Действительность и видимость Косова и Метохии

Когда великие мировые мастера разрешения конфликтов писали сценарий последнего эпизода драматического сериала о Космете, они даже не предполагали, что и сами являются статистами в самом настоящем историческом переплёте, который начался не в 1990 г. и не закончится в 2006 г. Пойми они свою роль скромнее, то, может, и смогли бы поспособствовать тому, чтобы этот тяжёлый спор между сербами и албанцами наконец начал разрешаться. Ведь нам, сербам и албанцам, действительно необходима помощь какого-то международного авторитета в этом вопросе. Но, похоже, оказание беспристрастной помощи в разрешении споров подобного рода, то есть продолжительных и тяжёлых столкновений, – всего лишь лабораторная ситуация на идеологизированных семинарах по «разрешению конфликтов» (conflict resolution). Последний задуманный эпизод в истории о Косово и Метохии, названный «стандарты прежде статуса», начинает походить на всё что угодно, но только не на то, что призвано отражать его название, и таким образом подобен первому эпизоду, который в своё время получил название «Милосердный ангел».

То, что существенным образом отличает время «Милосердного ангела» от «стандартов прежде статуса» – это сама ситуация. Она авторов этой пьесы превращает в статистов куда более широкой и сложной драмы, которую они не понимают и не хотят принять. Кому бы сейчас пришло на ум предпринимать что-то в Косово, имея такой хаос в Ираке и Афганистане и проблемы с новым терроризмом? Но их намерение написать последний эпизод, и, если понадобится, самим его разыграть, имеет мало общего с косметской действительностью, которая будет существовать и когда они уйдут, или хотя бы сменят форму своего присутствия. На деле имеет место сопротивление действительной ситуации настоящей фикции. С одной стороны мы имеем действительность жизни в Космете, а с другой – технический доклад о стандартах специального представителя генерального секретаря ООН Совету Безопасности. С одной стороны, невозможность возвращения двухсот пятидесяти тысяч изгнанных, а с другой – пустые разговоры о более благоприятном климате и условиях для возвращения, конечно, без цифр и фактов. С одной стороны мы имеем сто пятьдесят пепелищ, где до недавнего времени были памятники высшей культуры и места живого богомолья, с другой – отчёт о решительной готовности к «началу начальной попытки». С одной стороны мы имеем сербских детей, которых в школы уже шесть лет сопровождают вооружённые солдаты, с другой – заверения в существенном прогрессе в обеспечении свободы передвижения. И так далее. Это и есть та изменившаяся ситуация, которая не позволяет мыльного хэппи-енда, как это изначально было задумано.

Постепенное превращение Косова и Метохии из мультиэтничной в моноэтническую среду на глазах у международной административной миссии – это только один, хотя и самый тяжёлый показатель провала этой миссии за шесть лет её деятельности. Не лучше и другие стороны косметской действительности, хотя они и не так по-человечески драматичны, как положение сербов в крае. Его экономика полностью разрушена, его социальная действительность поражена преступностью ужасающих размеров. Сами официальные представители УНМИК называют уровень безработицы в 70%. В городах царит урбанистический хаос. Приштина, по оценкам УНМИК, насчитывает свыше 500 тыс. жителей, против неполных 300 тыс. до его прихода, с вычетом 35 тыс. сербов, проживавших там до войны. Город задыхается в дыму электростанции «Обилич», а электричества не бывает по три-четыре дня в неделю в зимние месяцы, равно как и в других городах и сёлах по всему краю. При всём этом, ресурсы сербского имущества, простым захватом которых куплен социальный мир, почти полностью иссякли. Общественной и политической жизнью управляют кланы, сведение счётов между которыми происходит ценой жизней. В такой ситуации неудивительно, что во главе правительства, то есть временных органов самоуправления, которые, по докладу Петерсена, медленно, но верно выполняют демократические стандарты, встало лицо, обвинённое в военных преступлениях.

Но какой бы тяжёлой и почти бесперспективной эта ситуация ни выглядела, для неё, оказывается, существует относительно простое лекарство. Это – независимость Косова и Метохии. Когда об этом говорят албанские лидеры, нам ясно, что это ультимативное требование не имеет под собой существенных оснований в нынешней ситуации в крае, и не имело их даже в ситуации, преобладавшей на протяжении 90-х гг. Здесь мы всего-навсего имеем дело с насчитывающей десятилетия национальной программой албанского движения, направленной на отделение. Когда такое требование выдвигают известные и неизвестные албанские лоббисты по всему миру, начиная с некоторых американских конгрессменов, и кончая Международной кризисной группой, этому опять не следует удивляться, так как дело в деньгах, вложенных в этот проект. Когда, в то же время, независимость Косова и Метохии поддерживают какие-то официальные лица могущественных мировых государств или международных организаций (как, например, члены Международной группы по Балканам), тогда речь идёт о намного более серьёзном симптоме мировой и европейской политики в Косово и Метохии. А именно, речь идёт о инерции международной политики, которую в этом, как и во многих других случаях, отличает специфический невежественный оппортунизм.

Этот довольно известный феномен, который уже годами витает над действительностью Косова и Метохии, по этому конкретному поводу требует хотя бы минимального объяснения.

По стечению известных обстоятельств Косово и Метохия шесть лет назад послужили поводом для серьезной военной интервенции крупнейшей в мире вооружённой силы. Не взирая на недостаток оснований для интервенции с точки зрения международного права, мир, то есть самая влиятельная его часть, принял эту вооружённую акцию как оправданную, и по этой причине осуществил её дополнительную международно-правовую легализацию посредством Резолюции СБ ООН № 1244. В этом документе крупнейшей мировой организации пять ключевых пунктов: 1) в Косово и Метохии вводится международное гражданское и военное управление; 2) гарантируется суверенитет и территориальная целостность СР Югославии (сегодняшней Сербии и Черногории); 3) международное управление имеет задачей стабилизовать общую обстановку в крае, где главным является обеспечение основных прав и свобод человека и поддержание многонационального характера края; 4) международное управление должно помочь сформировать временные органы самоуправления; 5) по осуществлении этих основных задач последует переход к определению будущего статуса Косова и Метохии.

Эти пункты Резолюции 1244 ясны и, можно сказать, не подлежат произвольному толкованию. Решающим, таким образом, является то, что происходит в самой действительности Косова и Метохии. Эту действительность, между тем, по большей части формировала деятельность гражданской миссии ООН. С самого начала, во главе со своими специальными представителями, эта миссия действовала скорее как преднамеренный деколонизатор, чем как исполнитель строгого задания, полученного от Совета Безопасности ООН. Итак, не только косметские албанцы, их политические лидеры и местные органы ещё с июня 1999 года начали вести себя так, как будто Косово уже независимо, но им в этом содействовала и гражданская миссия ООН. Целым рядом своих действий она вела себя так, как будто пришла с целью установить новые государственные механизмы внутреннего управления Косметом, чем вышла за рамки своей компетенции, обозначенной вышеупомянутой резолюцией. Установление отдельной таможенной системы, введение международных проездных документов для граждан Kosmeta, новые регистрационные знаки транспортных средств, отдельный код почты, телеграфа, телефона и отдельный телефонный номер – всё это и многое другое представляет собой скорее новые символы независимого Косова, чем условия лучшего функционирования общественных служб. Край функционально отделяется и удаляется от остальной Сербии, чем потихоньку создаётся привычка независимости от неё, которая вместе с ультимативной политической волей способствует общей атмосфере свершившегося факта.

Так на практике одно легальное по международному праву положение непрестанно возвращается в состояние того изначального оправдания вооружённой интервенции. Как будто где-то было решено, что Сербия за то, что причинила албанцам в Космете, должна быть наказана потерей этой части своей территории. Разумеется, в соответствии с международным правом и по правилам международных отношений так не делается, особенно после установления международного порядка ООН. Нигде нет ни малейшего намёка на то, что столкновение государства с национальным меньшинством на её территории могло бы решаться отделением пространства, на котором проживает меньшинство, от государства. В мире и в Европе существует большое количество конфликтных ситуаций между государством и национальным меньшинством, и само допущение, что такое столкновение можно было бы решить отделением, вызывает большие сомнения, сопротивление и неприятие.

В случае Косова и Метохии этот недостаток законных оснований для поддержки албанского сецессионизма компенсируется спорными моральными обоснованиями и аргументацией. Классическая вооружённая агрессия с этой целью названа гуманитарной интервенцией. И как бывает, никто эту подмену права моралью не выразил лучше, чем один известный гуманистический философ. Приняв за чистую монету донесения с места событий, которые действительно были ужасны, Юрген Хабермас в своё время (в апреле 1999 года в еженедельнике «Die Zeit») свой очерк, посвящённый разъяснению характера интервенции НАТО, озаглавил необычно экспрессивно: «Зверство и гуманность. Война на границе права и морали». В общем, албанцы независимость от Сербии заслужили своей жертвой, своей самоотверженной борьбой в духе Ганди за свободу, своим несомненным моральным преимуществом перед противником.

В данный момент нет необходимости ставить вопрос, действительно ли всё так и было. Пока достаточно будет сказать, что речь идёт о широкомасштабной общественной кампании, которая достигла убедительного преимущества в мире и создала достаточное основание для интервенции, являющейся прецедентом. И не только для вооружённой интервенции, но и для полномасштабной инструкции по практической деколонизации, обусловившей поведение УНМИК. А именно, считалось, что пропасть между международным правом, корректно выраженным в Резолюции 1244, и политической целью независимости Косова и Метохии можно будет преодолеть с помощью авторитарно навязанного принципа справедливости. Другими словами, практическое поведение международного посредника вело к тому, чтобы пункт №2 Резолюции (гарантия суверенитета и территориальной целостности СР Югославии, то есть Сербии и Черногории) и пункт №5 (перспектива поднятия вопроса будущего статуса края) были приведены в соответствие друг с другом необычным способом: достижением независимости Косова и Метохии.

Для такой операции было необходимо сохранить преемственность морального преимущества албанцев и после установления международного управления в Косово и Метохии. Тем не менее, эта предпосылка лопнула как мыльный пузырь всего за несколько недель после прихода миссии ООН. Ответ албанцев был для международных администраторов неожиданно жесток – этническая чистка сербов, что значило убийства и изгнание, захват домов, квартир и земли, варварское издевательство над религиозными объектами и культурным наследием сербов, и даже над их могилами. В первые месяцы такое поведение было обозначено как «понятный реваншизм» (Бернар Кушнер, первый специальный представитель), но время шло, а албанское большинство оставляло всё меньше шансов на осуществление сценария  деколонизации по плану. 17 марта 2004 года стало ножом в спину исполнителей их независимости. Даже самым ярым сторонникам такого одностороннего эпилога международной миссии стало ясно, что ситуации времён «Милосердного ангела» и времени «стандартов прежде статуса» существенно различаются.

Тем временем, произошла консолидация государственной политики Сербии в отношении её южной области. Этот процесс даже и не протекал прямолинейно восходящей тропинкой, однако бег со временем не остановился благодаря крайне нетактичному поведению албанского фактора. На данный момент эта политика в общих чертах сводится к общему политическому согласию относительно неприятия независимости Косова и Метохии, прямому воздействию на возможный процесс децентрализации внутри края и готовности к диалогу с албанскими лидерами и остальными участниками по всем открытым вопросам. Не только высказана готовность к защите государственных интересов в крае, но такая готовность получает право гражданства на сложной мировой дипломатической сцене. Эти течения со своей стороны вносят значительный вклад в картину изменённой ситуации, с которой сейчас сталкивается международный фактор. В этот момент наша государственная политика вошла в фазу, в которой и практическими политическими, а не только международно-правовыми аргументами может отстаивать сохранение внутренней связи пунктов 2) и 5) Резолюции 1244. А именно, будущий статус Косова и Метохии (пункт 5) сейчас намного конкретнее и реальнее можно отстаивать и защищать в рамках принципа суверенитета и территориальной целостности Сербии и Черногории (пункт 2).

Совсем другой вопрос – предсказуемость исхода процесса, который должен решать будущий статус Косова и Метохии. Этот исход неизвестен, но и вопрос об исходе уже не так ясен, да и не оправдан, как это было всего два-три года назад. Действия в этом направлении теперь поделены между тремя сторонами: международной, нашей государственной и косметско-албанской. И в то время как позиции двух последних факторов не только ясны, но и совершенно противоположны, позиция первой стороны переживает определённую модификацию и внутреннее усложнение, из-за которого предсказуемость исхода остаётся только темой для политических пропагандистов.

Известно, что Сербия и косметские албанцы не могут решить свои открытые вопросы без посредничества международного сообщества. Вероятно, этого не получится даже при его посредничестве, если албанские представители не примут форму компромисса, на которую Сербия полностью готова. Соответственно, в такой мере растёт значение позиции посреднической стороны в этом контексте. Но, как мы сказали, её позиция становится всё менее ясной с течением времени. Для сербской стороны это пока хорошо, потому что для неё предыдущая ясность международной позиции была абсолютно неблагоприятной. Эта позиция, напомним, в предыдущие годы преимущественно была повёрнута лицом к независимости Косова и Метохии. Сейчас такой открытой тенденции больше нет, и этот вид постепенной модификации для нашей стороны вполне благоприятен.

Но никто не может сказать, что маятник окончательно качнулся в сторону решительно нейтральной, то есть объективной позиции международного фактора. Эффект невежественного оппортунизма по-прежнему силён в его поведении по данному вопросу. Это мы можем легко установить, отслеживая способ, которым этот необходимый посредник проводит собственную политику «стандарты прежде статуса». Если бы здесь существовала хотя бы минимальная последовательность, мы бы даже и не говорили о будущем статусе Косова и Метохии, но с крайней серьёзностью обсуждали бы темы о выполнении стандартов.

Проблема относительно простая, хотя бы для понимания. Косово и Метохия далеки и от минимального выполнения поставленных стандартов. Последовательное осуществление этой провозглашённой политики международного сообщества должно было бы на неопределённое время отложить разговор о статусе, пока стандарты не начнут выполняться на самом деле. В оценке этого нет места произвольности. Временные органы косметского самоуправления должны быть многонациональны и по составу, и в обеспечении неотъемлемых прав сербов и общин остальных национальных меньшинств. Правосудие Косова и Метохии должно быть как эффективным, так и беспристрастным в национальном отношении. Сербы должны пользоваться неограниченной свободой передвижения. Их число в краю через шесть лет должно было бы быть по крайней мере вдвое больше сегодняшнего, и все репатрианты должны были бы жить в своих домах и квартирах. Процесс приватизации не должен был бы посягать на общественную собственность Сербии и частную собственность сербов. Косовский защитный корпус не был бы по-военному устроен и вооружён, а только готов реагировать на элементарные неурядицы, что является его единственной задачей. И так далее.

Ничего этого не происходит в Косово и Метохии, и всё это нетрудно описать, измерить и оценить. Но, как мы видели из технического доклада специального представителя о выполнении стандартов, всё это нетрудно и сфальсифицировать. Сама возможность сделать что-то такое, а тем более реальность уже сделанного, вызывает оправданные сомнения в желательности роли международного посредника в ближайшем будущем. Генеральный секретарь ООН, по правде сказать, скорректировал доклад Петерсена и назначил отдельного специального представителя для так называемой всеобъемлющей оценки стандартов. Но и его мандат определён сроком, не нарушающим сценария, по которому разговоры о статусе должны начаться через несколько месяцев после представления всеобъемлющего доклада. В итоге – сентябрь, октябрь. Как будто выпущенная стрела летит к цели.

Видимый итог изменений в международном факторе – изменённая риторика, сюда относится и большее внимание к позициям Белграда. За этим стоят две вещи: невозможность дальнейшего оправдания того, что косметские албанцы не смогли предоставить доказательство своей способности управлять краем, и уважение единой государственной политики в Белграде, готовой на политический диалог и компромиссное решение. Неудобства для самых влиятельных участников с международной стороны создаёт сознание того, что мирное, продолжительное и всеобъемлющее решение этого сложного вопроса требует времени и терпения от всех трёх сторон. Этим ресурсом (времени и терпения) сейчас располагает только сербская сторона. Соединённые Штаты по своим причинам требуют относительно быстрого решения. Европейский Союз, по своей сопровождающей роли, когда речь идёт о более глубоких балканских столкновениях, более-менее повторяет американский подход. Россия в этом международном треугольнике имеет ещё самое слабое влияние. Тем не менее, не является невозможным, чтобы равнодействующей силой их совместных действий было несколько большее терпение и дополнительное время, посвящённое переговорному процессу.

Самая большая проблема – у косметских албанцев. Они уже шесть лет живут с фикцией независимости, которую им создали другие. Проблема заключается в том, что они не могут (себе) признаться в том, что эта независимость – не та настоящая, суверенная и безвозвратная, какую они в конечном счёте хотят получить. Но проблема и в том, что тот, кто им создал фикцию независимости, теперь не может им открыто сообщить истину. Конечно, не нужно недооценивать реальное положение и состояние косметских албанцев. Оно, глядя объективно, ужасно во всех отношениях и поэтому представляет опасность для Космета, остальной Сербии и всего региона. Хуже всего то, что албанские лидеры, как им свойственно, управляют этой опасностью. Это даже положительный политический параметр и для некоторых международных участников. Они достаточную причину для независимости края находят в, как они говорят, разочаровании албанского населения в Космете. С трогательной претензией на серьёзное участие в поиске решения, они на самом деле ведут себя как дети, которые перед неприятной проблемой закрывают глаза руками. Вот и вся их серьёзность. А проблем ещё много.

И так мы возвращаемся к началу этой истории. Косово и Метохия сейчас – проблема нынешнего поколения, сербов и албанцев. Но эта проблема не появилась с ним. Основная трудность для международного сообщества в том, что оно эту проблему определило как следствие правления Слободана Милошевича и попробовало решить её в духе ликвидации его политического наследия. Сегодняшние международные факторы было бы трудно убедить, что влияние Иосифа Броза  Тито или Энвера Ходжи на эту проблему было хуже, чем Милошевича. И потому эта попытка сегодня была бы политически бесполезной. Для них достаточно сильнее углубиться в существующую структуру проблем. В ней как бы там ни было содержится прошлое. Такая попытка убедила бы их, что во имя решения этой проблемы достаточны маленькие, но безвозвратные шаги вперёд. Итак, вопрос не в том, найдём ли мы магическую формулу статуса Косова и Метохии, но в том, найдём ли мы способ примирения интересов, которые слишком долго находятся в полном противоречии.