Русская Православная Церковь XX век 15 декабря / Православие.Ru

1917 — Поместный Собор заявил о том, как Церковь понимает вопрос о своем правовом положении в государстве.

Еще осенью по поручению Собора профессор С. Н. Булгаков составил специальную декларацию «Об отношениях Церкви и государства», «которая предваряла правовые определения и где требование о полном отделении Церкви от государства сравнивалось с пожеланием, “чтобы солнце не светило, а огонь не согревал”». В конце концов, суммируя пожелания и мнения, Собор определился в том, какими хотел бы видеть церковно-государственные отношения в России.

Собор также постановил «установить с 1 января 1918 г. с выпускаемых из епархиальных, монастырских и других церковных свечных заводов церковных свеч особый сбор по пять руб. с пуда... Взимание сбора возложить на свечные заводы, а дело заведования сим сбором сосредоточить в центральном комитете епархиальных свечных заводов». Выполнить это распоряжение в условиях начавшейся национализации церковных и монастырских имуществ, включая свечные заводы, было невозможно.

В этот же день — Вышло постановление Синода «О юридическом статусе Русской Православной Церкви».

В постановлении содержалось требование не принимать никаких законов, относящихся к Церкви, без предварительной консультации с нею и без ее санкции.

Однако на подобные переговоры советское государство идти не собиралось.

1922 — Возобновлено следствие по делу Святейшего Патриарха Тихона.

Особоуполномоченный ГПУ Я. С. Агранов подписал постановление, в котором говорилось: «...Приступить к производству дознания по обвинению гр. Белавина и Феноменова». В качестве основания назван приговор Московского трибунала от 5 мая 1922 г. В постановлении оба подследственных именовались «зачинщиками и организаторами кампании по противодействию мероприятиям Соввласти».

1924 — Обновленцы захватили Киево-Печерскую лавру.

1929 — Секретариат ВЦИК принял постановление «Об урегулировании колокольного звона в церквах».

В постановлении содержалась такая витиеватая формулировка:

«В связи с новым распределением трудовых процессов в рамках непрерывной недели, выдвигающим по-новому вопрос о пользовании колокольным звоном для религиозных целей, предоставить право регулирования колокольного звона при отправлении культовых служб горсоветам и районным исполнительным комитетам, с правом обжалования соответствующих постановлений горсоветов и РИКов до окрисполкомов включительно; решения последних являются окончательными».

Почему же центральная исполнительная власть решение столь важного государственного вопроса отдала на откуп местным совдепам и комитетам? Да потому, что во ВЦИКе не сомневались, что право регулирования звона будет понято как команда к его запрещению. Не остался в стороне и Главлит. Его циркуляром к числу запрещенных песен был причислен известный и любимый народом «Вечерний звон» на слова И. И. Козлова. О каком же регулировании или ограничении колокольного звона могла после этого идти речь?!

Далее в том же постановлении говорилось: «Ввиду ряда запросов с мест о снятии с колоколен колоколов и об использовании их, а также вырученных от их реализации сумм поручить СНК РСФСР в месячный срок выработать проект соответствующего постановления и представить его на рассмотрение Президиума ВЦИК».

Добавить нечего, кроме одного: начало этой фразы являлось уже традиционным оборотом во всех официальных документах, а ее завершение — «горячим» откликом на начало. Рекомендации НКВД по колокольному звону были более категоричны:

«Колокольный звон, производимый на всю данную округу церковниками, резким образом противоречит принципу отделения церкви от государства, ибо по бытовым условиям и правам широких безрелигиозных масс, особенно города, он мешает труду и использованию трудящимся населением его отдыха… При всех этих условиях и при наличии соответствующих требований, идущих со стороны культурно выросших широких трудовых масс, необходимо нашим правительственным органам встать на путь применения в отношении к церковному колокольному звону строго ограничительных и даже запретительных мер… При проведении этих мероприятий местные общественные организации обязаны предварительно провести широкую подготовительную кампанию. Е. Тучков».

Во избежание «перегибов» упомянутые мероприятия по линии НКВД Тучков советовал проводить в тесном контакте с ЦК ВКП (б).

Антиколокольная кампания, как и любая другая антицерковная вакханалия большевистского государства, имела и политические, и экономические аспекты. Несмотря на все денежно-валютные и торговые эксперименты Совнаркома, финансовое и экономическое положение советской России оставалось критическим. Твердый рубль был, но управлять рублем «верхи» не смогли. Всеобщее материальное и духовное обнищание народа продолжалось. Только в одном 1924 г. Особым совещанием ОГПУ за подделку денежных знаков было приговорено к расстрелу и расстреляно 743 человека — небывалое в мировой уголовной истории число для подобного вида преступлений, но это — и весьма красноречивый показатель социально-экономического благополучия. Вглубь и вширь росла контрабанда, процветали спекуляция и воровство.

Не изменила жизнь народа и смена вождей. Говоря словами Сергея Есенина, Сталин еще «суровее и угрюмее» продолжал творить дела своего предшественника. В заботах об укреплении собственной власти новый вождь тоже пошел по пути усиления правительственной валютной монополии. В 1925 г. прекратили чеканку серебряного рубля, а в 1926 г. — полтинника. «Свободное» серебро пустили на нужды Внешторга. В 1926 г. был запрещен вывоз советских денежных знаков за границу, а в 1928 г. ввоз их из-за границы. Вновь стала набирать темпы инфляция. С 1927 г. цены на внутреннем рынке неудержимо поползли вверх, а спустя два года, в 1929 г., в стране ввели карточную систему снабжения продовольственными и промышленными товарами. И вновь единственным держателем настоящей валюты оказалось правительство, а долги народу отнесли на счет будущих завоеваний индустриализации, объявленной всеобщим трудовым фронтом.

Однако для обеспечения пятилетних планов индустриализации требовалось сырье. Нужны были цветные и драгоценные металлы, но осваивать недра — дело долгое, и поэтому в конце 1920-х гг. взялись за церковные колокола.

Веками славились российские города «красным», или «малиновым», церковным звоном колоколов. Самобытное искусство литья колоколов было древнейшим на Руси и, наверное, одним из самых почитаемых в народе. Первые упоминания в летописях о литье колоколов на Русской земле относятся к 988 г. В начале XI в. колокола были установлены на храме Святой Софии в Новгороде, при Десятинной и Ирининской церквах в Киеве, к 1170 г. колокольным звоном наполнился Владимир. Подлинный расцвет колокольного искусства пришелся на ХVII в. С того времени стали «поющими» города и веси России, а наиболее выдающиеся произведения мастеров получали собственные имена: Красный, Голодарь, Лебедь, Сысой, Чудотворец… Каждый из колоколов имел свою биографию, о многих ходили легенды и предания, связанные с судьбами людей и историей государства.

В 1918 г. в советской России голоса колоколов оборвались. «Малиновое» пение отнесли к разряду «контрреволюционного» деяния. Справедливости ради надо сказать, что абсолютного запрета на колокольный звон не последовало, но в постановлении Совнаркома «О набатном звоне» от 30 июня 1918 г. строжайше предупреждалось, что виновные в созыве населения набатным звоном предаются суду революционного трибунала. О служебном, церковном звоне не говорилось ни слова. Однако ударить в колокола боялись. Как докажешь, что звон не «контрреволюционный», если даже звонари, как и все служители культа, считались врагами социалистической революции? Да и власть имущим было не до различий в колокольном звучании.

На основании постановления Совета Народных Комиссаров от 19 сентября 1923 г. приступили к съему колоколов в отдельных закрытых церквах и монастырях. Как было объявлено — за ненадобностью. Растащили те колокола по заводам и в промышленную переработку. А кому-то в Совнархозе еще не снятые колокола показались дармовыми «райскими» яблочками, налитыми красной медью и оловом. Бросились подсчитывать «сырье».

Всероссийскую перепись колоколов начал некий «красный» профессор П. В. Гидулянов. Считал он, конечно, не поштучно, а пудами, чтобы не усложнять работу планирующим ведомствам, — лом он и есть лом. По данным Гидулянова, общий вес колоколов в стране к 1920 г. составлял ок. 2 млн. пудов, из которых св. 112 тыс. пудов приходилось на Московскую епархию, 82 тыс. — на Ленинградскую, 55 тыс. — на Тверскую, столько же — на Нижегородскую, по 48 тыс. — на Ярославскую и Тамбовскую. Подсчитано было все, включая колокола православных храмов Украины, Белоруссии, Грузии.

В своей книге «Колокола на службе магии и царизма» упомянутый профессор высказал следующее соображение: «Волховстрою и Днепрострою нужны материалы для электролитической работы. Мы без труда получим собственную химически чистую красную медь (на электрификацию, производство тракторов и т. д.). При обработке колокольного сплава электролитическим путем СССР приобретает значительное количество металлов, входящих в состав колокольной бронзы: олова и цинка, являющихся у нас дефицитом еще с первых месяцев империалистической войны».

Особо ценные изделия народных мастеров Гидулянов предлагал реализовать по-другому: «Думается, что наиболее целесообразным выходом для ликвидации у нас уникальных колоколов является вывоз их за границу и продажа их там наравне с другими предметами роскоши, искусства и т. д.».

Идеи профессора подхватили, как говорится, на лету. В правительственных учреждениях переплавка колоколов уже рассматривалась как крупная политическая и экономическая акция. А раз так, то все вопросы, связанные с ней, решались при закрытых дверях, с соблюдением строжайшей секретности и под надзором НКВД.

После издания постановления секретариата ВЦИК от 15 декабря «массы» пробудились, поднялась волна шумных митингов и собраний. Города и веси расцветились плакатами «Используем колокола на дело индустриализации!». Своры рьяных исполнителей кинулись на колокольни. Главным центром по переплавке колоколов стал Московский электролитный завод им. Молотова. Первые партии лома стали поступать туда уже в конце 1929 г. Сначала, по пятилетнему плану Рудметаллторга, к 1934 г. заводу предстояло переработать 130 тыс. т колокольной бронзы, из расчета, что всего по стране имеется ок. 150 тыс. т. Однако на поверку планы Рудметаллторга оказались дутыми.

Более осторожные специалисты Гипроцветмета определили общий вес колоколов по СССР минимум в 74 600 т, максимум — в 97 960 т. Из этого количества ожидалось получить св. 55–69 тыс. т чистой меди и ок. 12–14 тыс. т олова. Себестоимость переработки 1 т колокольной бронзы Гипроцветмет установил в 54 руб. 24 коп., из коих 1 руб. 6 коп. (всего лишь) — за разбивку колокола и 11 руб. 60 коп. — за саму переплавку; остальное приходилось на очистку металла и «рабочий контроль». Зато общую стоимость предполагаемой добычи меди и олова горячие большевистские головы подсчитали в золотой валюте по ценам Лондонской биржи: 43 936–52 378 тыс. руб. Как устоять перед таким соблазном?

К октябрю 1930 г. в промышленную переработку поступило 11 тыс. т колокольной бронзы. Высшему совету народного хозяйства (ВСНХ) этого показалось мало. Обратились за помощью в Совнарком Союза. Оттуда ударили кнутом по правительствам союзных республик: сдать до конца текущего года и в первом полугодии следующего не менее 25 тыс. т лома колоколов, в том числе России — не менее 20 тыс., Украине — не менее 4000 т и Белоруссии — не менее 1000 т.

Но прошло две недели, и 23 октября 1930 г. предсовнаркома Союза А. И. Рыков по подсказке И. В. Сталина спустил в «низы» еще одно совершенно секретное напутствие: «Изъятие излишков колоколов необходимо осуществить по возможности быстрее (так как мы решили их использовать в первую очередь для чеканки мелкой разменной монеты, которая до сих пор чеканилась из импортной меди), не придавая этому политического значения и излишней огласки».

Стоило ли Рыкову лишний раз торопить своих наместников? Повальное соревнование по сдаче лома давно захлестнуло страну. Очевидцы тех событий рассказывают, что заунывный стон сбрасываемых на землю колоколов не прекращался в крупных городах даже ночами. Не задумываясь об их архитектурной ценности, покалеченные колокольни тут же взрывали подчистую. Старались партийцы, старались комсомольцы и пионеры, старались даже «обновленные» церковники. Видать, не зря усердствовал в свое время Тучков «со товарищи». В числе первых выступили обновленцы Ржева. Благочинническое собрание духовенства и верующих так прямо и записало в своем протоколе: «…Учитывая, с одной стороны, переход всех государственных учреждений и предприятий на непрерывную неделю с их напряженной и ответственной работой по выполнению пятилетнего плана государственного строительства, а с другой — чрезвычайную потребность страны в цветных металлах, единогласно постановляет: находящиеся в пользовании религиозных общин города Ржева колокола, как собственность государственную, добровольно передать их собственнику — государству и звон по городу Ржеву прекратить с 9 марта сего <1931> года».

Учитывая массовое поступление колоколов в промышленную переработку, в помощь заводу им. Молотова выделили ленинградский завод «Знамя труда». На его задворках затерялись следы колоколов новгородских, вологодских, псковских, костромских, киевских и ленинградских храмов, в том числе и всемирно известного «Исаакия». Кто теперь знает, что когда-то Исаакиевский собор был славен чарующим «красным» звоном? Ни один путеводитель, ни один буклет, посвященный храму-памятнику, не рассказывает о его 15 уникальных колоколах. Главный из них, весом в 1752 пуда, был самым большим в прежней столице. Отлил этот колокол на Охте (район города) в 1860 г. валдайский мастер-кудесник Иван Макарович Стуколкин. Отлил, что называется, нетрадиционным способом — из старых медных монет, добавив в сплав значительное количество золота и серебра. Голос «певца» получился необычайно глубоким. Украшали колокол пять медальонов с изображением царских особ начиная с Петра Великого. Размещался первый красавец собора и города в правой башне северного портика.

Второй по величине колокол собора, весом 978 пудов, был украшен ликами святых евангелистов Матфея, Марка, Луки и Иоанна и занимал левую башню северного портика. Третий колокол, 663 пуда, с образами святителей Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, митрополитов Московских, располагался в левой от южного портика башне. В четвертой башне собора находились остальные 12 колоколов. Некоторые из них также имели барельефы с изображениями святых благоверных великих князей Владимира и Александра Невского, преподобных Сергия Радонежского и Исаакия Далматского, под чье покровительство отдал Петр Великий свой город. Автором моделей медальонов на всех колоколах был скульптор А. В. Логановский, а литье выполнил все тот же кудесник Стуколкин. Впрочем, всего не расскажешь даже об этих удивительных колоколах.

С 1931 г. посыпалась колокольная медь в руки «культурно выросших трудовых масс» мелкой разменной монетой. Добавили колокольную медь и в никелевую монету, которая полностью заменила денежное серебро, — дополнительная прибыль Внешторгу. Хватило меди и на памятники «мировым революционерам».

1950 — Принято постановление Секретариата ЦК ВКП (б), согласно которому должности председателя Совета по делам Русской Православной Церкви, его заместителя, помощника, а также трех членов Совета включались в номенклатуру ЦК ВКП (б).

Это означало, что назначение на эти должности и освобождение от них проводилось только решением ЦК партии. Так ЦК ВКП (б) формально закрепил свое влияние в церковной сфере.

Те вопросы, принятие решений по которым в 1940-х гг. было исключительно прерогативой правительства, с начала 1950-х гг. окончательное разрешение в виде «указаний Совету по делам РПЦ» получали в ЦК партии. Деятельность Совета из сферы контроля со стороны правительственных органов, а значит — из сферы государственных, прагматических интересов переходила в орбиту влияния идеологических структур, а конкретно — Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП (б). Изменение статуса Совета не могло не сказаться на характере его отношений с Русской Православной Церковью. Под давлением Отдела пропаганды и агитации ЦК в работе Совета с конца 1940-х гг. проявляется явная идеологизация этих отношений.

1965 — Московский священник Николай Эшлиман и дмитровский священник Глеб Якунин направили заявление председателю Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорному. В заявлении перечислялись пункты расхождения постановления «О религиозных объединениях» 1929 г., Конституции 1936 г. с фактами откровенного беззакония в регионах.

Однако Святейший Патриарх не хуже авторов писем знал положение дел. В нарушение церковной дисциплины, без благословения на то правящего архиерея авторы не только разослали копии письма всему епископату Русской Православной Церкви, но и не препятствовали тому, чтобы все документы сразу же попали в западные СМИ. В нарушении церковной дисциплины и заключалась суть конфликта этих двух священников со священноначалием.

Уже в начале 1966 г. все документы: заявление Подгорному, «Открытое письмо» патриарху и приложение с обращением к архиереям — приобрели широкую известность. Они были опубликованы за рубежом и переведены на несколько иностранных языков, транслировались по радио, в том числе и на нашу страну. Тема гонений на Церковь в Советском Союзе с тех пор стала одной из дежурных в западных публикациях, хотя, конечно, на Западе хорошо знали о них и ранее. В большинстве статей содержались неоправданные обвинения предстоятеля Церкви, Московской Патриархии и епископата в попустительстве врагам Церкви и соучастии в ее разрушении.

1972 — Состоялось заседание Священного Синода.

Синод постановил: «Имея в виду большой опыт в экуменической деятельности и полезность в данное время работы в Отделе внешних церковных сношений и в Московской духовной академии, протоиерею В. Боровому возвратиться к 1 января 1973 г. в Москву».

С марта 1962 г. протоиерей Виталий Боровой был представителем Русской Православной Церкви при Всемирном Совете Церквей, настоятелем церкви в честь Рождества Богородицы в Женеве, участвовал в работе всех Ассамблей ВСЦ (включая 7-ю). С июня 1966 по июль 1975 г. был заместителем директора комиссии «Вера и церковное устройство». В течение долгого времени трудился в Объединенной рабочей группе ВСЦ и Римско-католической Церкви; присутствовал в качестве наблюдателя от Русской Православной Церкви на всех заседаниях Второго Ватиканского Собора (1962–1965). «За многолетние труды во Всемирном Совете Церквей» Синод выразил протоиерею Виталию Боровому благодарность и удостоил его ордена Святого равноапостольного князя Владимира I степени. Протоиерей Виталий Боровой был назначен профессором Московской духовной академии и консультантом Отдела внешних церковных сношений.

1992 — В Кишиневе состоялось епархиальное собрание.

В собрании приняли участие ок. 700 священнослужителей и миряне — представители подавляющего большинства церковных общин Молдовы.

Почти единогласно, при одном воздержавшемся и нескольких отсутствующих клириках, они высказались «за сохранение существующего статуса Православной Церкви в Молдове в составе Московского Патриархата».

1996 — В Киево-Печерской лавре состоялся Архиерейский Собор Украинской Православной Церкви.

Из 37 епископов в заседаниях по болезни не участвовал один.

Собору предшествовала острая полемика в лоне самой Украинской Церкви по вопросу об автокефалии и о возможных путях объединения украинского Православия. В принципе, высказанные в 1993 г. епархиальными советами позиции «за» и «против» практически не поменялись. Епархии Западной Украины выступали за необходимость быстрого положительного решения этого вопроса, видя в канонической автокефалии средство защиты от нападок раскольников и борьбы с унией. Восточные и южные епархии заявляли о категорическом неприятии самой идеи автокефалии, видя в ней отступление от Православия и шаг к унии.

Руководясь исключительно заботой о благе Церкви, Архиерейский Собор единодушно (против подан один голос) принял решение о нецелесообразности и несвоевременности автокефалии Украинской Православной Церкви в той ситуации церковного раскола, которая сложилась в Украине. Основным аргументом, побудившим к принятию такого решения, было то, что в условиях противостояния Православных Церквей часть верующих, не согласных с национально-этническим определением предусматриваемой украинской автокефалии и ее прозападной ориентации, отойдет под омофор Московского Патриархата. Таким образом будет положено начало новому расколу Украинской Православной Церкви.

1999 — В Московском Кремле состоялось юбилейное заседание Московской епархии, посвященное 2000-летию Рождества Христова.

В юбилейном заседании приняли участие клирики и представители мирян от всех приходов Москвы и Московской обл., а также наместники, настоятели и настоятельницы монастырей, находящихся в обеих епархиях.

2000 — В зале Церковных Соборов кафедрального соборного храма Христа Спасителя Святейший Патриарх Алексий II председательствовал на юбилейном епархиальном собрании Москвы.

Согласно статистике, которую привел Святейший Патриарх, Русская Православная Церковь имела 130 епархий, ее епископат насчитывал 153 архиерея. Число монастырей достигло 545, из них 265 — мужских и 280 — женских, не считая 150 монастырских подворий.