От Балтики до Черного моря. Россия и европейские члены СНГ. Часть 2

Можно согласиться с К.Фроловым, что именно советская историческая наука легализовала терминологический и понятийный аппарат униатской "австрийско-украинской” партии, препарировав его под нужды классовой борьбы Украины, “чуждой державы царей” против “тюрьмы народов”, исключив религиозно-историческую парадигму. Это не удивительно, ведь первым президентом Академии наук большевистской Украины стал М.Грушевский, который не остался в отошедшей к Польше Галиции, а предпочел работать на будущую перспективу в Киеве, несмотря на снобизм и отвращение к “пролетарской культуре”. В поздневосветское время антирусские аспекты доктрины запоздало пытались откорректировать, но общий итог изменений в сознании дает возможность выставлять даже запрет в 50-е годы униатской церкви - пособника гитлеровцев как репрессию против национального движения и борцов со Сталиным, хотя роль и деяния бандеровцев полностью повторяли феномен униатов на австрийской службе в 1912-1914 годах.

Убийственный диагноз поставил москвофобии историк зарубежья Н.Ульянов: "Когда-то считалось само собой разумеющимся, что национальная сущность народа лучше всего выражается той партией, что стоит во главе националистического движения. Ныне украинское самостийничество дает образец величайшей ненависти ко “чтимым и наиболее древним традициям и культурным ценностям малороссийского народа: оно подвергло гонению церковно-славянский язык, утвердившийся на Руси со времен принятия христианства” и “на общерусский литературный язык, лежавший в течение тысячи лет в основе письменности всех частей Киевского государства, меняет культурно-историческую терминологию, традиционные оценки героев и событий”. “Все это означает не понимание и утверждение, а искоренение национальной души. Именно национальной базы не хватало украинскому самостийничеству”. “Оно всегда выглядело движением ненародным, ненациональным, вследствие чего страдало комплексом неполноценности и до сих пор не может выйти из стадии самоутверждения”. “Для украинских самостийников главной заботой все еще остается доказать отличие украинца от русского”, “мысль до сих пор работает над созданием антропологических, этнографических и лингвистических теорий, долженствующих лишить русских и украинцев…родства между собой. Сначала их объявили "двумя русскими народностями" (Костомаров), потом двумя разными славянскими народами, а позже возникли теории, по которым славянское происхождение оставлено только за украинцами” “Обилие теорий, и лихорадочное…обособление от России, и выработка нового литературного языка не могут…не зарождать подозрения в искусственности”.

Тем не менее, к концу ХХ века самоидентификация украинцев как нации есть реальность. Таково самосознание и тех миллионов, что действительно дружественно настроены к России. Бесполезны и деструктивны, поэтому, попытки некоторых кругов политически навязывать иное, вместо того, чтобы, зная смыслообразующее ядро переориентации Украины на Запад, противопоставить антимосковитству конкурентоспособную историческую идеологию сотрудничества. Идея интернационального братства в коммунистическом союзе таковой альтернативой себя не оправдала.

Кардинал Зенон Грохолевски, глава Конгрегации по вероучению Римо-Католической Церкви и кардинал Хусар посещают Украинский Католический Университет во Львове. Май 2004 года

Русская Православня Церковь после распада страны оставалась единственной структурой, соединяющей в духовной сфере бывшую единую общность. Зависимые финансово, выходящие из-под жесткого контроля государства церковные структуры оказались перед давлением уже другого свойства: политические группировки у власти в новых государствах начали использовать свои законодательные и финансовые возможности для привлечения духовенства к осуществлению своих политических и геополитических планов. Сюда же направились субсидии и участие государственных интересов и антиправославных сил из-за рубежа. Католические фонды (Кirche in Not, ФРГ) оплачивают возведение храмов и образование в престижном “Коллегиум-руссикум” (Ватикан). Сейчас УГКЦ создала 3301 мельчайший приход, 60 уч. заведений, 64 издания. Практикующими греко-католиками является костяк антирусской интеллигенции. Цель УГКЦ - создание “Украинской Поместной Церкви Киевского Патриархата” в юрисдикции Римского папы. В нее должны войти и православные, и раскольники, и УГКЦ. Этой же цели подчинена религиозная политика официальной Украины. Под давлением таких смешанных интересов произошел раскол православия на Украине.

29 июня 1994 г. Церемония открытия первого на территории бывшего Союза Католического Университета. Львов, Украина

В документе ЦРУ от 4 марта 1958 года, посвященном оценке внутренней прочности “режима китайско – советского блока”, анализируются потенциальные оппозиционные настроения и структуры, которые можно было бы использовать в случае всеобщей войны, вероятность которой в этих документах неизменно оценивается как существенная. Выводы с этой точки зрения в целом неутешительны, подчеркивается, что в целом имеющееся сопротивление носит скорее “антикоммунистический, нежели антирусский характер” и в случае потенциальной войны “большинство украинских солдат будут яростно сражаться на русской стороне”, а “украинское диссидентство вряд ли решилось бы на сопротивление советскому режиму, если бы только не было совершенно уверенно в том, что СССР проиграет войну”. Сопоставляя антирусский и антисоветский потенциал, документ отмечает, что соответствующие настроения и активность сохраняются в западных областях Украины и проводятся в основном интеллигенцией, “сопротивляющейся русификации”. В связи с недавним подавлением венгерского мятежа, отмечено отсутствие на Украине какого-либо “сочувствия” к мятежникам. Тем не менее, документ выражает “надежду”, что украинский “национализм можно было бы поддержать живым, чтобы он послужил основой для свободной Украины в будущем”. В пункте 13 “приложения С” делается вывод, почти рекомендация по стилю изложения, что “оппозицию советскому режиму можно было бы естественно канализировать в требования расчленения СССР”.

Пассионарность униатов, являющихся источником идеологии москвофобии на Украине, обусловлена и тем, что Галиция не знала принудительной атеизации в таких сроках и мерах, как МалоРоссия, НовоРоссия и Таврия, тогда как православной малороссийской интеллигенции, стоящей на позициях общерусского единства, был нанесен колоссальный удар с разных сторон в 20 - 30е, и 60-е годы. Русскооязычные промышленные регионы Новороссии - самые атеизированные, обывательские и не способны сформулировать идейную альтернативу, которая стала бы в начале 90-х годов адекватным ответом на “галицийский вызов”, основанный на извращении истории. Идея реставрации СССР, таким ответом не являлась. Именно отречение от общерусской и общеправославной судьбы позволяет обосновывать историческую логику не только отдельного от России, но ориентированного стратегически и духовно на Запад развития Украины. За членство в НАТО ратуют все униатские лидеры УНА-УНСО, и верно замечание К.Мяло, что прославление сейчас на Украине Мазепы объясняется не только его союзом с геополитическим противником России Карлом XII, но и апофеозом в период его гетманства латино-могилянской школы.

Официальный Киев в дипломатической риторике говорит о равных добрососедских отношениях с Россией и со всеми другими государствами, что говорит о не-российском векторе государственной доктрины страны, где более трети населения - русские, а более половины считает русский язык родным. Рада отказалась в 1996 году придать русскому языку статус государственного даже в Новороссии и в Крыму - на землях, которые никакого отношения не имели к Чигиринской республике Б.Хмельницкого, воссоединившейся с Россией в 1654 году, а также в переписывании истории под углом зрения многовековой борьбы Украины с имперской угнетательницей Россией. Мазепинщина как историческая идеология преподается в школах, но в свое время из 16 епископов, анафематствовавших Мазепу, 14 были малороссами.

Украина, взяв на себя роль ликвидатора СССР, провозгласила себя и “учредителем” СНГ. Однако, Украина так и не стала настоящим членом СНГ - она не подписала Устав СНГ и Договор о коллективной безопасности. С самого начала именно позиция Украины вела к тому, чтобы не сохранились не только единые вооруженные силы, но даже не было бы “объединенных”. Политика Украины в целом за истекшее десятилетие была нацелена на то, чтобы СНГ как структура, удерживающая военно-стратегический и геополитический ареал исторического государства российского, стала номинальной. Украина приняла участие в оформлении соглашения ГУАМ, получившего название по первым буквам названий составляющих его членов – Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы. Это региональное объединение без России стран Черноморско-Каспийского бассейна – важнейшего стратегического региона, созданного в противовес СНГ государствами, открыто заигрывающими с НАТО, США и Турцией, откровенно проявляющей идеи исторического реванша.

Украина подписала Хартию Украина - НАТО, где содержится формулировка о стратегической цели Украины - интеграции в “атлантические структуры”. Ратификация Договора России с Украиной сняла ряд объективных препятствий для вступления ее в НАТО, так как формально, хотя и в формулировках, позволяющих двусмысленное толкование, признала сегодняшние границы Украины. Сразу после подписания этого договора (до ратификации), символизировавшего уход России с Черного моря, были назначены там совместные маневры с НАТО “Си-Бриз”, первоначальный сценарий которых предполагал отработку защиты целостности Украины от посягательств иностранной державы, а именно отторжения Крыма “соседней державой”.

По всем канонам оценки статуса международного договора Договор между Россией и Украиной, ратифицированный в 1999 году, не удовлетворяет признакам “договора о дружбе”. В нем отсутствует самый главный для сегодняшней ситуации пункт - обязательство не вступать в блоки и союзы, враждебные друг другу и не допускать на свои территории вооруженные силы третьих держав. Вскоре Председатель Совета по национальной безопасности Украины заявил свое мнение о будущем Украины: “НАТО не должна оставить бывшие республики СССР один на один со своей безопасностью”. Последовавшие контакты с НАТО подтвердили эту устойчивую тенденцию в политике Украины, которая особенно укрепилась после выборов президента и последовавшего парламентского переворота, когда вопреки регламенту оппозиция была отстранена от принятия решений.

Эти события подхлестнули не только “атлантическую”, но и пророссийскую тенденцию. Поэтому Украина - объект приложения колоссальных политических, финансовых усилий и “демократических” ухаживаний США. США самым пристальным образом контролировали ситуацию и перипетии с проблемой автономии Крыма и статусом Севастополя. Еще до разгрома Киевом пророссийских крымских государственных структур сформулировали с завидной жесткостью свою позицию: Вашингтон непременно должен быть четвертым участником, если к диалогу Крыма и Украины присоединяется Россия. "Неовильсонианская политика" действовала по пункту VI Программы Вильсона, подчеркивая “иностранный” статус Черноморского Флота. Но Шестой флот США, нарушая Конвенцию о Черноморских проливах, многократно входит в Черное море. Британский министр обороны М.Ривкин заявлял, что вовлечение Украины в партнерство с НАТО должно стать логическим завершением распада СССР. Конгресс США перенацелил стратегию финансирования на Киев, чтобы предупредить всеми средствами любые интеграционные тенденции с Россией, которая вместе с Украиной стала бы опять “империей“, то есть супердержавой.

С геополитической точки зрения - православная Украина уже оказывается зажатой в знакомые исторические тиски между "латинской" Галицией, и крымскими татарами, поощряемыми из Львова и Стамбула, из которых она вырвалась однажды только через Переяславскую Раду. Но осуществить полное геополитическое и духовное разъединение русских и украинцев - эту давнюю цель, не раз откровенно сформулированную З.Бжезинским, можно лишь вытеснив Россию из Крыма и Севастополя, что будет и окончательным решением Восточного вопроса с поражением России и славянства. Это прекрасно понимали в XIX веке - от поэта Н.Державина, до героев Севастопольской обороны и канцлера А.М.Горчакова. Его двухсотлетие Россия отметила пышными речами министра иностранных дел и договором с Украиной - отречением от Крыма и Севастополя, что выглядело почти фарсом - ибо именно черноморские позици России и отмена унизительных последствий Крымского поражения были делом жизни блистательного русского дипломата.

Князь Горчаков согласился принять пост министра иностранных дел лишь после окончания всех процедур по заключению Парижского мира с тем, чтобы не ставить свою подпись под этим позоpным, по его мнению, договором. Горчаков начинал многолетнюю титаническую дипломатическую работу, понимая, что восстановление статуса полноценной Черноморской державы - это борьба за результаты полуторавековой работы России на Юге и непременное условие исторического существования России как великой державы. Вскоре прозвучали знаменитые слова Горчакова, декларировавшие в присущей тому времени форме новую внешнеполитическую ориентацию России - сдержанность и неучастие в европейских делах кроме прямо затрагивающих Россию. Такая стратегия была основана на собственных интересах и возможностях, нецелесообразности для России в ее положении поддерживать систему международных отношений, заложенную в 1815 году: “Император решил... сосредоточить на развитии внутренних ресурсов страны свою деятельность, которая будет направляться на внешние дела лишь тогда, когда положительные интересы России потребуют этого безоговорочно. Россию упрекают в том, что она изолируется и молчит... Говорят, Россия дуется. Россия не дуется. Россия сосредоточивается”.

Поводом для дипломатического заявления о принципах внешней политики России стали настойчивые попытки Англии и Франции вовлечь Россию в многосторонние политические демарши и оказание давления на внутренние дела в Неаполитанском королевстве. Как видно, сегодняшние усилия Запада втянуть Россию в чуждые ей комбинации, связать ее политическую волю и заставить подпевать хором атлантическому солисту не новы. Когда Россия в ущерб себе камуфлировала диктат США и НАТО “согласованной позицией мирового сообщества” в ситуации с Ираком, с Югославией, новизна - лишь в неспособности противостоять нажиму. Крымское поражение войне лишило Россию флота и укреплений на Черном море, но не смогло уничтожить ее государственную волю. Через четырнадцать лет сосредоточения и напряжения этой национально-государственной воли и искуснейшей дипломатии знаменитый циркуляр 1870г. Горчакова без единого выстрела вернул России ее утерянные права. Россия не считала себя более связанной условиями Парижского мира и объявляла об этом всей Европе. Впоследствии Горчаков утверждал, что даже готов был уйти в отставку, если только решительный шаг был бы отложен: “Я охотно пожертвовал бы собою... Меня не могли бы обвинить ни в чем, кроме того, что я поставил превыше всего честь моего отечества”.

Сегодня утрата Севастополя и Крыма имеет уже драматические последствия и для России, и для всего восточнохристианского мира, Средиземноморья и Балкан, угрожающие безвозвратным концом ее роли мировой державы и распада самой России в случае пожара уже на всем Кавказе и агонии ее южных территорий, ибо Кавказ и Крым геополитически всегда были абсолютно неразрывно связаны и опирались на российские позиции на Черном море. Если бы Россия не сдала Севастополь,Чечня была бы невозможна, как и претензии спешно переселяемых на турецкие деньги крымских татар. Не был бы возможен мятеж косовских албанцев, поддержанный Западом - этот второй после Чечни (явно тщательно подготовленный и скоординированный по всем Балканам) акт драмы на поствизантийском пространстве.

На этом фоне ратификация Договора о Дружбе с Украиной, проведенная в значительном мере московскими коммунистами в угоду их украинским товарищам, нанесла колоссальный ущерб позициям России и открыла дорогу Украине в НАТО. Все это весьма противоречило самой официальной позиции России, неоднократно выраженной Президентом, премьер-министром и министром иностранных дел: расширение НАТО на Восток даже за счет восточноевропейских государств противоречит национальным интересам России. Подписание договора о дружбе с государством, чья стратегическая цель - интеграция в те самые атлантические структуры, расширение которых противоречит официально объявленным интересам России, по крайней мере непонятно. Этот Договор не удовлетворяет статусу Договора о дружбе, так как не несет обязательств не проводить недружественную политику.

Учитывая, что условием вступления в НАТО новых государств является отсутствие территориальных споров и разногласий с другими государствами, а процесс территориального размежевания между Россией и Украиной юридически не завершен, так как отсутствуют легитимные юридические акты, обосновывающие сегодняшнее статус-кво, указанный договор, признающий границы нынешней Украины, снял препоны для вступления Украины в НАТО, при этом не налагая никаких обязательств. Пока этот Договор был не ратифицирован, имели огромный вес документы, в которых признана незаконной и оформленной с нарушением законодательства передача Крыма Украине в 1954 году. (Постановление Верховного Совета РФ от 21 мая 1992 г.), а также Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 29 октября 1948 г. о выводе Севастополя из Крымской области и Указ Верховного Совета РФ от 9 июля 1993 "О статусе г. Севастополя".) Указом Президента России от 22 октября 1993 года все постановления ВС РСФСР, принятые до 21 октября 1993 года, сохраняют свою силу.

Очевидно, что даже при отсутствии действий по реализации этих постановлений, даже при фактическом уважении сложившегося статус-кво, как дело обстояло по доброй воле России все эти годы, одно наличие этих документов является сдерживающим инструментом и препятствием для очевидного стремления Украины вступить в НАТО. Договор под таким названием, по крайней мере должен был содержать взаимные обязательства не всупать в блоки и союзы, враждебные друг другу и не допускать вооруженные силы третьих держав на свои территории. В случае с Украиной эти судьбоносные противоречия развиваются в не менее драматическом геополитическом и международном контексте.

На пути определенных стратегических и идеологических устремлений Запада остается ряд серьезных препятствий. Прежде всего, это Белоруссия, настроенная сугубо “антиатлантически”, а также цивилизационно самодостаточная без внутренней антиномии, в массе населения демонстративно равнодушная к Западу со всем его идейным багажом, что вызывает бойкот и истерическую травлю. Также и Приднестровье стало после ухода руских кораблей из Измаила единственной точкой опоры России на дунайско-Балканском направлении.

Союз с Белоруссией вызывает буквально трепет у стратегов нового атлантического “Grobraum” и у их московских и минских сторонников. В России причины носят в большой степени мировоззренческий характер. Значительная часть политической элиты России после марксизма легко приняла западноевропейский либерализм, в котором, как и в марксизме, нация не является субъектом истории (в марксизме это класс, в либерализме - это индивид). Ценность национального единства второстепенна в сравнении с идеологией “где хорошо там и отечество”, поэтому расчленение общерусского древа, численное сокращение нации не ощущается этими кругами как историческая и национальная драма. Это относится и к узкому откровенно проамериканскому кругу, и к многочисленным “прекраснодушным” либералам, не чуждым идеи сильной России. Их объединяет однако, стремление изменить цивилизационную суть русского сознания, через “привитие в России западных ценностей”, несмотря на то, что Россия не есть часть западноевропейской цивилизации, взращенной на рационалистической философии Декарта, идейном багаже Французской революции и протестантской этике мотиваций к труду и богатству.

Объединение России и Белоруссии делает эту цель мало осуществимой, причем совсем не в связи с личностью и политикой нынешнего президента Белоруссии. Отставание Белоруссии в “реформах” и “антидемократизм” ее лидеров не могут затормозить процессы в огромной России или повлиять на Москву. Но к нынешним русским добавятся 12 миллионов славян, гораздо меньше вестернизированных духовно, и, главное, свободных от комплекса неполноценности по отношению к Западу и всему его идейному багажу, который свойствен российскому истэблишменту и значительной части обывателей. Россия станет как никогда однородно-национальной (более 90% россов), что весьма беспокоит лидеров тюркских субъектов, приветствующих “неоевразийство” России с его измененным вектором развития от “славяно-тюркской” к “тюрко-славянской” доминанте. Россия также восстанавливает то самое ядро, которое все противники союза хотели бы изменить, - ядро, определяющее культурно-исторический тип исторической российской государственности.

Становясь при этом геополитически более самодостаточной, Москва уменьшает свою уязвимость по отношению к Западу, обретая объективный потенциал к большей самостоятельности как субъект мировой истории в тот самый момент, когда Запад прилагает невиданные усилия, чтобы утвердить лишь для себя право на историческую инициативу. Поэтому причина противодействия не в президенте - это предлог, не в экономических различиях, которые дело технического урегулирования (немцев они не остановили). Но с точки зрения геополитических позиций России по отношению к явленным устремлениям Запада - объединение России и Белоруссии – сейчас самое серьезное препятствие на пути передела мира, камень преткновения и на пути Балто-Черноморской унии, проекта антиправославных сил XVI века, который вновь реанимирован сегодня. Движение к воссоединению России и Белоруссии – это возможность продемонстрировать самостоятельную национально-государственную волю, восстановить утраченные геополитические позиции и рычаги противодействия военно-стратегическому давлению.

Картина противодействия союзу в Белоруссии имеет свои нюансы. Здесь противодействие оказывается весьма узкой частью столичного населения и носит, с точки зрения национального консенсуса, поверхностный характер. В Белоруссии, которая помнит вечные бесчинства католической Польши на оккупированных православных землях и в ХХ веке, нет серьезного раздвоения общенационального сознания, которое приходится констатировать на Украине. Белоруссия была полигоном атеизма, и погром Православной церкви здесь достиг беспрецедентного размаха, когда к 1988 году осталось лишь 50 приходов. За 10 последних лет их число выросло до 1050. Атеизированная интеллигенция в значительной части своей придерживается прозападных настроений, но по сравнению с Украиной в Белоруссии нет своего “галицийского феномена”, нет особого этно-культурного и географического прозападного анклава. Однако, противостояние также питается цивилизационной раздвоенностью между православием и католицизмом – польским по всем признакам и финансированию - Архиепископ Казимир Свэнтек и две трети епископов – поляки, богословская и образовательная подготовка – в Польше, где находятся и две радиостанции. Показателен конфессиональный состав противников союза: С.Шушкевич, М.Гриб, С.Богданкевич – католики, лидер Народного Фронта З.Позняк – униат.

Хотя “антитоталитарные” и “антипрезидентские” мотивы белорусской оппозиции выставляются в России как главные, отсутствует всякая логика в попытках обосновать отказ от объединения якобы антидемократическим характером сегодняшней Белоруссии и ее президента. Именно объединение с “демократической” Россией, безусловно, дает шанс серьезно повлиять в этом же направлении на маленькую Белоруссию, но никак не наоборот. Практически скрыт тот факт, что настроения немногочисленных, но активно поддерживаемых Западом и украинскими УНА-УНСО противников союза с Россией в Белоруссии носят исключительно антироссийский характер. Основные идейные клише в ходе не только митингов, но и научных конференций – это не лозунги за демократию (Россия в этой области явно впереди), это призывы дистанцироваться от России и делать все, что ей во вред и на пользу ее сегодняшним геополитическим соперникам. К.Мяло выяснила, что на фоне обвинений властей Белоруссии в “фашизме”, именно белорусский Народный фронт и особенно его молодежная организация “Маладой фронт” открыто взяли за основу документы организаций, действовавших на территории оккупированной Белоруссии, в частности “Союза беларускай моладзi”, аналога “гитлерюгенд”.

Уже стало очевидным, что наиболее серьезным фактором укрепления сильного, интеллектуально конкурентоспособного общественно-политического вектора пророссийского характера, важного в любых обстоятельствах, как при успехе, так и параличе объединения, является не ностальгия по коммунистическому СССР, а возрождение затоптанного в годы социализма мировоззрения “западнорусского москвофильства” интеллигенции Белой Руси прошлых веков. Можно только согласиться с исследователем К.Фроловым в его оценке как перспективного направления изучения наследия философа, богослова и историка М.О. Кояловича. Вокруг этого начинают объединяться и православное общественное движение, и главное, преподавательские и академические корпорации пророссийской ориентации, центром которых становится Богословский факультет Европейского Государственного Университета в Минске и др.

Молдавия. Раскол Молдавии при достаточно “советском” колере общественной риторики Приднестровья ярко отражает идейную, культурную и геополитическую борьбу за поствизантийское пространство, в которой латинский вектор олицетворен Кишиневом, а православно-славянский – Тирасполем. Это отразилось сразу в борьбе алфавитов. К сожалению, этому феномену и смыслу борьбы не было придано никакого значения в парадигме “демократия – тоталитаризм”, сменившей клише “коммунизм – капитализм” Но перевод молдавского языка с кириллицы на латиницу и переименование его на румынский язык символизировал и запрограммировал изменение культурной ориентации целого региона устойчивого славянско-православного влияния. Кириллическая графика молдавского языка – это его древнейшая графика, а не искусственное насаждение “тоталитаризма” или русификации. Это графика богослужебных книг и государственных актов Молдавского княжества до османского ига, сохраненная во всех исторических перипетиях и поэтому отказ от нее Молдовы и сохранение Приднестровьем символичен.

Процесс отчуждения от России в Молдавии также как и на Украине воплотился в исторической идеологии, меньше всего отражающей отношение к фактам истории и идеологиям ХХ века (событиям 1940 года, когда СССР принудил румынское правительство официально подписать возвращение Южной Бесарабии, аннексированной Румынией в 1918 года, неоднократное перекраивание территорий в этом регионе). Политическая эксплуатация этих событий давно истратила свой потенциал не только потому, что апелляция к молдавской государственности 1918 г. и осуждение пакта Молотова – Риббентропа в качестве главной основы выхода Молдавии из СССР, дало безупречное юридическое право Приднестровью не следовать за Кишиневом, но и потому, что параметры переосмысления исторического вектора гораздо шире.

В западной исторической мысли заложено еще Гегелем в его “Философии истории”, где лишь западные народы наделены ролью всемирно-исторических и способных “свободно творить в мире на основе субъективного сознания. В той или иной степени с большим или меньшим нигилизмом это демонстрируют Т.Моммзен, Ж. де Местр, А.Тойнби. Один из крупнейших архитекторов габсбургской внешней политики и идеологии в отношении православных соседей немцев и венгров министр Б.Каллаи прямо указывает на противоборство духа Запада и духа Востока как цивилизованного и варварских миров, границы которого “теряются в нижнем течение Дуная и возле Адриатического моря, имея в виду границу византийского православного пространства. К.Мяло блестяще проследила как молдавская постсоветская “историософия” интерпретирует историю края в русле западного дуалистического историзма. В Молдавии пролегла граница, далее которой не смогла продвинуться Римская империя, и здесь, как считалось, император Траян, победитель даков возвел знаменитые “лимы” - укрепления на Дунае на стыке “цивилизованного Рима” и “варварской Скифии”. К.Мяло отмечает, что последние раскопки заставляют усомниться в происхождении этих стен и дают больше оснований полагать, что здесь именно славяне возвели укрепления против римлян, но в Кишиневе быстро подхватили западную трактовку Траянова вала именно как фрагмента “Китайской стены западного мира”. На смену латино-скифскому противостоянию в исторической идеологии пришло противостояние латино – славянское” с акцентом именно на противопоставлении славянству, поскольку румыны и молдаване – православные.

Румыния после некоторого сбалансирования своей государственной стратегии тем не менее в области исторической идеологии явно проявляет интерес к идее территориального расширения, который уже привел в ХХ веке к попыткам захватов в арьергарде интервенции Антанты и гитлеровского рейха, а сегодня проявляется по отношению к “проблеме влахов” в Югославии и к Молдавии. Это имеет также исторические корни, когда еще в годы федерализации исторического государства Российского и провозглашения Молдавской республики в Бухаресте раздавались радостные оценки, что сам факт национально-территориального деления обещает в длительной исторической перспективе претендовать на присоединение к Румынии выделенного из единого тела России квазигосударственного образования. На всех международных исторических конгрессах румынские делегации с нарастающей настойчивостью поднимают вопрос о противоправности положений Берлинского трактата 1878 года и обмена Добруджи на Бессарабию, чтобы оправдывать оккупацию Бессарабии в 1918 г. и обосновать “незаконность” возвращения румынским правительством Южной Бессарабии в 1941 году. С подобными трактовками на крупных международных исторических конгрессах выступал бывший зам. министра иностранных дел социалистической Румынии, ныне директор Института международных отношений Василе Сандру.