию. В Москве он перестраивал Лефортовский дворец для светлейшего князя Меншикова, а в Петербурге для него же – знаменитый дворец на Васильевском острове.

Интересно и другое соприкосновение монастыря с петровской эпохой. Современный исследователь Светлана Долгова сообщает о недавно найденных в архивах документах, касающихся биографии Абрама Петровича Ганнибала, прадеда Пушкина и крестника Петра Великого. Из записей Посольского приказа известно, что в августе 1704 года с неким Андреем Васильевым в Москву прибыли «трое арапов малых ребят» – один из них был Абрам – и остановились временно в Богоявленском монастыре, что за Ветошным рядом. Следовательно, первым пристанищем для предка Пушкина в Москве была Богоявленская обитель. Но православное крещение Авраам принял только в Вильнюсе в следующем году.

Петровская эпоха принесла монастырю не самые легкие времена. После смерти патриарха Адриана была первая секуляризация: все доходы монастыря поступали в Монастырский приказ, возглавляемый графом Мусиным-Пушкиным, и монахам платилось жалование на содержание, причем столь мизерное, что архимандрит обратился к Петру с просьбой его повысить, но получил отказ. Неудивительно, что одним из приверженцев опальной царицы Евдокии Лопухиной и царевича Алексея был митрополит Игнатий (Смола), в прошлом тоже настоятель Богоявленской обители. Однако его преемник архимандрит Иакинф вместе с другими подписал Духовный регламент, составленный Феофаном Прокоповичем.

Были и радости. В 1724 году архимандрит Богоявленского монастыря участвовал в переносе святых мощей Александра Невского из Владимира в Петербург через Москву. В 1737 году в страшный пожар монастырь серьезно пострадал. Однако архимандриту Герасиму удалось не только восстановить утраченное, но и возвести над вторыми воротами новую, надвратную церковь Бориса и Глеба с колокольней, освященную в 1742 году. Все девять колоколов этой церкви давно принадлежали монастырю (самый старый был отлит в 1616 году), и каждый отливался на помин души. В 1747 году в нижнем храме был освящен северный придел – во имя святого Георгия Победоносца (устроенный с разрешения архиепископа Платона княгиней Еленой Долгорукой над могилой ее мужа, князя Юрия Долгорукого), а в 1754 году – южный во имя апостола Иакова Алфеева, потом обращенный в ризницу.

С конца XVIII века Богоявленский монастырь был местом пребывания викарных епископов Московского митрополита. Первым из них стал архимандрит Серапион (Александровский), бывший игумен московских Крестовоздвиженского и Знаменского монастырей и будущий митрополит Киевский и Галицкий. В обители он прожил до 1799 года, одновременно исполняя должность цензора духовных книг.

Времена Екатерины II принесли монастырю полную секуляризацию. Он жил во многом тем, что в нем обретали последний покой члены самых знатных фамилий России, которые вносили пожертвования на помин души своих родных. С древности Богоявленский монастырь был главной боярской усыпальницей Москвы после государевой, которая находилась в Кремле. Его некрополь стал складываться уже в первые времена после основания обители. Здесь святитель Алексий похоронил своего отца, боярина Федора Бяконта, но точное место его погребения остается неизвестным. В 1805 году с разрешения митрополита Платона далекий потомок боярина, статский советник Никанор Плещеев, установил в нижней Казанской церкви у южной стены символическую плиту-надгробие (теперь она находится в Донском монастыре).

Всего же в нижней церкви-усыпальнице было более 150 могил с прекрасными надгробными памятниками, уничтоженными в советское время. Упокоиться здесь было честью: это был один из самых аристократичных московских некрополей, сравнимый лишь с погостом Донского монастыря. Тут почивали Шереметевы, Долгорукие, Репнины, Юсуповы, Салтыковы, Меншиковы, Голицыны. Здесь был похоронен легендарный сподвижник Петра I князь Григорий Дмитриевич Юсупов. «Внуши, кто проходит семо, много научит тебе камень сей», – так начиналась громадная эпитафия на его надгробии. Он был всего лишь праправнуком основателя династии Юсуфа, правителя Ногайской орды, переселившегося в Россию в 1563 году и принявшего русское подданство. Отец Григория первым из Юсуповых принял православное крещение с именем Димитрий. Григорий Дмитриевич, кавалер ордена Александра Невского, участвовал в Азовских походах, в Полтавской битве, в Персидской экспедиции, был ранен в сражении при Лесной, которое сам Петр называл «матерью Полтавской победы». Юсупов, проводивший и следствие по делу князя А.Д. Меншикова, был пожалован в 1727 году знаменитыми палатами в Харитоньевском переулке и положил начало легендарному богатству Юсуповых, сравнимому лишь с шереметевским. С его внуком Николаем Борисовичем был дружен Пушкин.

В Богоявленском монастыре был упокоен и сын опального Меншикова – Александр Александрович, сосланный в Березов вместе с отцом, но после его смерти получивший разрешение вернуться и проживавший в Москве с 1731 года. Тут похоронили и другого петровского сподвижника, участника Северной войны генерала-фельдмаршала князя М.М. Голицына. Он не раз отличился доблестью в бою и оставил по себе добрую память у военных. При штурме Нотебурга (Шлиссельбурга) Петр приказал подполковнику Голицыну отступать, но тот, ответив, что теперь он не царев, а Божий, совершил успешный штурм. Когда Петр после победы при Лесной велел Голицыну просить, чего пожелает, тот попросил царя снять опалу с Репнина, который был очень нужен армии (командующий Репнин за неудачное сражение с большими потерями оружия был разжалован в рядовые). Голицын участвовал во многих великих боях Северной войны, в Полтавской битве, затем в знаменитом морском сражении при Гангуте 1714 года (состоявшемся в праздник святого Пантелеимона и ставшем первой победой русского флота над шведами), потом в битве при острове Гренгам, которая произошла в тот же самый день, но уже в 1720 году. Однако участие в 1730 году в заговоре Верховного тайного совета, желавшего ограничить самодержавные права Анны Иоанновны, навлекло на него гнев императрицы, и он умер в опале в том же году.

В нижней Казанской церкви могилы Голицыных украшали надгробия, изваянные знаменитым французским скульптором Гудоном (ныне хранятся в Музее архитектуры им. А.В. Щусева). Этот же скульптор делал и бюст императрицы Екатерины II, и статую Наполеона по его личному заказу. А последней работой Гудона был бюст императора Александра I, исполненный в 1814 году.

Перед самым вступлением Наполеона в Москву богоявленский архимандрит вывез из обители монастырскую ризницу. Оставшийся с братией казначей Аарон спрятал остальные сокровища в стене церкви. Французы ворвались в обитель и встали на постой в настоятельских покоях, питались монастырской мукой и безуспешно пытали казначея, требуя открыть, где спрятаны сокровища. Лишь то обстоятельство, что монастырь занял под резиденцию один из наполеоновских маршалов, спасло обитель от разорения и гибели. С 17 сентября в ней даже возобновились богослужения с колокольным звоном.

Ухода неприятеля ждали с ужасом не меньшим, чем его вступления. Москва в страхе готовилась к новым злодеяниям французов. Пронесся слух, что они взорвут Кремль и убьют всех оставшихся русских. Дождливой октябрьской ночью от взрыва в Кремле лопнули железные связки в Богоявленском соборе, выбило окна и осколками пробило кирпичную кровлю, а на колокольне погнулся крест. И все же Богоявленский монастырь вновь чудесным образом остался невредим. Он был в довольно неплохом состоянии, и потому в нем остановился викарий Московского митрополита епископ Августин (Виноградский), вернувшийся в освобожденную столицу, и пребывал в там около года. Уже в 1813 году собор был заново освящен, но последствия нашествия Наполеона долго не устранялись. А в 1830 году церковь Бориса и Глеба на колокольне была переосвящена в честь Спаса Нерукотворного и обновлена на частные пожертвования, чтобы летом служить в ней ранние заупокойные обедни. В эту церковь из настоятельских келий провели крытую галерею, и церковь стала называться домовой архиерейской. Монастырь славился своим особенным, благочестивым богослужением, и его любили посещать москвичи. Купцы, дневавшие в Китай-городе, благодарили настоятеля «за благочинное и неспешное богослужение, за внятное чтение и пение, в особенности за умиленное пение стихир».

Преподобный Аристоклий Афонский

В 1873 году в соборе был устроен придел во имя святого Пантелеимона, и в том же году для святынь на Никольской улице выстроили Афонскую часовню при Богоявленском монастыре. Ее настоятелем стал тот же иеромонах Арсений. Однако маленькая часовня стала со временем тесной для всех желающих приложиться к святыням. Было решено построить новую. В 1880 году брат настоятеля афонского Пантелеимонова монастыря, потомственный почетный гражданин Иван Сушкин подарил для нее участок своей земли на Никольской улице ближе к Владимирским воротам. Строивший часовню архитектор А. Каминский оригинально воспроизвел облик фасада старой Афонской часовни. После смерти иеромонаха Арсения ее настоятелем стал иеросхимонах Аристоклий (Амвросиев), возлюбленный москвичами и недавно причисленный к лику святых. Богоявленская обитель дозволяла афонским насельникам, оказавшимся в Москве, совершать в своем соборном храме богослужения в дни великих афонских праздников иконы Божией Матери «Скоропослушница» и целителя Пантелеимона, причем в них участвовала и вся братия обители во главе с настоятелем. Чудотворная икона Пантелеимона из часовни ныне находится в церкви Воскресения в Сокольниках.

С 1863 года настоятелями Богоявленского монастыря стали викарные епископы Дмитровские. Одним из последних был епископ Трифон (Туркестанов), будущий митрополит, много сделавший для благоукрашения обители, ибо ее храмы стояли все еще закопченными огнем Отечественной войны. При нем в монастыре совершилось особое празднование в день прославления преподобного Серафима Саровского, «который поистине как бы обрел себе жилищем наш монастырь, может быть потому, что он видел, как искренне мы его почитаем», – писал впоследствии владыка Трифон.

Он прослужил здесь до начала Первой мировой войны и остался в памяти Москвы еще и тем, что опекал Марфо-Мариинскую обитель на Ордынке. 9 апреля 1910 года за всенощным бдением по чину, разработанному Святейшим Синодом, он посвятил ее насельниц в звание крестовых сестер любви и милосердия. В Богоявленском монастыре у владыки Трифона бывал и праведный Иоанн Кронштадтский. А преподобный Варсонофий Оптинский, с которым владыка был дружен, не раз проездом через Москву приходил к нему и всегда просил благословить его иконой святого Пантелеимона. В 1912 году в Богоявленском монастыре преосвященный Трифон возвел отца Варсонофия в сан архимандрита перед его отъездом на настоятельство в Старо-Голутвинский монастырь.

Начало ХХ века было противоречивым для монастыря. С одной стороны, тогда благолепно поновили его соборный храм, засверкавший яркими красками. Помимо праздника Богоявления в нем особенно торжественно совершались богослужения в престольные праздники его многочисленных приделов: Нерукотворного Спаса, икон Богоматери Казанской, Тихвинской, «Скоропослушницы», святых Георгия, Пантелеимона, Феодосия Черниговского, святителя Алексия. Здесь особо почитались святые, которые были как-то прикосновенны к обители, молились, подвизались в ней, благоустраивали ее: благоверный князь Даниил Московский, святитель Алексий, преподобный Стефан, святитель Филипп… У входа в собор находились образы Московских святителей Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, знаменовавшие связь истории Богоявленского монастыря с Москвой и ее праведниками. А на барабане купола были образы восьми святителей, благословляющие город Москву на все стороны света (ныне восстановлены).

Но когда проводили калориферное отопление внутри храма, уничтожили захоронения с надгробиями и следы древних, ценных для археологии сооружений. Дальше – хуже. В 1905 году, невзирая на протесты Московского археологического общества, была снесена старинная надвратная церковь Рождества Иоанна Предтечи ради строительства на ее месте выгодного доходного дома, а вместо нее в храме устроили новый одноименный придел. Никто не мог и представить, какие разрушения вскоре последуют и что древний монастырь будет предан забвению.

Богоявленский собор в Московском Богоявленском монастыре. Фотография конца XIX в.

В 1919 году монастырь закрыли, насельников изгнали, но церковная жизнь еще теплилась в нем, так как его собор и Спасскую церковь в колокольне обратили в приходские. В 1922 году из обители увезли пуды серебра, а спустя семь лет закрыли Богоявленский собор. Здание его не раз переходило от одних новых хозяев к другим. Нижний храм сначала отдали под мучной склад, потом Метрострою, потом под цех металлообработки. На верхний претендовал Украинский клуб, но в итоге его отдали под общежитие студентов Горной академии, а потом предприятию «Гипронииполиграф». Святые алтари, иконы, старинные надгробия, купол с крестом – все было порушено и осквернено, а часть наиболее ценных предметов раздали музеям. Пристройки и перестройки обезобразили здание, каменные стены треснули от дождя и снега, на кровле начали расти деревца. Собор еще больше пострадал в 1941 году, когда рядом упал сбитый фашистский бомбардировщик и взрывная волна уничтожила верхнюю часть храма. А после войны на монастырской территории построили административное здание для НКВД. Советские путеводители сообщали об «остатках зданий бывшего Богоявленского монастыря». Все его храмы, стены и ворота были снесены советской властью, уцелел лишь Богоявленский собор.

Только в 1980-х годах началась медленная реставрация. Храм был передан Государственному русскому хору им. А.В. Свешникова, и в нем устроили репетиционный и концертный залы.

Верующим храм вернули в 1991 году. Для первых богослужений подготовили придел святителя Алексия – с него началось воссоздание храма, что было воспринято как очень добрый знак. Началось медленное, кропотливое восстановление святыни, причем исправлялось и то, что было повреждено еще при Наполеоне. В верхнем храме восстановили резной, с позолотой, многоярусный иконостас, лепнину, росписи и белоснежные скульптуры петровского времени. Очень необычны царские врата: они сделаны в виде креста. В его центре – канонический образ Благовещения, а на концах креста изображены апостолы-евангелисты. Верхний храм – просторный, светлый, сияющий позолотой – освящен Святейшим Патриархом Алексием II в 1998 году.

Здесь получили вторую жизнь некоторые старинные московские традиции и те, которые как-то были связаны с исторической жизнью обители. В Успенский пост здесь совершаются молебны с пением канона Пресвятой Богородице и с чтением акафиста Успению Пресвятой Богородицы и Ее жития. Такой чин существовал в Успенском соборе Московского Кремля. В дни памяти преподобных Серафима Саровского и Сергия Радонежского совершаются всенощные бдения с акафистом. В праздник трех святителей, согласно традиции Московской духовной академии, совершается пение по напевам Греческой Церкви, а некоторые песнопения поются на греческом языке. В 1998 году при монастыре была открыта Московская регентско-певческая семинария. К возрожденному Богоявленскому собору приписаны две замечательные уцелевшие китайгородские церкви – Николая Чудотворца «Красный звон» и Космы и Дамиана в Старых Панех.

Впереди у Богоявленского собора радостное событие. К 2014 году должны завершиться работы по его реставрации за счет государственного бюджета: будет восстановлена старинная ограда и благоустроена территория, поскольку собор является объектом культурного наследия федерального значения. Ведь он – единственный архитектурный памятник, уцелевший от великого древнего монастыря Москвы.