Системная любовь / Православие.Ru

Следственный изолятор № 1 Петрозаводска – одно из самых старинных зданий города. Ему около 200 лет. Раньше там был храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте», но так как он находился на втором этаже, то при реконструкции здания утратился. Теперь там возведена часовенка, но уже во дворе. СИЗО расположен прямо в центре города, как бы напоминая прохожим о том, что от сумы и тюрьмы не так далеко, даже совсем близко. Многие думают, что СИЗО – это крепость с собаками и злыми охранниками. Но там работают люди, с которыми тоже надо работать, даже на общественных началах. То есть идти туда, куда многих не затащишь за деньги. Мой рассказ о том, как даже там, в этой непростой и трудной системе, реализовывать программы, направленные на улучшения духовных качеств людей.

Начинать работать с уголовно-исполнительной системой (УИС) мне, конечно, было интересно – новые отношения. При этом я все время думал: как сделать так, чтобы эта система меня приняла. Все вокруг говорили, что ничего не выйдет, что все это – моя блажь, что те, кто охраняют зеков, – черствые, любят Дзержинского и не любят открытости. Да, их слова со временем отчасти оказались правдой, но только потому, что мало кто приходит в эту трудную и непростую систему помогать ей и тем, кто находится в ее ведении, – подследственным и осужденным. Чаще всего туда приходят одноразово и только для того, чтобы либо сделать широкий жест, либо сесть на нары.

Первые посещения следственных изоляторов и тюрем стали настоящим испытанием. Приходилось подолгу ждать выписки пропуска, потом – осмотр личных вещей, снимание ремней и обуви, иногда и одежды. Сотрудники учреждения – и сейчас я их понимаю – недоумевали: зачем эти люди идут в следственный изолятор по собственной воле? Следователь – понятно, адвокат – тоже, а что делает «вольник»[1] в их стенах? Возможно, пришел не просто так; возможно, как в кино, принес чего с собой для контингента нехорошего. Проверяли задорно.

Тогда, десять лет назад, система была крайне закрытой и не очень-то желавшей видеть правозащитников в своих стенах, но кому-то надо было начинать. Когда меня утвердили в должности председателя Попечительского совета, мне казалось, что с разбегу мы многое успеем сделать вместе. Но все складывалось не так просто.

Первые походы в конце 1990-х в камеры СИЗО и тюрьмы начались с ознакомления, чем и как живет эта система. Ситуация тогда была крайне непростой: криминал захлестнул страну, камеры были перенаселены, люди спали по очереди. Но меня интересовало не это. Каждый делает свое: осужденные сидят, приходящие к ним стараются помочь им сидеть в более качественных условиях. Меня интересовало то, каким образом даже в этой системе можно изменить отношение людей к людям и как улучшить условия проживания тех, кто там сидит. Бывал я и в женских, и в подростковых камерах, и во «взросляках», то есть где сидели взрослые. Поводы были разные – от праздников до просто осмотра камер, когда подследственные уходили на прогулку. Смотреть на все это было жутко. Но всегда меня волновала одна мысль: как сделать так, чтобы и тут была жизнь? Какие нужны действия и участие, чтобы эффективность была максимальной. Осознавая, что во все колонии не успеть, я выбрал одну экспериментальную площадку – следственный изолятор № 1, где и начал пытаться реализовать некоторые замыслы, при этом не забывая про остальные исправительные учреждения, с которыми тоже велась работа. Но СИЗО № 1 стал первой опытной площадкой – где-то надо отработать «технологию успеха».

За основное направление в работе была принята стратегия системного участия, достижение договоренности о том, что часть работы будет спроецирована на подследственных и персонал, а другая – на изменение материально-технической базы учреждений. Для этого мне был выдан пропуск, и через какое-то время я смог входить в изолятор уже без мук и проблем. Хотя иногда приходилось говорить начальникам системы о том, что тот или иной контролер проявил излишнюю заботу, прогоняя меня через металлоискатель.

Началась систематическая работа: каждую неделю посещал камеры, где сидели подростки и женщины, в праздники посещал и камеры, где сидели взрослые мужики. Уже потом в эту работу включились священники прихода великомученицы Екатерины г. Петрозаводска. Их прихода люди ждали особо. До этого священники приходили крайне редко, лишь несколько раз в год встречаясь с теми, кто желал этого, а системы не было. Теперь же каждый четверг приходит священник, бьет в колокол, который висит на построенной нами часовне, и все знают: можно подумать и о грехах. Совсем недавно начальник этого учреждения сообщил мне, что со времени возведения часовенки во дворе СИЗО значительно снизилось количество преступлений и правонарушений в камерах. Люди становятся другими. А до этого в течение девяти лет пришлось уговаривать одного начальника за другим, убеждая, что часовенка нужна. И только седьмой начальник дал добро. Теперь он не жалеет об этом.

Еще я предложил ему вместо одной камеры устроить учебный класс для подростков. Он долго на меня смотрел, а потом сказал: «А почему бы и нет?» Мы осмотрели все камеры, выбрали одну. Меценаты дали материалы, и уже через полгода класс принял первых учеников. Хотя пришлось «бодаться» и с местной администрацией, потому что она отказывались выделять преподавателей в этот необычный класс; но прокуратора, в которую мы написали, смогла принудить их к этому. Хотя, может быть, они и сами «созрели» до этого. Теперь подростки выходят из СИЗО и с «корочками» о получении среднего образования. Класс оборудовали компьютерами, видеотехникой; для многих эти простые вещи оказались в диковинку.

Затем мы смогли наладить и регулярные встречи сотрудников учреждений со священниками, что, как мне видится, крайне для них необходимо, потому что «эффект выгорания» для них очень актуален. Люди собирались в «красной комнате» и общались с настоятелем храма великомученицы Екатерины протоиереем Андреем Верещагиным. Нам удалось поощрить людей за хороший труд не только грамотами от нашего совета или именными ручками, но и наградить медалями, которые мы заказали, в день празднования очередной годовщины УИС. Потому что понимали: труд этих людей тоже надо ценить и замечать. Было приятно видеть, как люди подмигивали после получения наград, которые они заслужили. Когда людей замечают, они становятся лучше – этот постулат из какого-то советского фильма верен.

Не забывали мы и о ремонте камер, установке там телевизоров и радиоприемников, кое-где, где это было разрешено, ставили душевые кабины. Оборудовали прогулочные дворики спортинвентарем, помогли заменить внешний забор учреждения. Устраивали соревнования в камерах для подростков, среди сотрудников и т.д. А на Новый год в каждую камеру передавали еловые ветки, в Пасху – куличи и раскрашенные яйца, в Рождество – вместе со священниками поздравляли всех, кто был в стенах СИЗО, с этим православным праздником, в весенние праздники и сотрудницы, и подследственные женщины получали тюльпаны и открытки. Люди улыбались и плакали, потому что они – люди: мамы и папы. А однажды мы даже помогли построить целое караульное помещение: средств в бюджете на такую работу нет, и людям приходилось отдыхать фактически на улице. Много чего еще можно написать о том, что сообща делалось и делается для тех, кто оступился в этой жизни, и тех, кто этих оступившихся охраняет. Но главное вот что: придя даже в такую непростую систему, можно многое сделать, изменить. Потому что созидать ради людей и полезно, и спасительно – им же самим для себя. Единственное, что мне пока так и не удалось, это сделать так, чтобы осужденные примирились со своим грехом, осознали его, написали письма потерпевшим, признали, что несут наказание и приносят покаяние государству и обществу, – времени не хватило, да и осужденные пока к этому не готовы. Потому что и нашу помощь они воспринимают как «грев». А пора бы уже осознать. Возможно, кто-то, кто придет завтра, сможет это реализовать – начало положено.

[1] В статье использованы некоторые жаргонные слова: взросляк – «камера для взрослых»; вольник – «человек, живущий на свободе»; грев – «помощь с воли».