Подлинная правда

Василий Ирзабеков. Фото А. Виноградовой

…Ну, что тебя ж
Всё тянет танцевать?
Мне не понять,
Мне не понять,
Тебя мне не понять!
Когда в тебя
Вселился этот бес?..

И всё под «забойную» мелодию с весёленьким таким припевом. А между тем автор стихов, возможно, сам того не подозревая (скорее всего), прав: если человека и впрямь всё время «тянет танцевать», то здесь наверняка не обошлось без лукавого. Но как всё это весело, как бездумно, как жизнерадостно звучит!

Точно также, в который раз – как в первый – услышал слова одной из популярных песен

Б. Окуджавы: «…но кларнетист красив, как чёрт!» А ведь кто-то неискушённый, но влюблённый в творчество этого талантливого человека (а таковых немало), искренне доверяющий ему, и впрямь поверит, что нечистый (тот, кто на самом деле страшен и источает жуткое зловоние) красив. Позже узнал, что первоначально у Булата Шалвовича было: «косит, как чёрт», но он почему-то изменил текст. Как говорится, ради красного словца… Что же до распеваемой, и уже не первый год, на каждом углу песни из популярного мюзикла (новая отечественная забава), где звучит: «Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой…», то это, как говорится, без комментариев.

Немногим лучше другой песенный «хит», который на протяжении многих лет распевают на всех радиоволнах, а ещё в многочисленных музыкальных телепередачах. Захотелось узнать: а что, собственно, означает слово, простите, «стерва»? Потому как именно оно то и дело звучало в припеве, а именно: «Все мы, бабы, стервы…» Дальше, правда, тоже ничего хорошего, но всё же – что же это такое, что им являются все бабы? Полез, как водится, в словарь В.И. Даля. И тут… а впрочем, предоставим слово корифею нашего языка: «СТЕРВА ж. и стерво ср. труп околевшего животного, скота; падаль, мертвечина, дохлятина, упадь, дохлая, палая скотина. Ныне корова, завтра стерва. Стервяной, ко стерву относящ. Стервятина, падалина, мертвечина, мясо палого животного. Стервятник или стервяник, медведь самой крупной породы, охотнее прочих питающийся падалью; различают: овсяника, муравейника и стервятника, но учёные утверждают, что они разнятся только летами. | Пск. бранное также стервень, стервюжник, бешеный сорванец, неистовый буян. Стервятничье логово. | Стервятник, большой чёрный орёл, могильник, следящий стаями за гуртами и войсками. Стервоядные животные. Стервенеть, стервениться, стать, приходить в остервененье, в бешенство, неистовство, ярость, зверство; начать остервеняться».

А стоит ли, собственно, удивляться всему этому, когда не одно поколение выросло в стране, где один из любимых фильмов детей и юношества, бывший для них предметом для подражания, назывался – только представьте! – «Красные дьяволята». Господи, помилуй!

Давайте же ещё раз остановимся на этой воистину лукавой, большевистской традиции использовать в своём лексиконе, а, по сути, эксплуатировать в своих идеологических целях слова и понятия, традиционно любимые русскими людьми, близкие и дорогие русскому сердцу: красно солнышко, красна девица, красный угол…

Как часто, желая обозначить высокую степень правды, мы привычно говорим о ней, что она подлинная. А ведь слово это ведёт своё, скажем прямо, весьма невысокое происхождение от печально известного некогда «линя», особо злого кнута, применяемого при пытках. Как и понятие некоей истинности, привычно называемой нами словом «подноготная», оказывается всё из того же мрачного репертуара палача и изувера, о чём вы, надеюсь, догадались. Вот именно – сведения, добытые путём вбивания колюще-режущих предметов под ногти. Бр-р-р!

Поразительно, но мы совершенно спокойно произносим фразы типа «избили друг друга» или же «оскорбили друг друга». Но если вдуматься: друг избил друга! Друг оскорбил (нанёс скорбь) друга! Напрочь позабыв при этом древнюю истину, что гласит: «Рана, нанесённая оружием, порой заживает, словом же – никогда».

А между тем друг (самый близкий) и другой (чужой) – слова однокорневые! Непонятное, а потому не объяснимое здравым смыслом и формальной логикой оказывается совершенно правильным с евангельской точки зрения: мы все другие, потому как разные, и все други, ибо мы – дети Адама и Евы, сотворённых Отцом Небесным. Так что, согласитесь, друг не может избить и оскорбить друга по определению. В противном случае один из них, а то и оба сразу же перестают быть друзьями. И тогда всё по-иному: просто один может поколошматить или обозвать другого. Но никак не друг друга!

Я – многогрешный человек, но не могу, просто не в силах слышать, когда человеку, обратившемуся с какой-либо просьбой, швыряют (да-да, именно швыряют) в лицо холодно-презрительное: «Это твои проблемы!» Причём нередко нуждающимся в милости нашей оказывается вовсе не посторонний человек (что также не может служить оправданием), а сосед, сослуживец, родственник, просто знакомый. Да не говорили так в нашей стране никогда, не относились подобным образом к чужой беде, просьбе, мольбе о помощи. Это не по-русски, а значит, и не по-человечески! Постылые слова эти, ведущие к погибели, попросту очередная постылая калька с чудовищного заокеанского: «It is your problem», что тихой сапой вошла в нашу жизнь и нагло втёрлась в нормальные людские отношения за последние два с небольшим десятилетия наряду со многими понятиями и нравами, чуждыми русскому духу, противными христианской вере. Интересно, были бы возможны все наши многочисленные славные победы в далёком (и не очень) прошлом, если б люди русские исповедали эту циничную формулу?! Апостол же взывает к нам с совершенно иным, только вслушаемся в это спасительное для всех нас: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал., 6:2). Да-да, тот самый величайший закон, равного которому никогда не было на земле до пришествия Спасителя и согласно которому: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин., 15:13). А ведь это – только вслушаемся! – вовсе не одолжить денег или в чём-то уступить, подсобить, но даже эта мелочь приводит нас подчас (признаемся честно!) в нешуточное смятение. Какая же воистину Небесная награда ожидает того, кто сумеет, найдёт в себе силы исполнить эту Божественную заповедь. И именно об этом слова Господа Нашего: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин., 15:14).

А есть ещё надменное: «Я никому ничего не должен!», которое – увы – слышится всё чаще и чаще. Это как же получается – неужто никому? Вспомним одну из самых любимых книг детства о Робинзоне Крузо: несчастный человек, в одночасье оказавшийся на необитаемом острове, строит себе жилище, разводит огонь, охотится из лука, шьёт одежду, мастерит зонтик и даже выращивает пшеницу. Один! Но один ли? Разве ж не стоит за плечами неудачливого мореплавателя многовековой опыт всего человечества?! Мудрая книга, глубокая, совсем неслучайно автор её, талантливейший писатель Даниель Дефо, явился ещё и создателем Службы внешней разведки Великобритании.

НАЧАЛЬНИКИ И НЕГОДЯИ

«Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак»… Когда появилась эта, признаемся, не лучшая из русских поговорок? Кто обиженный, униженный, недовольный, затаившийся в оскорблённости своей придумал её в недобрый час? А в том, что она имеет конкретное авторство, у автора сомнений нет. Так называемые народные песни, сказки, пословицы и поговорки носят такое название лишь потому, что средой их бытования является прежде всего народная речь. Но это никак не обозначение авторства, как пытались порой уверить нас ещё несколько десятилетий назад. Автор всегда один: и у притчи, и у песни, и у анекдота, которым поначалу в России называли просто занятные истории. И если плод его творчества удачен, он принимается народом и потихоньку шлифуется, превращаясь из алмаза в бриллиант, передаваясь из уст в уста. Но изначально необходим тот самый алмаз! Что, опять же, под силу талантливым, одарённым людям. И именно поэтому Сергей Есенин любил говаривать о том, что, если бы он не был грамотен, стихи его наверняка стали бы считать народными.

Так вот привычное слово «начальник», как оказалось, значило поначалу вовсе не то, что теперь. И было оно наполнено высоким смыслом. Вспомним, начальником был прежде тот, кто шёл впереди войска, когда оно вступало в битву, принимая на себя самые сокрушительные удары противника. И никогда не тот, кто, привычно прячась за спинами своих подчинённых, списывает на них все неудачи общего дела. Не забывая при случае отметить собственные «выдающиеся достоинства». Для автора этих строк удивительными русскими начальниками на все времена были и остаются прежде святые благоверные князья Александр Невский и Димитрий Донской. Вспомним, князь Димитрий, герой великой Куликовской битвы, находился в авангарде своего войска и получил множество тяжёлых ранений. А потому и, по прошествии восьми с небольшим лет, отошёл к Богу, будучи ещё молодым человеком, по причине всё тех же тяжёлых ран, полученных им в кровавой сече при Непрядве. Подлинные русские начальники, которых мы называем военачальниками, – это Александр Васильевич Суворов, Михаил Илларионович Кутузов, адмиралы Павел Нахимов и Фёдор Ушаков, прославленный ныне Церковью, Барклай-де-Толли и князь Багратион и многие, многие другие, известные нам по истории или неизвестные (что случается чаще), но хорошо известные Господу. А ещё при упоминании слова «начальник» всё чаще вспоминается этот эпизод Святого Евангелия, помните: «Когда же вошёл Иисус в Капернаум, к Нему подошёл сотник и просил Его: Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает» (Мф., 8:5–6). Как много проблем, порой тяжёлых и, казалось бы, неразрешимых, у каждого из нас. Наверняка были они и у этого римского воинского начальника. Но он предпочёл отчего-то попросить не за себя, а за слугу своего, человека, подчинённого ему. Наверняка потому, что был настоящим начальником. Автор этих строк глубоко чтит одного русского начальника служившего некогда генерал-губернатором Москвы, – великого князя Сергея Александровича, много сделавшего за свою небольшую жизнь для нашей столицы и так безвременно погибшего от бомбы, брошенной в него террористом Каляевым, настолько мощной, что сердце его было найдено на кровле одного из близлежащих домов. Приснопоминаемого благороднейшего супруга великой княгини, пришедшей в тюремную камеру к убийце мужа и простившей (!) его, прославленной ныне русской святой, преподобномученицы Елисаветы, заживо погребённой большевиками в шахте под Алапаевском. Слышите, генерал-губернатор, градоначальник, а не мэр!

А теперь заново прочтите поговорку, с которой мы начали этот разговор. Противно, не правда ли?

Да и само слово «правитель» – как разительно отличается оно коренным своим смыслом от всевозможных лидеров, генеральных секретарей, президентов и премьер-министров. Только вслушаемся, правитель – это ведь тот, кто призван вести вверенный ему Богом народ по правому, сиречь спасительному пути, дабы восстал он, когда прейдут времена и наступят сроки, справа – одесную Престола Божия. А потому и в акафисте преподобному Сергию, игумену Радонежскому, поём: «Радуйся, добрый стада своего иночествующих наставниче и правителю» (Икос 9). И как же печально сознавать, что в каждом новом руководителе бесконечно терпеливый народ наш всё чает узреть истинного правителя, тогда как унылой вереницей всё тянутся и тянутся суть одни кривители.

А им бы заглянуть – хотя б разок – в канон Ангелу-хранителю и замереть, прочитав молитвенное обращение к нему: «руководителю мой».

А ещё – в свете сказанного – автор этих строк горячо советовал бы людям, несущим службу в милиции, всерьёз задуматься над словом «правопорядок». Не раз приходилось слышать, как именуют их в Церкви, а именно – воинами правопорядка.

Негодяями же и негодниками на Руси испокон называли тех, кто в силу каких-то причин не годился для самого почётного для мужчины занятия – службы в армии . Почему? Возможно, и потому, что изоляция в юные годы от здорового мужского коллектива способствовала развитию в этих молодых людях черт, не годных для мужчины вообще. Да и ныне, когда попадаются на глаза стены вагонов метро и автобусные остановки, пестрящие объявлениями типа: «Поможем откосить от армии», из уст невольно срывается: «Ну и негодяи!»

«А В ЭТОМ ОГНЕ…»

Сегодня, когда лучшая, неравнодушная (или на церковном языке не теплохладная) часть российского общества стремится к обретению своих подлинных духовных и исторических корней, нередко возникает желание – возможно, оправданное – пересмотреть некие штампы, доставшиеся нам от недавнего ещё прошлого. Как-то довелось услышать в проповеди одного известного священника слова о том, что Вечный огонь на Могиле Неизвестного Солдата, других наших героев есть языческий символ, с которым надлежит покончить в самом близком будущем. И что единственно правильной формой памяти о павших на Руси всегда были поклонные кресты. Так кто ж спорит?! И в самом деле, когда едешь по России, нельзя не заметить, что крестов этих становится всё больше и больше, и это не может не радовать сердце. Только вот подумалось: а что если эти категоричные слова услышит кто-нибудь из ветеранов Великой Отечественной? Для них, которых осталось ныне так мало, что сердце сжимается в каждый очередной День Победы, и о милосердном отношении к которым все мы так часто любим рассуждать, для них эти слова – милосердны? Никогда не поверю, что когда подходят они к Вечному огню в Александровском саду или на Мамаевом кургане, чтобы помянуть своих однополчан, друзей, юность свою давнюю вспомнить, то сознательно отдают дань какому-то языческому божку. Господи, помилуй.

Если б всё было так просто. Просто же в России не бывает никогда. Вечный огонь воспет в десятках стихов и поэм, запечатлён в документальном и художественном кино. А ещё в памяти миллионов людей, в том числе и моего поколения. Не знаю как вы, мои дорогие читатели, но у меня всякий раз, когда оказываюсь перед Вечным огнём какого-нибудь русского (и нерусского) города, в памяти неизменно всплывают ставшие классическими в самом высоком смысле этого слова строки Владимира Семёновича Высоцкого. Помните?

«…А в этом огне
Виден вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск
И горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата»

С этим-то как прикажете быть? Может, наконец-то научимся – всем миром – жалеть, а по-русски это часто значит любить, тех, кто так в этом нуждается и кого с каждым годом становится всё меньше и меньше, и не будем надмеваться пред этими дорогими стариками и старушками своей воцерковленностью? Постараемся не походить на того сына, что, как в известной поговорке, «ради красного словца не пожалеет и отца»?

УРНА ИЛИ ДОМОВИНА?

Коль скоро речь зашла о физической смерти, не могу не упомнить в этой связи и о том, как правильно, как ёмко называлось раньше на Руси то, что ныне называется гробом и в названии чего слышится нам прежде сама форма (горб). А ведь это – «домовина», только вслушайтесь, ничего пугающего нет в этом слове, а только ещё одно напоминание русскому человеку о том, что блуждание его в бренном мире есть состояние временное и – рано или поздно – телу его надлежит возлечь в истинном доме. И как непохожа основательная «домовина» на «урну с прахом», ведь сосуд в парке для пачек от сигарет и обёрток от мороженого, любого мелкого мусора тоже называется урной. Дело в том, что слово «урна» в ином, более высоком звучании попало в наш язык в период увлечения классицизмом и означало дословно «прах». Вспомним слова Ленского из «Евгения Онегина» о деве, что придёт «…пролить слезу над ранней урной». Конечно, всё это понятно. И всё же, всё же…

Чуть ранее мы попытались понять подлинный смысл слов «стыд», «мразь», «смерть» – этих непременных признаков тёмной стороны потустороннего бытия. А вот автора этих строк давно интересовало происхождение и смысл ещё одного слова, светлого и радостного.

И слово это – «воскресение». Ни разу, ни в одной аудитории не услышал сколько-нибудь внятного ответа. Правда, приходилось порой слышать в ответ, что воскресенье (неужели не понимаете?!) – это выходной день. Вот так.

А ведь слово это, согласитесь, из разряда ключевых, поскольку речь идёт о нашем с вами спасении. Подсказка была неожиданной и радостной. В «Слове о полку Игореве» читаем: «Игореве храброго полку не кресити». Чтобы понять смысл этой фразы, нужно раскрыть том Далева словаря и прочесть о том, что «кресать» означало некогда «высекать огонь». А потому и слово «!воскресение», которым в языке нашем названо само чудо Воскресения Христа Спасителя из мёртвых, есть некий таинственный божественный огонь, тепло и свет вопреки адским холоду и мраку. И опять, уже в который раз, это не только красивый поэтический образ, но и констатация непреложной истины, потрясающего научного факта! Вспомним, одно из чудес православной веры, Туринская плащаница, которую именуют ещё и Пятым Евангелием, Евангелием Страстей Господних, свидетельствует – по бесстрастному мнению учёных, обследовавших её, – о необычайной силы и мощности вспышке, каком-то неимоверном выбросе таинственной энергии, в результате чего Тело, обёрнутое в неё, покинуло погребальные пелены самым непостижимым образом, не нарушая их, запечатлев напоследок на поверхности ткани в фотографическом негативе изображение Самого Господа.

Завершая эту небольшую главку, хотел бы свидетельствовать, что мягкий отсвет Царствия Небесного способен озарить даже привычные сотки съёмной подмосковной дачи. Произошло же это маленькое чудо позапрошлым летом, и, как это нередко случается, благодаря одному-единственному русскому слову. Наша хозяйка, слегка иронично наблюдая возню горожан с посадкой саженцев, вдруг назвала эту крошечную лужайку, что перед домиком, как бы вы думали? Ни за что не догадаетесь! Нет, не газоном, не клумбой, не палисадником и не цветником. Ну что, сдаётесь? А теперь замрите: «Палестинкой»!

ПО СЛЕДАМ НАСЛЕДСТВА

Отрадно, что после выхода первой книги приходит немало писем от благодарных читателей, которые признаются, что она пробудила в них ревность о родной речи, вследствие чего они стали по-иному слышать и воспринимать многие привычные доселе слова. В своё время получил подобное письмо, доставившее мне несказанную радость, от талантливого режиссёра телеканала «Союз» О.В. Баталовой.

В нём Ольга Валентиновна пишет: «Если Вы подробно и именно с духовной позиции ещё не рассматривали слово «наследник», то рада и за Вас, и за Ваших читателей и слушателей – какие перспективы у подобного «экскурса»! Итак, я столкнулась с «наследством», когда умер свёкор и оставил нашу любимую маму-свекровь без квартиры. Именно так он распорядился своим имуществом, завещав его отчего-то одному из внуков, но не тяжелобольной немощной жене. Болезненность и несправедливость такой последней воли была очевидна, но мой батюшка сказал: «Не вздумайте что-то менять! Не надо спорить и искать человеческой справедливости. Согласитесь с тем, что за этим обстоятельством стоит благая для вас Воля Божия. Получать наследство – это очень ответственно!»

И в самом деле, если задуматься, это не только физически присваивать себе чужое, но и духовно ступать в следы того человека, от которого ты получил наследство. Иногда у такого обладателя чужих благ жизнь становится тяжелее, а не легче, ибо духовное бремя почившего его материальными дарами облегчить нельзя. И тащит порой «наследник» новые скорби, не понимая и лишь недоумевая по поводу их происхождения, а значит, не зная – как их выравнивать и выправлять. Как и всегда в русском языке – всё очень ёмко и двухпланово…»

«И НЕ БУДЬ НЕВЕРУЮЩИМ…»

Духовная глухота наша возникла не сегодня и не вчера. Признаемся, разве не приходилось всем нам и слышать, и говорить о ком-то, что имярек, дескать, знает себе цену; характерно, что при этом высказывается множество различных оттенков, самый извинительный из которых, пожалуй, ирония. И уж совсем не до иронии и не до смеха, если таковым манером этот самый некто заявляет о себе сам. Ведь, если вдуматься, речь идёт о человеке, пусть и смертном, но наделённом бессмертной, а значит, и бесценной душой. Какой может быть цена у тучного пшеничного колоса, у благоухающего, радующего глаз цветка, у золотой пчелы, пьющей из него живительный нектар? Если очень постараться, то иногда можно вывести стоимость отдельных вещей, произведённых человеком (этим даже занимается специальная наука), но никогда – цену! А тут – человек!

С какой пронзительностью повествует об этом Святое Евангелие: «Тогда сбылось реченное чрез пророка Иеремию, который говорит: «и взяли тридцать сребренников, цену Оценённого, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь» (Мф. 27: 9–10).

Получается, что пресловутая самоуверенность вовсе не так безобидна, как это может показаться на первый взгляд. Весьма интересное мнение по этому поводу встретилось автору у Г.К. Честертона в его «Ортодоксии»: «Однажды я гулял с преуспевающим издателем, и он произнёс фразу, которую я часто слышал и раньше, – это, можно сказать, девиз современности. Я слышал её слишком часто – и вдруг увидел, что в ней нет смысла. Издатель сказал о ком-то: «Этот человек далеко пойдёт, он верит в себя… Я спросил: «Знаете, где надо искать людей, больше всего верящих в себя? Могу вам сказать. Я знаю людей, которые верят в себя сильнее, чем Наполеон или Цезарь. Люди, действительно верящие в себя, сидят в сумасшедшем доме». Если вы обратитесь к своему деловому опыту, а не к уродливой индивидуалистической философии, вы поймёте, что вера в себя – обычный признак несостоятельности. Актёры, не умеющие играть, верят в себя; и банкроты. Было бы куда вернее сказать, что человек непременно провалится, если он верит в себя. Самоуверенность не просто грех, это слабость. Безусловная вера в себя – чувство истерическое и суеверное».

К слову о вере. Как часто слышим мы в чей-то адрес, что он, дескать, неверный муж, а кто-то выбрал в этой жизни неверный путь. Если же вслушаться, то неверный муж – это прежде неверующий человек, живущий не по-христиански. Потому как если бы жил по-христиански, то хранил бы верность супруге своей, памятуя о том, что измена ей, прелюбодеяние, есть смертный грех. Верный же своей второй половине есть супруг благоверный. А вот избравший неверный путь есть также уклонившийся от спасительного пути, иначе – грешник. Таким образом, быть верным значит быть верующим во Христа! Неслучайно в тексте Евангелия слова неверный и развращённый в речи Спасителя не просто соседствуют, но и звучат как суть синонимы: «О, род неверный и развращённый! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» (Мф., 17:17). Маленьких измен как таковых не бывает. И об этом убедительно свидетельствует Евангелие устами опять же Самого Христа: «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк., 16: 10). Неудивительно поэтому, что некогда в языке нашем оба эти понятия обозначались одним словом.

В Евангелии от Иоанна повествуется о том, как апостол Фома отнёсся с недоверием к рассказам своих товарищей о том, что к ним приходил Воскресший Христос. И тогда Господь явился им вторично, «когда двери были заперты, стал посреди их и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в рёбра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин., 20: 26–27). К слову, всегда болезненно отношусь к утвердившейся, увы, в обиходе традиции прибавлять к имени этого святого апостола обидную – если не оскорбительную – характеристику «неверующий». Главное, что это позволяем себе мы, унылые и грешные, забывая о том, что этот ученик Христа окончил свою жизнь мученически: его, живого, подняли на пять копий язычники в Индии, куда он дошёл с благовестием. Это он-то неверующий?! И кто тогда мы?

Мне же хотелось сказать сейчас всё же о другом: читая это место в Евангелии, всякий раз содрогаюсь от мысли о том, что он всё-таки вложил перста в рёбра, в рану (!) своего Учителя. Какое несвоевременное послушание, Ему ведь больно!