Не лишайте меня радости

Юлия Уралева, прихожанка Крестовоздвиженского храма Саратова, мать двоих детей, детский психолог в Свято-Покровской православной классической гимназии и, вот уже около семи лет — волонтер епархиального Общества милосердия: ухаживает за маленькими детьми-сиротами, перенесшими операции. Как это дело, требующее особой жертвенности, терпения и любви, возникло в ее жизни? Откуда она, такой занятой человек, черпает физические и духовные силы для того, чтобы везде успевать и делать все на совесть? Что, наконец, дает ей такая напряженная и насыщенная жизнь?

— Сколько себя помню, я бежала на помощь тем, кто в ней нуждался, и надо сказать, иногда даже перегибала палку. Именно Церковь помогла мне увидеть это: предложи свою помощь, но не навязывай — уважай свободу другого человека.

— Этому Вас научили в Обществе милосердия?

— С Общества милосердия вообще по-настоящему началось мое воцерковление. Уже будучи волонтером, я никак не могла справиться с одной серьезной проблемой личного характера. И обратилась за советом к духовнику Общества священнику Сергию Кляеву. Он дал мне довольно простые рекомендации, которые предполагали регулярную домашнюю молитву, внимательное и неуклонное участие в церковной жизни. Это подкреплялось еще и конкретным христианским делом: я занималась рисованием с ребятами из приюта «Маленькая страна», потом стала ухаживать за детьми в больнице. К тому же я оказалась окружена единомышленниками, которые поддерживали молитвенно и морально. Постепенно ощутила, что становлюсь другим человеком, меняюсь. Получается, что я, пусть малой лептой, помогала Обществу, а Общество — мне.

— А почему сейчас продолжаете эту деятельность?

— Когда секретарь предлагает мне освободиться от дежурства из-за большой занятости, я независимо от усталости или настроения прошу: «Только не лишай меня этой радости!», и не лукавлю. Мне, правда, совсем не тяжело, только бывает страшновато, когда ребенок сильно страдает физически,— ответственность велика, ведь мы все-таки не медицинские сестры. Конечно, когда дети повзрослей начинают показывать свой характер, не слушаются, своевольничают — бывает, раздражаешься, чувствуешь себя беспомощной, даже злишься. Но потом понимаешь свою слабость, свое христианское несовершенство — спасибо этим малышам! На помощь всегда приходит молитва: успокаивает, вразумляет. А еще надо всегда помнить, что мы уйдем, а дети останутся, а потом и вовсе вернутся обратно в приют; поэтому проявлять к ним особую ласковость, пытаясь компенсировать недостаток родительского внимания, и тем самым привязывать их к себе вообще бесчеловечно. Психологически это, конечно, очень тяжело, особенно поначалу. Увидишь этих брошенных, никому не нужных детей в таких тяжелых послеоперационных состояниях, да еще с врожденными патологиями, и слезы градом. Был момент, когда я всерьез хотела удочерить девочку. Однако жизнь внесла свои коррективы.

— А не боялись, что не хватит любви на чужого ребенка?

— Нет. Я не сомневалась, что справлюсь. Ну и пусть у нее какие-то патологии, а если бы это был мой ребенок, разве они бы меня смутили?! Правда, на такие чувства я способна не ко всем детям, за которыми ухаживаю. Когда не получилось взять девочку в свою семью, смирялась я долго и непросто, очень уж она мне полюбилась. Со временем все-таки пришло понимание: значит, я нужна именно в таком качестве — и не одному ребенку, а сразу многим. На этом месте всё, что могу, сделаю. В душе настало спокойствие. Я благодарю Господа за то, что Он дает мне возможность послужить малышам в качестве волонтера. И здесь тоже надо знать меру, не делать этого в ущерб семье, не преувеличивать от собственной гордости свою нужность. Надо уметь доверять Богу — неужели Он не найдет, кому позаботиться о наших подопечных?!

— Как школьный психолог, Вы тоже помогаете детям, только другим. Как пришли в эту профессию?

— Психология меня всегда интересовала. Но когда я поступала в университет, применения этой специальности практически не было. Поэтому сначала я стала филологом, а спустя некоторое время получила и второе образование, по психологии. Практикую уже пятый год. Считаю эту профессию замечательной: себя в ней нашла.

— Были ли у Вас сомнения в том, что она подходит верующему человеку?

— Я все время просила Гос­пода, чтобы Он меня вразумил, нужно ли мне это, просила духовной помощи у святой блаженной Матроны. Были моменты, когда я просто горела профессией, и у меня все прекрасно получалось, но потом я узнавала какие-то вещи, которые расходятся с православным мировоззрением, и отступала, думая, что придется бросить психологию…

— …Но возвращалась. Почему?

— Просто появлялись люди, причем часто из нашего Общества милосердия, которые обращались ко мне именно за этой, психологической, помощью. Им хотелось, чтобы психолог был еще и церковным человеком. Постепенно я убедилась, что, занимаясь психологией, я не совершаю греха, надо только обходиться без методик и приемов, противных моей вере. К таким, например, относится чрезвычайно модное сейчас нейролингвистическое программирование сознания.

— На мой обывательский взгляд, психология — наука довольно шаблонная, которая подгоняет всех под некие модели, а человек — существо намного более сложное…

— Стереотипы и шаблоны в психологии действительно существуют, особенно в некоторых методиках, и к ним надо, конечно, осторожно подходить. Но есть вещи на самом деле мудрые, подтверждение которым я нахожу в святоотеческой литературе. И знаете, если я смотрю на человека как на механизм с поломками, а не как на создание Божие, то Господь мне показывает мою неправоту: этот человек поступает неординарно, неожиданно для меня. Я бы хотела получить еще и духовное образование, чтобы в работе не уклониться от Православия. Можно, наверное, действовать на свой страх и риск, по принципу: кто ничего не делает, тот не совершает ошибок. Но все-таки я боюсь согрешить, навредив человеку.

— Зачем вообще христианину нужен психолог, если есть собственная совесть и священник?

— Психология дает дополнительные знания о человеке, которые можно и нужно использовать, в том числе и христианину, внимательно следящему за своей внутренней жизнью. Психолог, как и священнослужитель, тоже «работает» с душой, но на другом, не сакральном, уровне. Человек, у которого есть какая-то проблема, пребывает в состоянии эмоционального потрясения и не всегда может самостоятельно разобраться в деталях ситуации, правильно себя оценить. Психолог в данном случае помогает ему посмотреть на происходящее шире, а значит, увидеть менее разрушительные пути решения проблемы. Задача специалиста, который себя мыслит как православный, состоит еще и в том, чтобы помочь человеку увидеть корень проблемы в собственном духовном состоянии. То есть психолог, по сути, может стать помощником священнику. К тому же я, как школьный психолог, нужна детям и для их развития, потому что есть ребята, у которых слабая память, внимание, замедленная реакция или скорость мышления.

— Юлия Александровна, поделитесь наблюдениями: какие они, наши современные дети?

— Для меня плохих детей нет, но испорченность общества, духовная неграмотность родителей часто коверкает их души. Сегодня у людей очень сильно развито чувство гордости, поэтому им очень сложно друг с другом — сложно друг друга терпеть и любить. Я наблюдаю это и в стенах нашей гимназии.

— В чем, на Ваш взгляд, причина этого?

— Такое неумение смиряться друг перед другом, такой эгоизм связаны, по моему мнению, с разрушением семьи как ценности. А ценность института семьи утрачивается в огромной степени из-за перераспределения внутрисемейных функций. Когда муж становится слабым, отказывается от ответственности за жену и детей, теряя при этом стимул быть во главе, управлять, содержать,— жена вынуждена стать сильной, взять бразды правления в свои руки. А получив власть, отдать ее трудно, порой невозможно. Так постепенно нарушаются иерархические отношения в семье, подрывается авторитет мужа и отца. Поскольку такая ситуация противоречит естественной природе мужчины и женщины, начинаются взаимные упреки, конфликты. Люди, ослепленные борьбой за свое «я», не в состоянии адекватно воспринимать и оценивать то, что происходит вокруг, в том числе и с их детьми. А дети воспринимают такую модель поведения, когда нужно во что бы то ни стало отстоять свою правоту, не уступить другому, и привносят ее потом во взаимоотношения с одноклассниками, с друзьями, в свою будущую семью.

— Выход есть?

— Многое зависит от женщины. Да, она может в чем-то лучше разбираться, что-то лучше уметь, но вместе с тем взять и по любви к мужу поджать свое «Я», подстроиться под слабого. Здесь и мудрость нужна, и духовная зрелость какая-то.

— А в своей семье удается это применить?

— Мы стараемся. Слава Богу, мой супруг тоже ходит в храм, у нас есть общий духовник, который очень нам помогает и которому муж доверяет. Но так было не всегда. Приходилось просто молча терпеть непонимание и ссоры. А потом Господь послал утешение. Чувствую, как мы все больше с мужем сближаемся и действительно становимся единым целым. Благодаря храму я научилась намного больше его уважать и ценить, даже его недостатки: не просто терпеть их, а именно с любовью принимать. Дети же в таком возрасте, когда им уже нельзя диктовать свою родительскую волю. Я уважаю их мнение, выбор, доверяю им… и молюсь за них.

— Стало быть, вы с супругом единомышленники; а как быть, если один из супругов невоцерковленный человек?

— Независимо от того, воцерковлен человек или нет, он видит, что его супруг или супруга меняется к лучшему, а значит, тоже начинает вести себя иначе. Видя, что тебе явно прощают какие-то твои промахи и не упрекают за это, и не гордятся, то есть даром отдают любовь, ты хочешь не хочешь, а начинаешь задумываться о собственном поведении. Но, конечно, мы говорим о тех случаях, когда люди любят друг друга и стремятся быть вместе. Вообще все может получиться, если в основу всех наших взаимоотношений и действий мы пытаемся заложить любовь… Разве Господь нам не это заповедал?