Письмо профессора философского факультета Санкт-Петербургского Государственного Университета С. Л. Фирсова священнику Русской Православной Церкви Заграницей

Профессор Санкт-Петербургского Государственного Университета С.Л. Фирсов

Недавно получил Ваше письмо и спешу ответить на него. Вопрос, вновь поднятый Вами, – о том, возможно ли (и если возможно, то на каких основаниях) осуществить объединение Церкви, действительно, непрост. Однако, я полагаю, что сложность эта заключается не в том, в чем видите ее Вы, – не в позиции священноначалия Московской Патриархии, отказывающейся принести покаяние «за многолетнюю ложь и поддержку богоборцев» и за «апологетику безбожной Советской власти». По существу, прозвучавшее обвинение – обвинение не только «советских» иерархов, но и простого верующего народа, считавшего (и считающего ныне) этих иерархов своими пастырями. Не забудем: верующие принимали «сергианских» епископов, ходили в «сергианские» храмы, причащались и исповедовались у «сергианских» священников. Им, этим верующим, (равно как и потомкам их) тоже следует покаяться в церковной своей «близорукости» или все-таки, в целях икономии, они достойны прощения? Вопрос разумеется, риторический, но, несомненно, принципиальный: ведь Церковь – это не только иерархия. Конечно, обвинять кормчих за то, что корабль сбился с правильного курса и плывет «не так» и «не туда» возможно, но ошибкою будет воспринимать команду лишь как собрание «молчаливых исполнителей», безгласных и слепых. Или следовать логике старообрядцев, некогда говоривших, что «по нужде и облегчение бывает»? Нет, если уж говорить о вине, то – всех. Место икономиии должна заместить акривия. Что из этого следует – Вы, убежден, прекрасно понимаете. Но это – к слову. Не менее важно найти ответ на иное вопрошание: а судьи кто? Кто им дал право оценивать правильность поведения живших в Вавилонском плену советской богоборческой системы?

Впрочем, не стоит спешить с упреками. Необходимо спокойно и, по возможности, здраво разобраться с основным: что нам мешает объединиться? На мой взгляд, основная проблема заключается в социально-психологических стереотипах, в том, что мы продолжаем мыслить схемами прошлого, выдавая за принципиальность собственную косность и желание казаться принципиальными. Часто мы не хотим понять, что жить только ностальгией по разбившейся в 1917 г. великой Империи и чаять ее восстановления – хотя и красиво, но, увы, наивно; что былое требует дум, наконец, что необходимо осознание своей личной ответственности за настоящее. Именно эта ответственность и должна заставлять нас, преодолевая всевозможные препятствия, стремиться к излечению старых болезней непонимания и отчуждения друг от друга и к преодолению разобщения, ставшего одним из трагических итогов Русской Смуты XX столетия.

Вернемся теперь к нашим разногласиям.

Я вынужден вновь вспомнить о «сергианстве», ибо Вы, отче, подчеркнули, что оно не преодолено в Московской Патриархии до сих пор. В свое время я писал на эту тему, выпустив книгу «Время в судьбе» («о генезисе “сергианства” в русской церковной традиции XX века»). Вы знаете, что, увидевшая свет в русском церковном издательстве, она была с интересом принята и Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви – Владыкой Лавром. В этой книге, объясняя, что вкладывается в понятие «сергианства», я отметил: это «своего рода извращенный атеизмом “византийский грех”, стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства оказывать влияние на ход внутрицерковных дел». Не вдаваясь в объяснение приведенного определения (тому посвящена книга) и вовсе не считая его единственно правильным и все объясняющим, я хотел бы задаться и другим вопросом: чем (и когда) вызывалось подобное стремление, как в Церкви, так и в государстве?  На вторую часть вопроса ответ найти не сложно: Советское государство желало оказывать влияние на ход внутрицерковных дел, исходя прежде всего из главной своей цели: полного уничтожения религии и Церкви в стране. Проще говоря, – разделяя, властвовать. Пример «обновленчества» тому яркое доказательство. Контроль не предполагал прекращения репрессий против православных – и епископов, и священников, и мирян. 

Теперь о Церкви. Эта часть вопроса –  гораздо сложнее. Митрополит Сергий (Страгородский), как я теперь думаю, опасался превращения Церкви в сугубо подпольную структуру, в которой оппозиционность безбожной власти могла бы со временем стать для антибольшевистски настроенных верующих главной жизненной установкой. Вообще, уход в подполье исключительно опасен для духовного здоровья, ибо, чем дальше, тем больше  способствует потере духовной трезвости. Поколениями жить в подполье нельзя. Впрочем, сильные духом люди и из таких испытаний могут выйдут достойно. Но что будет с большинством? Этот вопрос нельзя считать праздным.

…Еще в начале XX столетия, в разгар Первой русской революции генерал А. А. Киреев, человек, близкий к Царской Фамилии, пересказал в дневнике свою беседу с Ф. Самариным (которого Государь одно время хотел видеть на посту обер-прокурора Св. Синода.). «Самарин говорит, – писал Киреев летом 1906 г., – пусть начнется эра гонений на Церковь, она очистится. Да, верно! – продолжал далее генерал. –  Но остаток будет небольшой, но людей закаленных, идущих на мученичество. Но можно ли не заботиться о тех средних людях, ни “холодных, ни жарких”, которые всегда составляют большинство в каждом обществе; они совсем будут затерты, а стало быть и их дети и внуки…». Не нужно обладать глубокими познаниями в истории Русской Церкви XX столетия, чтобы понять всю истинность этих горьких слов. Не будем забывать: в годину революции народ оказался расколот, а победа в гражданской войне («историческое чудо», по словам Ленина) привела к власти «всерьез и надолго» идейных богоборцев. Налаживать церковную жизнь в разрушенной  (прежде всего духовно) стране предстояло пастырям, выросшим и сформировавшимся в принципиально других условиях, в другой стране, где Православная Церковь была первенствующей и господствующей. В новых условиях вряд ли кто-либо мог сказать: только я знаю как и что надлежит делать. Но искать возможный компромисс было необходимо. Его искал и Св. Патриарх Тихон, и его ближайшие соратники. Искал его и митрополит Сергий. Все это хорошо известно, как известно и то, что за легализацию Церкви митрополит Сергий заплатил слишком жестокую, даже непомерную плату: согласился на издание пресловутой «Декларации» 1927 г. О «Декларации» столько написано и сказано, что не хочется снова затевать об этом разговор. Отмечу лишь одно: то была петля на шее Церкви, и как только Советская власть «канула в лету», от «Декларации» отказались. Однако не будем забывать и другое обстоятельство: митрополит Сергий стремился восстановить нормальную церковную жизнь (если это прилагательное вообще возможно использовать применительно к тому времени), т. е. жизнь канонически правильную. Да, история показала, что договариваться с большевиками – бессмысленно (к концу 1930-х гг. на свободе осталось всего 4 архиерея), да, никакой «правильной» жизни не получилось и не могло в 1930-е гг. получиться. И все-таки. Смешно обвинять митрополита Сергия в этом неуспехе,  и его жизнь в 1930-е гг. висела, что называется, «на волоске».

Но не об этом я хотел бы сейчас сказать. Вы, конечно, помните, историю с изданием книги «Правда о религии в России», увидевшей свет с разрешения Сталина (выпустили 50-т тысяч экземпляров) в 1942 г. Часть экземпляров отпечатали в типографии бывшего (на тот момент) издательства «Безбожник». Книга явно тенденциозная и лживая, правильнее ее было бы назвать: «Неправда о религии в России». И все-таки в ней есть несомненная правда – это фотографии молящихся. Их, этих фотографий, немного. Но они – доказательство той непреложной истины, что «сергианская» Церковь была нужна людям. Они, очевидно, в большинстве своем не слишком разбирались в вопросах церковной политики «блаженнейшего митрополита», но они заполнили те храмы, в которых служили «его» (т. е., выражаясь Вашим языком, «проверенные властью») клирики. Конечно, храмы открывались (в гораздо больших масштабах и по почину – в большинстве случаев – не немцев, а верующего народа) и на оккупированной территории. Но, убежден, дело не только и, вероятно, не столько в том, где они открывались, а в том, кто в них молился. В них молились те же православные люди, что были изображены на фотографиях в книге «Правда о религии в России». Неужели кто-либо сможет обвинить всех этих людей в том, что они ранее не противились богоборческой политике большевиков, были пассивны? Они не могли быть мучениками, но они не хотели оставаться вне Церкви. Я не знаю, можно ли этим оправдывать митрополита Сергия (да и нуждается ли он в этом вообще?), но указать на данное обстоятельство посчитал необходимым.

И еще один момент, который я считаю важным. Необходимо учитывать, в каких условиях приходилось жить  в Советском Союзе – после Второй мировой войны – и верующим мирянам, и клирикам, и епископам. Они находились в странной, двусмысленной ситуации париев советского общества. Однако, убежден, – ни один здравый человек не будет считать, что все они «испорчены» жизнью в СССР как неким «первородным грехом», в котором необходимо покаяться. Объяснить при желании можно все, в том числе и необходимость покаяния всем людям старшего возраста, жившим в «государстве победившего социализма». Но нельзя не задуматься и над тем, что требование покаяния может исходить от людей, переживших аналогичные испытания и не сломавшихся. Нельзя обвинять Русскую Церковь в грехе «государепоклонства» тем, кто не жил в этом государстве, кто не чувствовал на себе все «прелести» (во всех смыслах этого слова) советской жизни. «Сергианство», безусловно, болезнь, хотя и не сводимая сугубо к личности Патриарха Сергия, но болезнь преодолимая. Участвуйте вместе с нами в лечении! Не будьте лицемерами! Ведь еще в 1991 г. в брошюре «Русская Зарубежная Церковь», собранной архиепископом Иоанном (Максимовичем) и дополненной Владимиром Русаком (Jordanville, NY, 1991) заявлялось: «С Московской Патриархией, несмотря на то, что она мыслит себя частью Русской Православной Церкви, Зарубежная Церковь не может иметь здоровых и церковно-полнокровных отношений до тех пор, пока она, Патриархия, не освободится от нескольких тяжелейших пороков, тяготеющих над ней с 1927 года. Это:

1. Декларация митрополита Сергия о духовной солидарности Церкви с безбожной советской властью.
2. Непризнание Новомученников Российских.
3. Активное участие в экуменическом движении.
4. Отступление от норм церковной жизни, выработанных на Всероссийском Поместном Соборе 1917 – 1918 годов.
5. Подчинение во всех церковных вопросах антихристианской советской власти» (С. 39).

Итак, мы видим сегодня, что даже с формальной точки зрения возможность полнокровных церковных отношений существует. Декларация давно осуждена, новомученики в 2000 г. – прославлены (в лике святых страстотерпцев прославлена и Царская Семья), активного участия в экуменическом движении (в духе 1970-х гг.) Русская Церковь ныне не принимает. Нормы церковной жизни, выработанные Поместным Собором в годы революции, правда, сегодня полностью не восстановлены. Но восстановить их во всем объеме столь быстро, полагаю, и невозможно. Для этого необходимо воссоздать не только утраченные «формы» (на что очень часто в наше время обращается внимание). Необходимо воспитать то, что условно можно назвать «церковным сознанием». Сейчас выражение «православная общественность» (которая, собственно, и должна быть носителем этого сознания), увы, часто звучит либо уничижительно, либо комично. Даже клейма «левый» и «правый» не помогают разобраться в вопросе. А без «церковной общественности», воссоздать которую мы должны сообща и вместе – ничего не выйдет. Не отказывайтесь от решения этой задачи!

Секулярность стала нормой современного западного  общества. Россия также является по сути секулярной страной. Русская Церковь, самая большая и влиятельная религиозная конфессия России в подобных условиях должна быть не только носителем традиционных ценностных установок, но и умелым полемистом, грамотно отстаивающим свою позицию. Зарубежная Церковь в этих условиях может оказать неоценимую помощь православным христианам России. Нельзя замыкаться в прошлом, воспринимая настоящее только через его призму. В конце концов, добро не рождается от зла – оно от добра рождается. Не доверяя Русской Православной Церкви, подозревая ее иерархию – в неискренности и корысти, постоянно подчеркивая прошлую зависимость Церкви от «компетентных органов», тем самым Вы не доверяете и миллионам православных, считающих Московскую Патриархию – своей и истинной Церковью. При этом разговоры об «альтернативном православии» в России (в журналистской среде не столь давно вошел в обиход и такой странный термин), по меньшей мере, наивны. Где они, эти «альтернативщики», откуда вышли и имеют ли право говорить о себе как о представителях «истинного» православия? Слухи об их многочисленной пастве сильно преувеличены, как во второй половине XIX столетия были преувеличены слухи о численности русских старообрядцев. Разумеется, дело не в числе. Но и речь сейчас идет о другом. «Альтернативное православие» – вовсе не доказательство того, что Русская Церковь – «в параличе» (хотя нынешние времена для нее – и нелегки и опасны). Она живет, пытается находить и находит ответы на вызовы времени. Среди тех, кто считает ее своей, есть люди разных политических взглядов и убеждений. Не будем оценивать настоящее обстоятельство, лишь отметим, что  и это – показатель жизненности Церкви, стремящейся не разъединять, но объединять. Конечно, не всегда получается осуществить все задуманное, но из этого никаких далеко идущих выводов делать не стоит. Давайте же вместе строить церковную жизнь, отвечающую высоким принципам Русского Православия, которые с такой любовью на протяжении десятилетий пыталась сохранять Зарубежная Церковь, и которые всегда разделяли все честные христиане бывшего СССР.

Мой призыв прост: «Обымем друг друга».